Марта Кетро - Справочник по уходу и возвращению

Впрочем, кто бы говорил насчет одежды. Я привезла с собой два платья, юбку и четыре топа, но так и проходила в подростковых штанах и потной белой майке. Я, видите ли, чувствую себя Брюсом Уиллисом, который спасает мир, когда надеваю белую майку. Ничего, что на ней написано «Я маленький зайчик, который хочет стать пантерой», – главное, она потная, этого достаточно, чтобы немного побыть Брюсом.

Май в Крыму стал для меня откровением. Оказывается, все эти бессмысленные колючки буйно и бесстыже цветут, а куст, в который я все эти годы регулярно падала мордой, спускаясь на пляж, не что иное, как белый шиповник – тот самый, легендарный, о котором повествует чудесная баллада из «Юноны и Авось»: «Белую ветку юный любовник графской жене принес…» Невольно начинаешь озираться – ну и где он?!

Здесь всюду непристойные красные маки и голубые ирисы, белая и желтая акация, лиловая сирень, жасмин и каштаны – дикая красота, мечта идиота.

Нет, вы представьте, идешь вдоль забора, никого не трогаешь, и вдруг развратная роза, растет сама, без призору. Аграрный шок просто.

И все у них так, чрезмерно. Вот гуляем мы по лесу, по сценарию тут должны быть птички, и действительно – запевает одна. Ритм кукушачий, но орет басом, как пьяный матрос.

– Что это у вас, Дима? – говорю.

– Так то ж наша зозуля, – отвечает.

И правда, по сравнению с деликатным ку-ку нашей скромной подмосковной кукушки звучит настолько брутально, что иначе не назовешь – старший сержант Зозуля и есть.

Как известно, красота природы размягчает сердце, упрощает нравы и разжижает мозг. Наши супружеские диалоги тому пример.

Муж:

– Я хочу непристойную фотосессию с сексом!

– Позовем фотографа с обезьянкой?

На рынке почти сшибает набитым рюкзаком стойку с газетами.

– Ты что, габаритов своих не чувствуешь?

– О да, да, я очень большой, я не чувствую своих габаритов!

– Вот именно такие, как ты, раньше клали в гульфик апельсины.

Обгоняем негра с колясочкой, я оборачиваюсь и неполиткорректно ору шепотом:

– Смотрите, смотрите, у него белый ребенок!

Муж присматривается:

– Не, смугленький.

– Ну слава богу, а то я испугалась, что он рогоносец.

Пересказываю сказку, будучи в измененном состоянии от красот природы:

– И тут он приходит к ней под балкон и орет: «Рапунцель, спусти свои трусики!» Представляешь?! Это же банда извращенцев, а не детская сказка!

Осматривая Севастополь, находим его совершенно нерусским городом – ни на одном заборе не увидели плохого слова, зато нашли надпись «любовь – навсегда» и несколько признаний типа «Оля, я тебя люблю. Леха», выполненных откровенно девчачьим почерком.

Накануне отъезда у нас был день блондинок. Около шести вечера мы возвращались с пляжа, и я как раз думала, что травы на холмах серебрятся, как персиковый пушок на ягодицах блондинки. С моря пришла туча, накрыла генуэзскую крепость и опустилась на нашу тропу. Мы шли в облаке, когда впереди прозвучал негромкий жалостный крик, и нам навстречу выбежало порождение тумана – Тупая Блондинка. Она классически заблудилась в горах, стоптала пяточки и обгорела – так, что на ее розовых ушках образовалась короста. Естественно, тут же прилипла к моему мужу, и ему пришлось нести ее на руках вниз, до первых домов. Там она немедленно выцарапалась и нырнула в высокую траву, не оглянувшись. Такую беленькую мы здесь впервые встретили – преобладают рыжие, трехцветные и полосатые, конечно.

В день отъезда, уже в самой Балаклаве, нам переползла дорогу длинная светло-зеленая змея. По пути на вокзал я все думала, к чему.

В поезде поняла. В Симферополе в наше купе села раздраженная женщина с прелестным полугодовалым младенцем, девочкой. В светло-зеленых ползунках. Но я хорошенько помолилась святому Патрику, и проводница нашла нам другие места.

В ночь на седьмое октября сердце мое разбилось: я нашла в Сети фотографию, на которой моя синенькая книжечка загорала на пляже с девушкой. А я, а я?! Немедленно позвонила мужу и нажаловалась, что шустрое мое творение жирует, а мне завидно. Он сделал, что смог – пошел и взял билеты на утренний поезд в Севастополь, благо мастерская рядом с Курским. (Когда есть настроение хвастать, я говорю, что она неподалеку от галереи Гельмана, а когда нет – что возле псарни Кобзона. И то и другое – правда.)

Врать не буду, мы не в три минуты решили. В принципе, планировали в первых числах сентября, потом в двадцатых, потом в начале октября, а потом стали склоняться к мысли, что дождемся загранпаспорта и поедем в теплое место… позже… Но тут картинка эта. И я сказала «NOW!» И стала собираться. Потому что всякому человеку хотя бы два раза в год нужно невозбранно поиграть на губной гармошке, а вот где, где я могу еще это сделать, если дома кошки с невозможными лицами?!

Оптимистично взяла с собой купальник и крем для загара («а че – Крым!») и пессимистично – шерстяные носки и зонт («октябрь, че…»). Скажу сразу, пригодилось все.

Пока собиралась, кошка впала в панику, а кот в депрессию – она швыряла со стола вещи, а он забился в угол и горестно оттуда смотрел. Уезжая, чувствовала себя… да прекрасно я себя чувствовала, потому что еще неделя, и уже я бы начала швырять и забиваться. Или даже ширяться и забивать. Потому что очень устала.

В поезде сначала все время спала. А потом в соседнем купе обнаружилась девочка. Четырехлетних детей с льняными волосами боженька придумал, чтобы меня мучить. Сначала по вагону прошла торговка, проорала про свой товар, а следующие два часа орал белокурый ангел: «Камары, свисташки, пииииво». Потом она пела: «Дежи меня соломочка» – только одну эту фразу, но долго. Очень долго. А потом я пошла в туалет и встретила ее – совершенно прекрасную, ростом с мою ногу и энергичную, как такса. Спешно вспомнив курс молодого маньяка, я спросила: «Девочка, у тебя есть конфетка?» (Твердо помню, что нужно начинать с конфет.) «Неть!» – ответила жертва и показала мне пустые грязные ладошки. Я, как могла нежно, улыбнулась. Ребенок развернулся и побежал по проходу, вопя: «Там тетя уибаетя, там тетя уибаетя!» Уж не знаю, что ее так потрясло – ей что, до меня не улыбался никто? Или я это делала как-то особенно? Но остаток пути она была необычайно тиха.

Ночью оказалось, что соседи мои храпят не просто, а с выдумкой. Точнее, мужчина звучал совершенно банально, а вот женщина оказалась креативной. Вроде бы издавала обычное «с-сы», но вторым треком при этом шло негромкое ровное «гыр-гыр-гыр», будто на бэк-вокале у нее невидимый сердитый гном. Спросонок я представила, что ночью он влезет ко мне на верхнюю полку и стащит мой пушистый красный носок себе на шапочку – испугалась и спрятала пятки под одеяло.