Александр Проханов - Среди пуль

– Безусловно! Эта возможность погрома входит в наш стратегический замысел! Работайте на полную мощность и знайте, ни один волос не упадет с ваших светлых голов! – уверенно заверил Хозяин. А вопрошавший его горбун, завсегдатай «Пресс-клуба», на который, как казалось Белосельцеву, сбегалась свора натренированных холеных собак, чтобы в очередной раз наброситься и растерзать бессловесную жертву, нервный горбун закивал успокоенно, хотя лицо его по-прежнему морщилось, выражало страдание, словно он с трудом удерживал мучительную икоту. – Вторая позиция, – продолжал Хозяин, – очень деликатная, требующая тонкого подхода, основанного на социально-психологических мотивациях. Чеченец Хасбулатов в центре России, в первопрестольной белокаменной Москве, восстал против русского Ельцина, стремящегося вырвать Россию из-под гнета кавказской мафии, всех этих черножопых кавказцев, заполонивших московские рынки, скупающих московские квартиры, открывающих казино и публичные дома, вытесняющих русских предпринимателей и торговцев из лотков и банков, из кинопроката и шоу-бизнеса. Здесь, в Москве, проходит схватка русского патриота, защитника русских Ельцина и коварного, язвительного кавказца, который курит трубку, набивает ее «Герцеговиной флор», и пусть карикатурно, но напоминает другого кавказца, управлявшего Россией тридцать ужасных лет. Покажите это! Проведите параллель! Вскройте истинный смысл противостояния!

– Но я замечу, – тревожно возразил Хозяину черный, как вар, с конской нерасчесанной гривой обозреватель одной из газет, чьи регулярные статьи о «русском фашизме» шельмовали патриотических писателей, художников и артистов, вызывая у последних резкие, не всегда продуманные отповеди, которые тут же истолковывались как всплески антисемитизма, – хочу заметить, что это нужно делать крайне осторожно и деликатно, чтобы, возбуждая русский гнев и русское самосознание, направить его точно и адресно против чеченца. Не дать ему превратиться в шовинизм, в расовое неприятие. Чтобы ксенофобия не привела к отмщению за «кровь христианских младенцев». Не вылилась в поиск виновных среди «малого народа».

– А для чего мы создали миф о «красно-коричневых»? – парировал Хозяин. – Фашисты, готовые к еврейским погромам, они находятся там, рядом с Хасбулатовым. Мы на это прямо укажем! Это убережет от угроз либерально настроенную интеллигенцию, которая в предстоящие бурные дни должна сыграть свою уникальную роль!

Белосельцев усваивал информацию, классифицировал ее, делал моментальный первичный анализ. Раскладывал ее по отсекам памяти, чтобы, вернувшись к своим, быстро извлечь и связно изложить руководству. Оружие, которое готовил к применению противник, состояло из пропагандистских доктрин, потоков дезинформации, слухов, мгновенно и мощно создаваемых мифов, стимуляторов страха и ненависти. Он, разведчик, тайно выносил чертежи и детали оружия. Складировал их в тайном, недоступном для противника месте – в своей памяти. И память его сама становилась оружием.

– И последнее, – продолжал Хозяин, всматриваясь поочередно во множество внимательных, преданных глаз. – Всеми средствами показывайте, что в здании Парламента собран огромный арсенал. Пулеметы, гранатометы, взрывчатка, вплоть до «Стингеров», радиоактивных контейнеров, ядерной бомбы! Люди, владеющие этим арсеналом, – параноики, погромщики и бандиты. Они готовы применить его против мирного города. Взорвать жилые кварталы, теплотрассы, правительственные учреждения, Кремль! И поэтому их надо раздавить, как бешеных крыс!

– А где примеры? – удивленно подал голос бритый наголо журналист с голубоватым, как лунный шар, черепом, в буграх и шишках. – Где примеры применения оружия?

– Примеры будут! – резко ответил Хозяин. – Уже сегодня! И вам укажут, куда и когда вы должны явиться, чтобы воспользоваться этими примерами! Показать народу, что параноиков в Доме Советов надо раздавить, как бешеных крыс!

Лицо Хозяина стало вдруг страшным, черно-багровым от нахлынувшей ненависти. Усилием воли он вернул себе прежний облик восторженного конферансье.

– Теперь последнее. «Инверсия»! – Хозяин обратился к Белосельцеву с подчеркнутой любезностью. – Пока скажу одно: вы нам очень помогаете! Наш замысел благодаря вам развивается в должном направлении! – И он благодарно кивнул сначала Белосельцеву, потом Каретному. Тот, соглашаясь, кивнул, а Белосельцев испытал острое разочарование. Главный фрагмент чертежа, по которому изготовлялось оружие, отсутствовал. Он был где-то рядом, но не попадал в поле зрения. Он сам, Белосельцев, и был тем фрагментом. Тем капсулем, который вставлялся в заряд и взрывал динамит.

– Все вы много работали, – сказал Хозяин, – у всех у вас траты, расходы. Главная благодарность впереди, после нашей победы. А сейчас маленький знак внимания!

Он обернулся к дверям, сделал легкий хлопок в ладоши, как факир, и на этот едва различимый звук вошел секретарь. Он держал большой серебряный поднос, на котором официанты разносили шампанское. На подносе горкой лежали голубые конверты. Секретарь обошел собравшихся, и каждый взял конверт. Белосельцев тоже снял с подноса голубой, туго наполненный пакет. Заглянул: там лежала пачка долларов. Все вокруг небрежно, как мелочь, засовывали конверты в карманы или кидали их на дно кейсов.

– До новой встречи, друзья! – попрощался со всеми Хозяин.

Белосельцев, пожимая его руку, снова ощутил горячее обжигающее прикосновение наэлектризованной пластмассы.

Белосельцев покидал особняк. У входа Каретный остановил его и вручил книжицу – красное удостоверение личности с фотографией и подписью главы администрации президента.

– Это тебе пропуск хоть в Кремль, хоть в Минобороны. В любое время дня и ночи. Высшее, как говорится, доверие.

– За что такое доверие? – поинтересовался Белосельцев, не спросив Каретного, откуда у того фотография, в какие катакомбы и бункеры проведет его пропуск.

– Ты ведь слышал – тобой довольны! Ты нам помогаешь. Замысел развивается!

– Чем помогаю?

– Да тем, что живешь! Дышишь, видишь! Самим фактом своей жизни. Смотри, живи дольше! Не вздумай перестать жить! Мы тебе не позволим! – Он приобнял Белосельцева и весело рассмеялся. Белосельцев уловил едва проступивший, угрожающий смысл этой шутки и рассмеялся в ответ.

Так, смеясь и обнимая друг друга, они вышли из особняка в золотое свечение солнца. И Белосельцев подумал: не впустую он провел этот час, не напрасно страдал, созерцая личины и маски. В его памяти, среди подавленных вспышек ненависти, приступов отвращения, разместился тонкий рисунок, сделанный легким пером. Бесцветный отпечаток, оставленный лучом на пластинке. Контуры заговора, которые он сумел разглядеть. Так, среди грубых камней, обломков гранита и сланца, на белой известняковой плите оставляет след загадочное существо, прикоснувшись однажды своей раковиной, перепонкой, крылом. Исчезло навек, оставив в каменном зеркале свое отражение.