Марк Леви - Те слова, что мы не сказали друг другу

— У меня странное чувство: похоже, моей дочери больше не хочется видеть меня в своем доме. И вообще, если выбирать между твоим смрадным чердаком и моими апартаментами, го, наверное, мне будет гораздо лучше у себя. Я, пожалуй, вернусь к тебе в субботу, чтобы успеть закрыться в ящике до того, как за ним приедут. А сейчас хорошо бы тебе позвонить Уоллесу и проверить, на месте ли он, — сказал Энтони, протянув Джулии листок бумаги, где был написан номер телефона.

— Значит, твой «домоправитель» по-прежнему живет у тебя?

— Честно говоря, понятия не имею, чем теперь занимается мой личный секретарь. Со дня моей смерти мне было как-то недосуг поинтересоваться его жизнью. Но если хочешь уберечь его от инфаркта, то лучше бы ему не находиться у меня дома, когда мы туда приедем. Можешь выдумать любую причину, но меня очень устроит, если ты его уговоришь исчезнуть до конца этой недели — пусть едет хоть на край света.

Вместо ответа Джулия набрала номер Уоллеса. Автоответчик сообщил ей, что мистер Уоллес взял месячный отпуск в связи с кончиной его работодателя. Оставлять сообщения бесполезно. В случае возникновения срочных дел, касающихся мистера Уолша, следует обращаться напрямую к его нотариусу.

— Можешь быть спокоен, путь свободен! — сказала Джулия, пряча мобильник в сумку.

Через полчаса машина затормозила у тротуара рядом с особняком Энтони Уолша. Джулия посмотрела на фасад дома, и ее взгляд тотчас устремился к балкону третьего этажа.

Именно там однажды днем, возвращаясь из школы, она увидела свою мать, которая уже перевесилась через балконную решетку. Что сделала бы мама, если бы Джулия не выкрикнула в тот миг ее имя? Увидев дочку, она помахала ей рукой, словно стирая этим жестом следы своего опасного намерения.

Энтони открыл чемоданчик и протянул Джулии связку ключей.

— Надо же, они доверили тебе твои ключи?

— Ну, скажем так: мы предвидели возможность того, что ты не захочешь держать меня у себя дома или выключишь не сразу… Так ты отопрешь дверь? Не стоит торчать здесь слишком долго, есть риск, что кто-нибудь из соседей меня узнает.

— Вот как, тебя даже соседи теперь волнуют? Это тоже что-то новенькое!

— Джулия!

— Ладно, пошли, — вздохнула она, поворачивая кованую ручку двери.

Вместе с ними в открытую дверь проник свет с улицы. Внутри все выглядело прежним, нетронутым, таким же, как в ее самых ранних воспоминаниях. Черно-белый плиточный пол в холле, похожий на огромную шахматную доску. Справа — веер темных деревянных ступенек лестницы, изящной дугой поднимавшейся наверх. Ее фигурная балюстрада была творением знаменитого мастера-краснодеревщика, чье имя ее отец не без удовольствия называл, демонстрируя гостям парадные покои особняка. Двери в глубине холла вели в кладовые и кухню, куда более просторные, чем все квартиры, где Джулия жила после своего ухода от отца. Слева кабинет отца, где он занимался своей персональной бухгалтерией в те редкие вечера, когда бывал дома. И все, буквально все дышало богатством, которое отгородило Энтони Уолша от тех времен, когда он торговал кофе в монреальской башне. На самой длинной стене висел ее детский портрет. Сохранились ли в ее теперешних глазах те веселые искорки, которые художник уловил во взгляде пятилетней девочки? Джулия подняла голову, чтобы полюбоваться кессонным потолком. Если бы оттуда, сверху, на деревянные резные панели свисала паутина, интерьер выглядел бы декорацией к фильму ужасов, но особняк Энтони Уолша всегда содержался в образцовом порядке.

