Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

На берегу выяснилось, что во внутреннем кармане телогрейки без рукавов у него еще оставалась чекушка. Правда, заметили поздно. Издав гортанный индейский крик, Егорыч извлек ее со скоростью фокусника, выглотал до дна скорострельным залпом, картинно отбросил тару, гордо закурил и несколько раз затянулся. Потом сигарета выпала из ослабевших пальцев, и он немедленно шмякнулся в любимую позицию бревна на дороге. Как показалось Саше, упал плашмя, плотно и веско, как доска, падающая на деревянный пол. На внешние раздражители он больше не реагировал. На него плюнули и оставили отсыпаться.

– Все, успел принять! – сказал опытный Васька, критически осмотрев тело.

Теперь, пока не проспится, разговаривать с ним бесполезно.

– И часто с ним так? – спросил Саша без особого интереса.

Егорыч и до этого не показался ему многоречивым оратором, склонным к долгому, интеллектуальному общению. Не велика потеря.

– Когда в запое, – неопределенно ответил Васька.

– А в запое он часто бывает? – уточнил Саша.

– Периодически! – ответил Васька и длинно выругался. – Вот не умеет пить, так не берись же! Я считаю – не умеешь, не берись, так?! Я вот, например, трактор не умею водить, так и не лезу! Вертолет, самолет – пожалуйста, что умею – то умею, так, журналист?!

После того как они плюхнулись среди леса и чуть не угробились, это утверждение выглядело спорным, но спорить Саша не стал. Оставил свое мнение при себе. Во избежание.

За всеми этими хлопотами подумать о ситуации в целом было некогда. Думать вообще было некогда. Таскали дрова, разводили костер, устраивали для Дениса кровать из лапника и спальных мешков, оказавшихся у Федора и девушек, сушили одежду. Пробовали мобильники, которые, как один, ни с кем не соединяли, рассказывали, что роуминга поблизости нет. По очереди осматривали руку Веры, обмениваясь глубокомысленными и почти медицинскими замечаниями. Веселый Васька настаивал на немедленной ампутации, аргументируя, что здоровая часть лучше гнилого целого. Вера, кривя губы, его идею не поддерживала и становиться здоровой частью категорически не хотела. Наконец сдобный мичман тетя Женя отогнала всех, ощупала руку своими пухлыми пальцами и объявила, что перелома нет, только сильный ушиб, поэтому бинтовать не надо, а нужно просто не тревожить.

Потом готовили трапезу из случайных припасов, собранных со всего общества. У тети Жени очень кстати оказалась металлическая фляжка со спиртом. Все, даже женщины, не ломаясь, выпили за спасение и вообще. За вообще – отдельный тост, это обязательно, так положено… Итак, господа, все дружно вздрогнули кружками над нашим общим костром…

Огонь, потрескивающие ветки, дым, что лезет прямо в глаза. Романтика дорог, не иначе! Сухое печенье на целлофане, криво открытые консервные банки, спирт, разбавленный прямо в жестяных кружках, побулькивающий над огнем котелок… «Когда это было с ним в последний раз?» – вспоминал Саша. Давно, одним словом. В студенческие времена, если двумя. Брезентовые рюкзаки, портвейн в тяжелых бутылках, изгиб гитары нежной, трепетное отношение к сопровождающим девочкам. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались – так вроде… Действительно, что может быть здоровее? Полусырое мясо на шампурах, старая палатка, внутри которой остро пахнут носки, засушливое похмелье при росе на восходе – стершиеся воспоминания из первых университеских курсов. Здорово, кто бы спорил… Собрались, вот что главное!

Сидя у костра вместе со всеми, Саша курил, слушал чужие разговоры и смотрел вокруг. Говорить ему не хотелось. Теперь, когда отпустило, он вдруг почувствовал себя усталым. Но – приятно усталым. По-хорошему, по-живому по крайней мере…

Смеркалось. На берегу лесного озера было красиво и тихо. Даже слишком тихо. Ни спасателей, ни администрации, не журналистов, и вообще никого. Ни столбика дыма на горизонте, ни огонька, ни брошенной консервной банки, как сообщил Павел, слазивший на дерево, чтобы осмотреться. Глушь, тишь и благодать лесная на все четыре стороны света. В сумерках лес по берегам вытянутого подковой озера казался все более густым и темным, даже кромешным. Воды самого озера тоже выглядели темными и гладкими, как тонированное стекло. Громко, сильно всплескивала рыба, пуская круги, и туман тянулся по воде чуть заметной дымкой. Природа вокруг жила своей, лесной и неспешной жизнью, не обращая на них никакого внимания. Теперь, когда смеркалось, это особенно ощущалось.

Оранжевый вертолет, застывший неподалеку от берега, выглядел здесь неуместно, как апельсин с праздничного стола, брошенный на пыльной дороге. Они все выглядели здесь неуместно, среди этой дикой, углубленной в себя природы.

Да, похоже, спасать их никто не торопился…

Ну и ладно! Даже – ладушки, плеснулся в голове алкоголь. Костер, спирт, тушенка – что еще нужно человеку, если разобраться? Человеку, который упал на вертолете прямо в тайгу и остался живым, пожалуй, больше ничего не нужно. Только есть тушенку, пить спирт и смотреть на огонь, ощущая себя живым… Что в очередной раз свидетельствует о том, что потребности человека, в общем, невелики, это возможности к придумыванию оных у него безграничны. Мысль не бог весть какая новая, философская – постольку поскольку, но – тем не менее. По крайней мере, мысль, расслабленно думал Саша, чувствуя, как спирт приятно шумит в голове…

Словом, все было хорошо, пока не начался разбор полетов. Тут бесшабашный Васька сразу перестал выглядеть командором.

– И все-таки, Василий Иванович, где мы находимся? – строго спросил Самородов.

– Чего-чего? – спросил Васька.

– Находимся, говорю, где?

– Это в каком смысле?

– В смысле территориально! – в нос уточнил Самородов.

Понять действительно было непросто. Нос у администратора распух, как перезрелая слива, налился одновременно красным и фиолетовым, играя оттенками. Голос стал гундосым, как при сильной простуде, а язык, без помощи органов дыхания, безжалостно зажевывал все согласные. При выражении собственной значимости и персональной важности для государства в целом, сохранившемся на полном лице, это выглядело даже карикатурно. Словно спивающийся комик взялся за роль короля в трагедии, отметил Саша.

Неприятный тип. Саша не любил таких, руководящих и уверенных во всем, как гвозди, вбиваемые в деревянную стену.

– Да, мне тоже хотелось бы знать, – сказала Ирка.

– Мне, например, тоже интересно, – подтвердила сдобная тетя Женя в мятой, но все равно бравой форме мичмана.

– Женчина, а мине нет, да?! – возмутился Ачик Робертович.

– Я полагаю, это всех интересует, – мягко подытожил широкоплечий Федор.

Васька, он же Василий Иванович, картинно вздохнул и закатил глаза к небу. Похоже, это надо было понимать, как тоску вольного сокола среди бескрылых и приземленных пернатых домашнего птичника. Какая разница, где находимся, если небо больше недоступно к полету?!