Олег Рой - Украденное счастье

Сегодня посетил Музей изобразительных искусств, который русские почему-то называют Пушкинским, хотя никакого отношения к этому поэту музей не имеет. Потрясен шедеврами, которые довелось там увидеть. Особенное впечатление произвела на меня «Муза» Анри Руссо, я летел к ней окрыленный, как школьник на первое свидание. Провел почти целый день, глядя на Мари Лорансен, увековеченную Гийомом Аполлинером, на ее могучий торс в платье с оборками, на ее неуклюжую фигуру и ощущал нечто волнующее, серьезное и даже патетическое…

Я в городе, о котором несколько раз упоминала Наташа и чье название я все-таки научился произносить – Мценск. Познакомился в музее с удивительным человеком. Это русский художник Семен Баклашев. Увидев, с каким интересом я рассматриваю картины примитивистов, он подошел, вежливо поздоровался и заговорил со мной на неплохом немецком. Мне он понравился с первого взгляда. Мы долго беседовали о живописи и архитектуре. Семен поразил меня отличным знанием зодчества Цюриха, Берна и даже моего родного Лугано. Этот русский знает имена швейцарских архитекторов, как имена близких родственников. Он рассказал, как встречался с разработчиками проекта железнодорожного вокзала в Берне, талантливыми молодыми ребятами, и узнал от них, что при расширении вокзала необходимо было снести часть близлежащего парка площадью около гектара. Перед проектировщиками встала задача возмещения городу причиненного экологического ущерба, и тогда было принято неординарное решение: сохранить часть старого парка, использовав конструкцию в виде монолитных железобетонных труб на крыше нового вокзала. И таким образом в центре Берна появились помещения для закрытых автостоянок под новым парком и кафе над ними – среди деревьев. Я был потрясен. Русский парень, никогда не бывавший в моей стране, сумел рассказать что-то новое о Швейцарии мне, ее коренному жителю! Я очень люблю бернский вокзал, не раз уезжал оттуда домой, в Лугано, и, казалось, знал о нем все…

Рассказывал Семен и о себе. Он мечтал поступить в архитектурный институт и, хотя это сразу и не вышло, все еще не отказался от своих планов, несмотря на то, что в этом году уже заканчивал обучение в другой области.

Мне посчастливилось увидеть картины Семена, и это стало настоящим откровением для меня. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного! Я вдруг с удивительной остротой почувствовал, как во мне приходит в равновесие некая субстанция, называемая обычно душой, та самая субстанция, что смутно беспокоит тебя и тревожит, когда ты не знаешь, что с собой дальше делать, куда идти, чего добиваться. Картины Семена Баклашева странным образом подействовали на меня. Глядя на них, я вдруг впервые… может быть, не понял, но приблизился к тому, чтобы понять Наташу в ее упорном стремлении вернуться в Россию. Действительно, русским дано свыше нечто такое, что недоступно людям других национальностей, в том числе и нам, жителям успешных и благополучных стран.

Все еще нахожусь под впечатлением от поездки в Россию. Какая удивительная страна… Жизнь там очень тяжелая, чтобы не сказать – страшная. Тоталитарный режим, повальная цензура, люди боятся сказать лишнее слово, многие не решались даже заговорить со мной, иностранцем! Отсутствие элементарных бытовых удобств, пустые прилавки в магазинах, особенно в провинции, там просто почти что голод. А как безобразно одеты русские! Особенно это почему-то заметно на детях – все какое-то блеклое, некрасивое, мешковатое… Глядя на русских детишек, я постоянно вспоминал свою Анжелу, и у меня даже слезы наворачивались на глаза. Наверное, я скорей бы умер, чем нарядил своего ангелочка в подобное тряпье!