— Ты помнишь, с какой стороны твоя комната? — спросил Энтони, входя в свой кабинет. — Иди туда самостоятельно — думаю, найдешь дорогу. Если проголодалась, то в кухонных шкафах, вероятно, остались продукты — паштеты и другие консервы. Я ведь умер не так уж давно.

И он проводил взглядом Джулию, которая шагала вверх через две ступеньки, скользя рукой по деревянным перилам точно так же, как делала это ребенком. И точно так же, добравшись до площадки, она обернулась проверить, не идет ли кто-нибудь за ней следом.

— Ну, что тебе? — спросила она, глядя на него сверху вниз.

— Ничего, — с улыбкой ответил Энтони. И вошел в свой кабинет.

Перед ней тянулся коридор. Первая дверь вела в спальню матери. Джулия нажала на дверную ручку, та медленно подалась вниз и так же тихонько вернулась на место, когда она, передумав, не стала входить в эту комнату. Она пошла вперед, в конец коридора, нигде больше не задерживаясь.

В комнате царил таинственный мерцающий полумрак. Задернутые тюлевые занавеси ниспадали на ковер, сохранивший всю яркость красок. Джулия подошла к своей кровати, присела на краешек и уткнулась лицом в подушку, жадно вдыхая запах наволочки. И тут же всплыли воспоминания о том, как она украдкой читала под одеялом при свете карманного фонарика и вымышленные персонажи оживали в складках портьер, колыхавшихся от ветерка, если окно было открыто. Сколько теней, ее тайных сообщников, посещали ее в часы бессонницы! Она вытянула поудобней ноги и огляделась. Вот люстра, немножко похожая на мобиль, но слишком массивная, и потому ее черные крылья не вращались, когда Джулия влезала на стул и дула на них. Вот платяной шкаф, а рядом деревянный шкафчик, где она хранила свои тетрадки, некоторые фотографии и карты стран с завораживающими названиями, купленные в писчебумажном магазине или выменянные у одноклассников на открытки с видами, которые имелись у нее в двух экземплярах — с какой стати дважды посещать одно и то же место, когда в мире еще столько неизведанных уголков?! Ее взгляд упал на этажерку; там тесным рядком стояли ее школьные учебники, зажатые между двумя старыми игрушками — красной собакой и синим котом, которые по-прежнему высокомерно игнорировали друг друга. Темно-красная обложка учебника истории, оставшегося лежать на письменном столе со времен окончания колледжа, поманила ее, и Джулия встала с кровати.

Деревянная поверхность, вся в царапинах… Сколько же часов она провела, склонившись над столом, откровенно бездельничая или же старательно выписывая в тетрадке одну и ту же фразу, когда Уоллес стучал в дверь, чтобы проверить, как продвигаются домашние задания. Этот крик души занимал целые страницы: «Мне скучно, мне скучно, мне скучно!» Фарфоровая ручка ящика имела форму звезды. Достаточно было слегка потянуть, и ящик послушно выдвигался. Она приоткрыла его. Красный фломастер, лежавший на дне, покатился вглубь. Джулия сунула туда руку. Щель была неширокой, юркий фломастер ускользнул от ее пальцев. Джулии понравилась эта игра, и она принялась обследовать ящик ощупью.

Указательный палец наткнулся на угольник для черчения, мизинец коснулся бус, выигранных на ярмарке и слишком безвкусных, чтобы их носить, средний еще пребывал в нерешительности, не зная, что там ему попалось — точилка для карандашей в виде лягушки или рулончик скотча в футлярчике-черепахе? Большой палец коснулся бумажного четырехугольника. Зубчатый краешек в его верхнем правом углу выдавал присутствие почтовой марки. За истекшие годы ее уголок, видимо, отклеился от конверта и слегка торчал кверху. Она погладила конверт, затаившийся в темной глубине ящика, и провела пальцем по углублениям, оставленным перьевой ручкой, стараясь не отрывать его от извилистых линий; это было похоже на игру, когда один из влюбленных должен угадать, какие слова другой чертит ногтем на его коже. Джулия узнала почерк — почерк Томаса.