Сергей Алексеев - Игры с хищником

Однако в следующий момент он понял, что это всего лишь хмель докатился до мозгов...

– Прости меня, – повинился Сергей Борисович. – Я нес всякий вздор... Это защитная реакция.

– У меня тоже, – почти весело обронила она и оглядела стол. – Пир во время чумы...

Звонок городского телефона зазвучал пронзительно, как тревога, и вызвал раздражение, ибо память об Ангелине до сих пор оставалась болезненной. Если даже дежурный охранник забыл выключить связь, то обязан был среагировать на долгие звонки, однако этого не происходило. Сергей Борисович потянулся было за трубкой, однако в следующий миг на глаза попал пистолет, и два этих предмета на столе – звенящий телефон и взведенный никелированный «вальтер» – вдруг высекли мысль, что все это не случайно...

Он сорвал трубку и резко спросил:

– Что вам угодно?

И услышал голос Горчакова:

– Наконец-то! У вас все в порядке, Сергей Борисович?

Он вновь взглянул на пистолет и спросил:

– Чего ты трезвонишь среди ночи?

– Ваша охрана на месте?

– Откуда я знаю?

– К вам в последние два часа никто не заходил?

– Никто! Что тебе надо, Горчаков?

– Прошу вас, оставайтесь в кабинете, – непривычно взволнованно заговорил генерал. – Запритесь на все замки и на засов! У вас на внутренней двери есть треугольная ручка. Поверните ее по часовой стрелке. Никому не открывайте, даже охране. И не подходите к окнам! Я сейчас приеду!

Сергей Борисович бросил трубку, огляделся и прислушался: в доме было по-прежнему тихо, да и звуки из квартиры почти сюда не доходили. Он открыл первую, звукоизолированную дверь, после чего повернул ключ во второй и резко распахнул...

Освещенный коридор был пуст, впрочем, как и видимый лестничный холл. В общем-то привычный ночной покой, когда дома нет жены и дочери...

Он запер обе двери, однако ручку засова поворачивать не стал. Встревоженный голос Горчакова не насторожил его, а, напротив, вызвал легкое сиюминутное любопытство. Сергей Борисович отодвинул занавеску и не скрываясь стал смотреть в окно.

Погода на улице была промозглая, дождь со снегом – точно такая же, как и той памятной осенью...

Женитьба на Ангелине, устроенная по воле вышестоящего начальства, состоялась сразу же после похорон Брежнева. По регламенту Сергей Борисович обязан был присутствовать на поминальном ужине. Политбюро и секретари обкомов уже рассаживались за столы, когда за спиной внезапно очутился Баланов.

– А вы что тут делаете? – с наигранным и веселым возмущением спросил он. – Оставьте это печальное действие нам, старикам. Вас невеста ждет, уважаемый.

И захромал на свое место.

Их свадьба тоже напоминала поминки.

Во время молчаливо-напряженного ужина подручный Баланова, майор Горчаков, привез им свидетельство о регистрации и вручил без всякого торжества. Однако после шампанского, красного итальянского вина со вкусом дедовой жвачки и армянского коньяка голова у Ангелины закружилась и строгое, поставленное в ИМО, лицо расслабилось, превратив ее в фабричную девчонку. Они сидели за столом даже не рядом, как жених и невеста, – напротив друг друга, словно собеседники, но целоваться на этой свадьбе было не обязательно, да и «горько» никто не кричал. Несколько раз Сергей Борисович пытался завести разговор – не сидеть же как на поминках! – однако Ангелина не поддерживала, и где-то во втором часу ночи, когда молодоженам следовало бы разделить брачное ложе, она вдруг потянулась к нему через широкий стол и прошептала:

– А давай погуляем под дождем?

Он посмотрел на ее вечернее платье, подол которого касался пола, но она поняла и махнула рукой:

– Давай так!

Они пошли тем же путем, как и в прошлый раз, только дальше, и без тропинок, по мху. В неосвещенном бору было так темно, что, выйдя со света, они натыкались на деревья и от этого смеялись. Сергей Борисович взял ее за руку и пошел вперед.

– Знаешь, чем хорош служебный брак? – вдруг весело спросила Ангелина. – Ты никогда не бросишь меня. Если не будет команды. А ее может не быть никогда!

Потом они четверть часа шли молча и уверенно, приглядевшись к темноте. От сырой земли и мха вечернее платье вымокло сначала лишь по кромке, но ткань была такая, что тянула влагу вверх, как промокашка. Ангелина словно не замечала этого, пока не начался предутренний холодный ветер.

– Я замерзла, – пожаловалась она.

Сергей Борисович снял пальто, набросил на плечи и приобнял, ощутив дрожь ее тела.

– Ноги окоченели, – доверчиво проговорила Ангелина.

– Пойдем в дом?

– Не хочу... Я знаю, где можно спрятаться! Беги за мной!

И, подхватив тяжелый подол, побежала по светлеющему бору. Через минуту впереди обозначилось белое тусклое озеро, а на берегу – желтеющее свежесрубленное строение, напоминающее теремок с круговым и высоким гульбищем. Ангелина забежала по временным, строительным ступеням, подала руку и сказала:

– Смотри не навернись.

И эти ее простые слова, оброненные возбужденным шепотом, словно подломили постоянное напряженное ожидание. Она открыла дверь и ввела его в темное пространство.

– Здесь пока нет света. Но зато есть печь.

Сруб был еще сырой, поэтому остро пахло смолой и по сравнению с улицей ощущалось немного парное тепло.

– Что это? – спросил Сергей Борисович.

– Баня. Но она не работает. – Ангелина провела его в парную. – Здесь будет теплее... Ты умеешь топить печку?

Приглядевшись к полумраку, он собрал обрезки досок, стружки и затопил железную печь. Отблески пламени высветили желтое пространство, и сразу стало уютно. Широкий дощатый полок был покрыт старым ватным одеялом, в изголовье вместо подушки лежала свернутая телогрейка.

– Здесь плотники отдыхают, – пояснила невеста. – А я люблю сюда ходить, деревом пахнет...

Они сели рядом, прижались друг к другу, но теплее от этого не стало.

– Одежда мокрая, – сказал он. – Так не согреешься.

Ангелина сняла плащ, расстелила его на полке, затем выпуталась из платья и сбросила его на скамью.

– Ничего себе брачное ложе, – проговорила она, укладываясь. – Но зато здесь можно побыть вдвоем. И поговорить.

Сергей Борисович укрыл ее своим пальто и, присев на корточках возле печки, открыл дверцу – свет и тепло приятно обволакивали лицо и все свежее смолянистое пространство.

– Сядь рядом, – попросила она.

Он послушно опустился на полок, нашел ледяную руку и замер. Прошла, может быть, минута, но дрожать она не перестала.

– Похмелье выходит, – словно угадав его мысли, сказала Ангелина. – Я так много никогда не пила. Но ведь у нас свадебная пирушка... И теперь я тебе буду законной и верной женой.

Он не удержался от иронии:

– Надолго ли?

– Это уж как судьбе будет угодно.