И при всем при этом – какие там потрясающие люди! Насколько своеобразной, неповторимой красотой отличаются женщины! Ни в одной стране мира я не встречал столько красавиц на любой вкус – и высокие, и миниатюрные, и с пышными формами, и стройные, как деревца, и белокурые голубоглазые северянки, и смуглые черноокие дочери юга… Идешь по улице или едешь в метро – и только и делаешь, что крутишь головой направо и налево…

А сколько в России талантов! Их актеры, танцовщики, музыканты – обычные рядовые, не знаменитости – не могут не вызывать восхищения. Я уже не говорю о русских художниках, похоже, каждый второй из них отмечен Всевышним…

Софи почти не бывает дома. Последний раз она заявила: «С тех пор как ты вернулся из Советского Союза, тебя точно подменили! Ты совсем чужой!» А мне остается только удивляться тому, насколько же она, оказывается, недалекая. Разве ж дело в России? Просто уже давно пора перестать обманывать самих себя и признаться, что мы стали чужими друг другу. Та вспышка страсти, что ослепила нас когда-то, погасла, и теперь нас связывает только Анжела. Единственное, что держит нас вместе, – дочурка, мой обожаемый ангелочек.

Я часто думаю – за что мне такое наказание? Почему именно со мной, Софи Орелли, урожденной Дзофф, судьба обошлась так жестоко? Может, и правы буддисты и прочие восточные мудрецы, утверждающие, что в каждой жизни нам суждено расплачиваться за грехи, которые мы совершили в прошлом? Потому что в этой жизни, видит Бог, я никаких таких уж особенных грехов не совершила. Разве что мелочи, вроде безобидной лжи или того колечка с жемчужиной, которое я стащила у бабушки, когда мне было тринадцать лет. Ну, очень уж оно мне нравилось!.. К тому же старушка, по-моему, так ни разу и не вспомнила о нем. А ничего более серьезного и не было. Я имею в виду – не было до того, как Анрэ охладел ко мне. Но даже несмотря на это, первые лет десять нашей семейной жизни я была примерной женой и неплохой матерью, всякий может подтвердить…

Сегодня меня раздражает ну просто все. Наверное, из-за того, что плохо спала. И сон снился какой-то дурацкий: будто сижу в парке Лугано на скамейке, на мне ярко-желтое, канареечного оттенка платье (хотя на самом деле у меня никогда в жизни такого не было, я вообще не ношу желтого, мне не идет), а по дальней аллее прогуливаются Анрэ с Анжелой. Он совсем молодой, с усиками, почти такой же, каким я его увидела первый раз на вечеринке у Джины. А Анжела, напротив, абсолютно взрослая, такая, как сейчас, если даже не старше, и в руках у нее шикарный букет цветов. Они идут по дорожке, как самые настоящие влюбленные – в обнимку, не отрывая друг от друга глаз, и то и дело останавливаются, чтобы поцеловаться. Я, когда это увидела, вся аж задохнулась от возмущения. Думала, что сейчас они подойдут поближе, заметят меня, испугаются, смутятся, и тогда уж я… Но не тут-то было! Они вдруг посмотрели на меня и нисколько не растерялись, словно и не делали ничего плохого. Только еще теснее прижались друг к другу, глядят на меня и смеются – дерзко так, нахально, вызывающе… Я проснулась – а сердце так и колотится, никак не уймется, пришлось даже капли выпить. Часа четыре ночи было. И потом я так и не смогла уснуть и встала вся разбитая. Повалялась бы еще, да записалась на утро в салон красоты. Сегодня днем мы с детьми – Анжелой и Владимиром, ее мужем – все вместе едем в Италию. Надо успеть привести себя в порядок. А все, как назло, из рук валится. Когда одевалась, сломала ноготь на среднем пальце, на котором уже несколько лет не ношу обручального кольца. На парковке около салона мое любимое место оказалось занято, моему водителю пришлось поставить автомобиль чуть ли не за километр от входа. Когда выходила из машины, поймала на себе завистливые взгляды двух проходящих по улице девчонок. Какими горящими глазами смотрели они на мой брючный костюм, туфли и сумочку, изящный кулончик!.. Обычно меня такие вещи развлекают, но сегодня их взгляды вызвали лишь досаду. Глупые девочки, знали бы они, что ни «Армани», ни «Тиффани», ни «Бентли» все равно не делают женщину счастливой… Теперь вот сижу в кресле перед зеркалом, ловкие руки мастера колдуют над моими волосами, а я пребываю в горьких размышлениях.