Алексей Колышевский - Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

– Он не позвонит, – мрачно ответил Сергей. – Они вдвоем с женой, им хорошо вместе. Когда тебе хорошо, до остальных нет дела. Он сказал мне, что это из-за вас я чуть было не погиб. Я был тогда в кафе. Вот скажите мне, пожалуйста... – Сергею в голову ударил коньяк, границы сознания расширились, а с ними выросла и смелость, – вот вы ведь очень, наверное, злой человек? И дядя мой такой же, я уже понял. Вы с чертом как братья. Вот как вас таких земля терпит? Откуда в вас такая злоба? Ведь там, в кафе, помимо меня еще много людей было, ни в чем не виноватых. Никого в живых не осталось. Почему вы считаете, что можно безнаказанно творить зло? Как можно жить одним только злом? Неужели вам не страшно?

Нам Кам преобразился, он словно стал выше ростом. Здесь, в этом бордельном ресторане, расположенном ниже уровня земли, Нам был повелителем, а повелители любят со снисхождением ставить правдоискателей на место:

– Видишь ли, ты сейчас рассуждаешь с позиции человека, который считает мир лишь продуктом своего собственного восприятия. Причем то, что ты считаешь собственным восприятием, – это не твое. Тебе его подсовывают, тебя им кормят. Ты – и не только ты, большинство из вас давно не может отличить плохое от хорошего. Вы – общество людей с ложными ценностями, и вы за них стоите горой, вы готовы снести голову каждому, кто попытается отобрать у вас, например, возможность бывать в этом клубе, развратничать, но при этом вы все еще думаете о добре и зле, думаете, что вы-то уж точно на доброй стороне. У каждого из вас в голове сидит демон и говорит вам, что именно ваши желания и интересы самые важные в мире и что самое главное – это их неукоснительное соблюдение. Плевать на интересы остальных! И когда вы сталкиваетесь с препятствием для исполнения собственных желаний – это вы и называете злом. А я? Почему я должен отличаться от остальных? Я что, не человек? У меня тоже есть интересы, я их отстаиваю. Или, может, ты хочешь, чтобы я перед тобой извинился? Кто мог предположить, что ты окажешься в этом месте в это самое время? Неужели ты не понял, что мир, в который ты вступил, – это не твой мир? Ты в него попал по ошибке, поэтому и не погиб. Хотя тех, для кого этот мир был родным, разметало в клочья. Я преступник, – Нам ткнул себя в грудь, – это очевидно. Я настоящий преступник, не дилетант, не самоучка. За мной организация, за мной мой мир, и я несу его таким как ты, и вы его принимаете. Не все, конечно, но это до поры. И дядя твой, он тоже из моего мира, и он тоже настоящий преступник. А такие как ты – наши жертвы, и ничего никогда не изменится. Поэтому настоящие преступники никогда не думают о жертвах, а жертвы не понимают преступников. И в нас, и в вас нет сострадания по отношению друг к другу, потому что сострадание можно испытывать только по отношению к равному, а мы никогда не станем равны, жертвы и преступники. Между нами принципиальная разница. Но ты и не жертва, ведь ты не погиб. Тогда кто ты? Я не хочу размышлять над этим вопросом, я просто советую тебе вернуться туда, откуда ты приехал. Твой мир там. Здесь ты стучишься в дверь и не знаешь, что тебя за ней ожидает. И ты не думаешь о добре или зле, когда бьешь в эту дверь изо всех сил. Она откроется, как открылась однажды и перед твоим дядей, и передо мной, если ты раньше не надорвешься. Но поверь мне, иногда лучше не быть ни преступником, ни жертвой. Не открывать дверь, за ней для тебя нет счастья. Подумай об этом.

Нагромоздив перед Сергеем буддийской мудрости, Нам ушел, а Сергей был настолько погружен в свои мысли, что даже не сразу понял: место вьетнамца кто-то занял. Он поднял глаза и увидел ослепительно улыбающуюся Элю.

