Сергей Минаев - Р.А.Б.

Как я хотел вчера остаться с ней! Заниматься любовью, сидеть на кухне до рассвета, говорить о всякой чепухе, держаться за руки. Но я не смог. У меня не хватило духу несмотря на то, что по дороге к ней я уже придумал тридцать три возможных способа отовраться дома. Я не смог. Я сжал кулаки, вонзив ногти в ладони, и просто сказал ей «до завтра». Хотя следовало прикусить язык или откусить себе губу (но как работник разговорного жанра я не могу себе это позволить, у меня кредит за машину не выплачен).

Но даже несмотря на скверный конец вчерашнего вечера, это сделало меня счастливым сегодня. И Джарвис в очередной раз зашелся в истерике своего:

И судя по тому, как быстро я проскочил набережную и Новый Арбат, день складывался замечательно. И в общем, терять было действительно нечего. И повторюсь, светило яркое солнце.

Взбегая по ступенькам к центральному входу, краем глаза я зацепился за группку людей, двигавшихся за угол здания. Кто-то показался мне знакомым, и я обернулся, чтобы получше рассмотреть. Я опознал среди прочих долговязого Загорецкого и кряжистого Нестерова. Кто были остальные трое, я не разглядел. Движение моих коллег в сторону от офиса несмотря на то, что рабочий день уже начался, было весьма странным. Сам не знаю зачем, я свистнул. Все резко обернулись. Возникла неловкая пауза. Не зная, что делать дальше, я помахал им рукой и сделал два шага навстречу. Их лица не выражали особой радости по поводу моего появления, но и видимого негатива тоже.

– Привет, граждане менеджеры! – улыбнулся я. – В кино намылились вместо работы?

– Да так… гуляем, – вяло отоврался парень из соседнего отдела, кажется, Артем, мы общались однажды на охоте. – Воздухом вышли подышать… такое… такая погода классная.

– Все, хорош, – прервал его Загорецкий, – пошли отсюда!

Нестеров вопросительно посмотрел на него.

– А то он не в теме, – резко кивнул Загорецкий в мою сторону. – Валим, чтобы еще кто-нибудь не присосался.

Быстрыми шагами мы обогнули здание, прошли мимо церкви, вышли к американскому посольству и там свернули направо в первый попавшийся двор.

– Ну и что дальше было? – обратился Нестеров к одному из парней.

– Ну что было… я подхожу к нему, говорю: «Ты чего? С тобой все нормально?». Хотя по тому, как он лежал, было понятно, что все ненормально. Думал, он ногу подвернул, или сломал… но понимаете, живые люди так не лежат … он лежал лицом вниз, одна нога подвернута под себя, руки растопырены вперед, будто он пытался подстраховаться, падая, черт… Я подхожу ближе и вижу кровь у него на затылке. Меня всего затрясло от страха, я понял, что все, пиздец. Была, конечно, вероятность, что бомжи саданули по башке кирпичом, и он просто без сознания. Звоню Митричу, сам сел рядом на корточки, чувствую, в висках стучит так, что, кажется, голова лопнет.

– Паш, а я, главное, за полчаса до этого гнался с ним за одним упырем. Мы его в старой трубе накрыли и погнали, – включился Нестеров, – рядом со входом на свалку. И тут у меня машинку заклинило. Я говорю: «Лех, хуй с ним, с этим упырем, пойдем к моей машине, я ружье возьму, и вернемся. Этого догоним или другого найдем». А он так завелся, так завелся… бедный Леха. Я же говорил: подожди меня! – Нестеров глубоко вздохнул, сел на поваленное дерево и, морщясь, полез себе под куртку. – Не могу, мужики, сердце колет чего-то.

Я стоял совершенно отупевший, отказываясь понимать, что происходит. Я просто заставил себя разжать губы и спросить:

– Вы о каком Лехе-то говорите, ребят? О…

– О нем. О Евдокимове. – Загорецкий прижался спиной к дереву, абсолютно серый, с бескровными губами и безумными глазами. – Вчера во время охоты он погиб.

– ЧТО?! – кажется, я покачнулся на месте. – ЕВДОКИМОВ?! ПОГИБ?!

– Да не ори ты так, – хлопнул меня по плечу Паша. – В общем, мы с Митричем его перевернули, а у него под сердцем какая-то хреновина торчит железная… типа заточки… или обрезка трубы… и кровь… кровь…

– Большущее пятно, – подтвердил рыжий парень из отдела логистики, видимо Митрич, – И глаза… я понял, что значит, когда говорят «остекленевшие глаза»…

– Не могу, не могу больше это слушать! – Нестерова трясло в рыданиях. – Ну почему он не пошел со мной в машину?!

– Что ментам сказали? – надтреснутым голосом спросил Загорецкий.

– А что говорить? Им проблемы нужны? – Митрич развел руками. – Они сказали: валите, мол, пацаны отсюда. Вам проблемы нужны? Нам тоже нет. Завтра, то есть сегодня уже, выловим всех бомжей, допросим, может, кого и расколем.

– Я теперь каждый день буду туда приезжать и валить их, – сжал кулаки Нестеров. – Пока всех не перестреляю, скотов!

– Семья в курсе? – сам не знаю зачем, спросил я. Я не имел ни малейшего представления, какая у него семья.

– Менты, наверное, сказали, – пожал плечами Паша.

– Если они вообще не забили на это дело. – Загорецкий смотрел куда-то поверх наших голов. – Они могли тупо слить. Зачем им очередной «висяк»? Может, потом другая дежурная смена обнаружит. Или рабочие свалки…

– Ты хочешь сказать, что он может… он до сих пор там лежит? – Я представил себе окоченевшее тело Евдокимова, чуть присыпанное снегом, лежащее среди мятых жестяных банок, рваных газет, тряпья и прочего мусора. Мне показалось вдруг, что это мое тело. Это меня бросили гнить на свалке, забыли, вычеркнули, будто и не было. Ты и живой-то не особенно был нужен окружающим, а уж мертвый – тем более.

– Вы, конечно, не пойдете выяснять у ментов, сообщили ли они семье? Я правильно понимаю?

Загорецкий закурил. Огонь зажигалки осветил его лицо, которое как-то разом осунулось.

– Куда мы пойдем? Как? – Митрич опустил голову.

– Нестеров верно говорит, – кивнул Паша в его сторону, – расскажи мы сейчас про охоту, они все на нас спишут. Оружие, ночная стрельба на свалке, наверняка пьяные были, поссорились. И замочили.

– Логично, – Загорецкий похлопал Нестерова по плечу, – вставай, пошли в офис, а то мы и так тут уже минут сорок торчим. Вам к ментам нельзя, это точно. Я попробую по своим каналам продавить. Чтобы родственники хотя бы тело забрали. Несчастный случай. Или убийство с целью ограбления… уууффф… он же первый раз участвовал, да?

– Второй, – тихо сказал Нестеров.

– И зачем ему это было нужно?

Мы поплелись в офис. За всю обратную дорогу никто не проронил ни слова. Мы шли мерзкой походкой подельников. Я понимал, что ребята не виноваты, иногда так получается, кто-то уходит, и все. Стечение обстоятельств. Гнусное стечение обстоятельств. Я думал о том, что тело Евдокимова может пролежать так до весны. Как таких покойников называют менты? «Подснежники»? Я знал, что ни у кого из них не хватит смелости найти ту милицейскую смену и спросить, как быть. Перед самым входом в офис я остановился и предложил: