Александр Проханов - Матрица войны

Это был слабый намек на то, что в этом районе границы происходит концентрация войск. Утомленные боевыми действиями войска не отводятся в тыл, не выводятся из Кампучии, а, напротив, остаются на месте, получают свежие подкрепления. Но это был только намек, нуждавшийся в многократной проверке.

Он отдыхал от дорожной тряски, от потрясений длинного дня. Горечи и потрясения дороги отдалились, остались за незримой чертой, у которой колебалась его душа, томилась предчувствиями, а потом, преодолев страхи, перепорхнула черту.

– К сожалению, эти последние дни не проходят спокойно, – сказал вьетнамец. – Весь день шли бои, проводилась важная операция, но к вечеру она все еще не закончена.

– Какая операция? – спросил Белосельцев, превозмогая усталость и лень.

– Части атакуют хорошо оборудованную секретную базу, – сказал вьетнамец. – Есть потери, но к вечеру база еще не взята. Если эту базу не взять, она может стать помехой для крупномасштабного наступления.

Напиток, который пил Белосельцев, был восхитительный, утолял жажду, возвращал бодрость и свежесть. Фраза, которую произнес офицер, могла подтверждать изначальный намек на то, что готовится крупное наступление, прорыв границы, и невзятая база, оставаясь в тылу, может сорвать наступление.

– Что за секретная база? – спросил Белосельцев, но не настойчиво, а как бы вскользь, продолжая пить чай, благодаря Сом Кыта за его прилежную помощь.

– Он говорит, разведчики обнаружили в горах хорошо оборудованную засекреченную базу, – сказал Сом Кыт. – Там собраны запасы продовольствия, пресной воды. Укреплена артиллерией, минными полями. Таиландское радио сообщало, что Пол Пот вместе с группой западных журналистов прилетит на эту базу. Сделает заявление, покажет, что его правительство действует не в Таиланде, за рубежом, а на территории Кампучии.

– Он полагает, что на базе могут находиться какие-нибудь крупные птицы?

– Он не знает. Несколько дней назад туда из Таиланда прилетал вертолет.

И внезапный острый азарт – с вьетнамскими войсками проникнуть на базу. Со штурмующими батальонами оказаться в самом центре политической и военной борьбы. Выхватить из этого центра драгоценный опыт. Осмыслить его в виде кратких агентурных донесений и аналитической справки, связанной с возможностью вьетнамо-таиландской войны. Никто из разведчиков не проникал так глубоко в недра этой борьбы. Никто, кроме него, Белосельцева, не доставит в Центр столь уникальную боевую информацию.

– Сом Кыт, – Белосельцев обернулся к кхмеру, внимательно слушавшему, перевернувшему чашку донцем вверх, – быть может, это и есть та база, на которую в сопровождении прессы задумал прилететь Пол Пот? В последнем заявлении из Бангкока он утверждал, что его правительство отнюдь не правительство в изгнании, а национальное, действующее с территории Кампучии.

– Пол Пот трус. Он не полетит под пули. Спектакль с базой можно устроить на территории Таиланда. Джунгли везде одинаковы.

Солдат внес котелок, в котором белоснежно, овеваемый паром, мерцал рис. Поставил в центре стола, разложил перед всеми палочки. Белосельцев достал из сумки бутылку водки. Налил водку в чашки, пронося бутылку сквозь прозрачный рисовый пар. Вьетнамские и кхмерские лица были в красных, струящихся сквозь открытый полог отсветах. Тхеу Ван Ли протянул к чашке гибкую руку, готовясь произнести любезный тост за гостей.

Он почти поднял чашку, когда далеко, приближаясь, буравя воздух, свертывая его в свистящую спираль, что-то пронеслось над деревьями и ахнуло, тряхнуло стволы. Взрыв, перепончато лопнув, медленно затихал шуршанием опадавшей листвы, хлюпаньем липких комков. Вновь засвистело и шлепнуло, словно чмокнула огромная пробка. Тугой спрессованный удар прошел сквозь брезент, и Белосельцев ощутил лицом давление взрыва.

– Таиланд!.. – Тхеу Ван Ли вскочил, делая успокаивающий охранительный взмах рукой.

Они вышли наружу. Белосельцев смотрел на открытое за стволами деревьев пространство, откуда они недавно приехали. Малиновая вечерняя земля, темно-синий асфальт дороги. В лесу, то ближе, то дальше, скрежетало и рушилось. Раскалывались и хрустели деревья, будто кто-то огромный ломился вслепую к опушке. Продрался, взметнул два высоких взрыва, разбухавших, толстевших, опадавших дымом и грязью. Артиллерия плотно стреляла несколько минут, снаряды рвались на брошенных крестьянских полях, словно перетряхивали их в поисках последней укрывшейся жизни.

Артналет прекратился внезапно. Стало тихо. Только птицы, сметенные с веток, полетели из джунглей, молчаливые, красные на солнце.

Вернулись в палатку. Тхеу Ван Ли смущенно улыбался, как бы извиняясь за прерванный ужин. Поднял чашечку с водкой. Тост был за дружбу братских стран и армий, за удачу в личных делах, за скорое возвращение домой. Белосельцев видел, что локти на рубашке вьетнамца аккуратно заштопаны, голая в сандалии нога расчесана в кровь от укусов лесных насекомых, а глаза без улыбки, усталые и тревожные, обращаются к отгороженному отсеку, где посвистывала рация и слышался голос радиста.

Они поужинали, отдыхали в сумерках. Когда стемнело, солдат принес и засветил три коптилки из сплющенных гильз, расставил их по палатке. Возникло три отдельных освещенных пространства, и в каждом совершалось свое. В дальней области света два солдата, вьетнамец и кхмер, разбирали и чистили автоматы. Протягивали к светильнику холодно-блестящие детали, передавали друг другу, словно обменивались чем-то лучистым, окружавшим их пальцы. В соседнем колеблемом шаре света сидел Тхом Борет, углубился в чтение каких-то бумаг, сосредоточенный, суровый, стиснув бумажный листок обрубками пальцев.

Третья коптилка, сжимая латунными кромками обгорелый фитиль, поднимала прозрачную летучую сферу, в которой сидел он сам, Тхеу Ван Ли и Сом Кыт, заключенные в таинственный, готовый оторваться от земли и воспарить летательный аппарат, использующий энергию света.

– Хочу, чтобы война быстрее закончилась и вы вернулись к своей семье, к любимым и близким. Отдохнули наконец от войны. – Белосельцев видел, как благожелательно, не понимая, слушает его вьетнамец, дожидаясь, когда дойдет до него смысл перевода.

– Он говорит, что у него нет семьи, нет любимых и близких. Отец и мать, сестра и два брата погибли от американской бомбы. А жениться он не успел. Нет ни дома, ни жены. Все время воюет.

– Где же он воевал? – Белосельцев всматривался в иссушенное лицо вьетнамца, из которого суховей войны выпил живые соки.

– Сначала воевал под Ханоем, был зенитчиком, отбивал налеты американцев. Они подбили тяжелый бомбардировщик, его друг был убит, а сам он получил ожоги от напалма. – Вьетнамец, следя за словами Сом Кыта, притронулся к пуговице на своей линялой рубашке, словно хотел ее расстегнуть и показать ожог. – Потом он воевал на тропе Хо Ши Мина. Его зенитный пулемет стоял на грузовике. Он сопровождал войска на юг сквозь джунгли, прикрывая их от воздушных атак. Там он вывел из строя один вертолет, но попал под бомбежку, и его контузило… – Вьетнамец в подтверждение слов Сом Кыта коснулся своей головы, словно ощупывал невидимый бинт. – После госпиталя его послали в пехоту, и он брал Сайгон. Они вели бои на военно-воздушной базе, и он видел, как улетали последние транспорты с американцами. Там, в одном из ангаров, он подорвался на мине, и ему перебило ногу… – Вьетнамец сморщился, качнул коленом, словно оно заныло. – Потом, во время войны с Китаем, его перебросили в Ланшон. Он участвовал в рукопашных боях с китайцами, и ему проткнули плечо штыком. Здесь, в Кампучии, он брал Пномпень и с боями дошел до границы, но пока не был ранен… – Вьетнамец улыбался, оглядывал свои руки и ноги, отыскивая на своем израненном теле места, которых бы не коснулись металл и огонь. – Он уже мечтал вернуться домой, но поступил приказ оставаться на месте. Сюда прибывают войска. Говорят, скоро пустят железную дорогу, и боеприпасы станут поступать беспрепятственно. Кто знает, не придется ли ему повидать Бангкок.