...После убийства цыганки они стали точно связаны прочным шнуром. Миша никогда не говорил этого вслух, но он чувствовал присутствие веревки на руке, а иногда и на шее. По жестам Эльвиры, когда она потирала шею, догадался – она испытывает тоже самое. Несколько дней они выжидали, хотели убедиться, что все вокруг них по-прежнему тихо, никто их не ищет, рядом не происходит ничего подозрительного. Должно было прийти какое-то особенное ощущение – Миша знал это, – похожее на тот самый свалившийся с плеч камень. И оно пришло к ним одновременно, значит, можно продолжать. У цыганки при себе ничего не было, ни копейки. Эля потом сказала, что это было ритуальным убийством, а сейчас нужно было найти какую-то новую возможность, а вместе с ней и новую жертву. Где-то в огромном городе, среди бесчисленных людей должен был на свою беду оказаться кто-то, кому суждено пасть от руки двух сбесившихся выродков. Впрочем, о самих себе они были совсем иного мнения. Миша давно нашел компромисс с совестью и помог девушке сделать то же самое, благо совесть у тех, кто зарабатывает на жизнь собственным телом, довольно сговорчива. Какая, в сущности, разница между стриптизершей и потаскухой? Для тех, кто в этом не искушен, – никакой. Разумеется, у Эли на этот счет было совершенно иное мнение, но род деятельности создает нам репутацию, и если ты вертишься вокруг шеста в публичном доме, то навряд ли кто-то поверит в твою безгрешность. И тот, кто вчера с восторгом пялился на твои прелести, назавтра вспомнит тебя лишь как «ту блядь у шеста», совершенно не думая о том, что, возможно, все обстоит несколько иначе, и у той, которая «у шеста», свой богатый внутренний мир, и вообще она прекрасный человек, способный подарить другому человеку настоящее счастье.

Миша, который от прошлой своей жизни оставил кое-что вроде бессильной зависти к служащим действительно серьезных, богатых организаций, теперь горел желанием реванша, мести этим баловням судьбы. Еще бы! В его воспаленном мозгу убийцы сложилась идеальная логическая цепочка: их не уволили, они были всем обеспечены в виде хорошей заработной платы в долларах и годовых бонусов, да еще к тому же, Миша был уверен в этом, нечисты на руку. В бытность свою работником кирпичной фирмочки он слышал рассказы коллег о том, как и сколько воруют в больших фирмах, он прочел роман под названием «Откатчики», яростно завидовал главному герою и даже испытал облегчение в конце, когда герой пал, сраженный меткой пулей. Теперь Миша именно так и представлял себе весь этот люд из зеркальных офисов: зажравшееся жулье, баловни судьбы, укравшие у Миши его долю счастья. Он ненавидел их, счастливчиков, которым удалось и в кризис удержаться на плаву. Их никто не выбросил из квартиры, не заставил ютиться в каморках и съемных «однушках» на окраинах с плохой экологией. Они были богаты, самоуверенны и никогда не работали на стройке. И Миша понял, где ему следует «ловить». Там, среди бетона и стекла недостроенного делового центра, где тысячи его бывших более удачливых коллег работали, называли обед «ланчем» и носили галстуки корпоративных цветов, он нашел наблюдательный пост. Он занимал его незадолго до начала рабочего дня. С собой у Миши был бинокль, купленный в магазине конфискованных таможней предметов, термос и бутерброды, которые для него готовила Эля. Несколько дней он с почтительного расстояния изучал главный вход в одну из башен и заметил черный «кадиллак», каждый раз, изо дня в день, останавливающийся напротив входа, чтобы высадить молодого самоуверенного очкарика, в бинокль представляющегося Мише довольно легкой жертвой, настоящей добычей. Наверняка у очкарика есть бумажник, а в нем наличные, золотые и платиновые кредитки, на руке хорошие часы, может быть, перстень или браслет с бриллиантами, Миша видел такие штучки в глянцевом журнале бывшей жены. Он составил график: очкарик приезжал и уезжал всегда в одно и тоже время. Удостоверившись в этой столь подходящей пунктуальности выбранной жертвы, Миша переместился со своей наблюдательной площадки к выезду из делового центра, дождался, когда перед капотом его «жигуленка» проплыла черная громадина с очкариком внутри и поехал следом. Так он узнал номер дома в одном из арбатских переулков.