Елена Токарева - Иероглиф

У старообрядцев была вечная проблема: откуда брать пару подросшим детям? Женихи и невесты «с улицы» не годились. Старообрядцы не роднились с кем попало. А жениться на единокровниках боялись – пойдут уроды.

Благочестивая Ксения, сестра Петра, была невеста на выданье.

На хуторе у отца Петра наступило счастливое время сенокоса. Людской состав хутора, в котором жили сородичи-староверы, вставал рано. Состоящий из нескольких крепких больших домов хутор гудел, как растревоженный улей, поспешая с сенокосом.

С утра скрежетала лесопилка. Повизгивали свиньи. Кудахтали куры. И мычали коровы.

В одних старых трениках, без маек, Петр с Романом по утру косили траву. Валялись на свежих стогах, пахнущих чуть привядшей фиолетовой травой и цветами. Пили молоко и зубоскалили.

За Романом ревнивым оком наблюдала сестра Петра – благочестивая Ксения, в длинной юбке и свободной рубахе. «Кошелка деревенская», – сразу определил Роман. И все-таки, улучив момент, когда Петр не видел, Роман прижал Ксению к свежему стогу и быстро ощупал, будто в шутку. От Ксении шибануло жаром. Она не сопротивлялась. Это Романа озадачило и вскружило голову. Полезли мысли: «А что, если ночью… нет, впрочем, убьют и зароют в силосную яму…» Роман нехотя отстранился от Ксении и улыбнулся: «Шутка. Милицейская. Исполняется впервые».

Ксения отряхнулась. И, ни слова не сказав, пошла прочь. Озадачила. С того момента между ней и Романом повисло напряжение. Каждый ждал продолжения. Романа удивило, что Ксения не боялась отца. Он думал, что у староверов нравы были круче.

Отец Петра давно взял в аренду много гектаров леса, делал регулярные вырубки, взамен высаживал, имел лесопилку и строил деревообрабатывающий завод. Для работы родственников не хватало, и он нанимал китайцев.

Китайцы жили отдельно. Для них был построен обширный барак за пределами хутора, после забора, специально поставленного, чтобы отделить свою территорию от китайских рабочих. Туалеты для китайцев были выкопаны на улице. А вода заведена в дом. Зимою тут бывали сильные стужи, и отец Петра подумывал сделать китайцам сортир в бараке. Но они не горевали и по поводу уличного туалета. Малоприхотливые деревенские китайцы были как рабочая скотина.

Роман и Петр пристально наблюдали за их бытом и работой.

– Ненавижу рабство, – сказал Роман Петру.

– Это ты про моего отца? Про то, что он взял китайцев в рабство? – переспросил Петр. – Любая регулярная работа за хлеб насущный – это рабство. Свободным делает только капитал… У тебя есть капитал?

– Как бы не так! – ответил Роман. – Мы бесприданники.

– Это плохо, – подытожил Петр.

На хуторе Роман как-то подзабыл свои городские упражнения со взрывчаткой. Жаркое лето настраивало на мирный крестьянский быт и послеобеденный сон.

…30 августа, в субботу, на хутор, принадлежащий отцу Петра, нагрянули оперативники ФСБ и произвели арест Романа. Весь хутор высыпал смотреть на такое диво. Вышла и Ксения. Когда Роману крутили руки, он увидел, как Ксения плачет.

Заламывая курсанту руки и надевая наручники, опера попутно зачитывали обвинение в подготовке и осуществлении взрыва на китайском рынке в городе Задурийске. В результате взрыва погибло двадцать четыре китайца, семеро цыганок. Ранено было еще пятнадцать человек.

Дневник студента Т. сыграл роковую роль. Оказывается, этот кретин вел дневник и даже никуда его не прятал.

Попытка арестовать Шамана ни к чему не привела. Прапор исчез, будто его и не было.

Роман Киселев находился в следственном изоляторе города Задурийска уже почти месяц. Несвежий плотный воздух тюрьмы состоял из запаха немытого тела, смеси мужской мочи и дерьма. Издалека пробивались скучные ароматы тюремного пищеблока. Роман почти ничего не ел, иногда, пожалуй, жевал хлеб. И быстро терял мышечную массу. Хлеб был третьего передела. Обычно его производили из хлебных остатков, по тюремному спецзаказу. Дешевый.

Едва узнав об аресте, начальник танкового училища поспешил отчислить Романа, с формулировкой «за недостойное курсанта поведение». Начальник училища избегал вляпаться в политику и проклинал тот день и час, когда зачислил в курсанты почти столичного засранца.

Самое большое испытание пока что было ходить по-большому в нужнике. Нужник отделялся от камеры только замызганной простыней, которую повесили, чтобы не светиться мудями. А все звуки и пуки шли непосредственно в камеру. Роман старался по большой нужде не ходить и изо всех сил препятствовал организму. Вскоре у него появился хронический запор. И он вздохнул с облегчением.

Дни в тюрьме тянулись медленно. Адское безделье. Допросы были редким изысканным развлечением. Роман ждал их, чтобы поговорить с умным человеком. Обожал отвлеченные темы. Но на все вопросы следователя по существу отвечал, как с самого начала решил: «Ничего не знаю. Я был на каникулах. Это ошибка».

В VIP-камере провинциального следственного изолятора сидели всего пятеро: три китайца, один хохол и Рома. Одно место было свободно.

Китайцев брали за хроническое незаконное предпринимательство и неоднократный незаконный переход границы. Они гостили в этой камере не первый раз. Но все как-то недолго. После коротких переговоров с китайской стороной коммерсантов отправляли через речку Задурийку домой, и там они якобы несли тяжелое наказание. Но едва ли через полгода снова оказывались тут, живы-здоровы и бодры.

– Смотри, мальщик, – показывал Роме старший китаец, плотный малый, – тут наши записи.

Рома смотрел, куда указывал китайский палец, и видел на стене иероглифы.

– Что тут написано?

– Это советы китайцам, которые попадут в тюрьму. Они прочтут и узнают, кто главный. Кто хороший человек и поможет. Ин-сру-кция. Ваши не понимают – наши понимают.

– Ну, вот тут что, например, сказано? – ткнул Рома наугад в один красивый иероглиф.

– Тут… – китаец посуровел. – Это письмо сыну. Человек по имени Линь говорит сыну: «Сынок, я не прошел – ты пройдешь. Ты не пройдешь – твой внук пройдет. Как вода заполняет пустоты и впадины бесплодной земли, принося ей плодородие, так мы заполним безлюдные пространства и дойдем до конечного пункта». Лето 4070 года.

– Это ваше летоисчисление?

– Да. От основания Поднебесной.

– А что стало с этим Линем?

– Ничиво не стало. Он прошел. Он ушел далеко на Запад. Там в большом Городе Дворцов построили Чайна-таун, Линь стал там работником.

– Почему я ничего не слышал про Чайна-таун?

– Далеко. Слышно плохо…