Эдуард Лимонов - Анатомия героя

На деле это был всего лишь нехарактерный эпизод в ее творческой жизни. Ее творческая жизнь прервалась тотчас, когда она ушла от меня в июле 1995 года, и вот уже более двух лет она в искусстве ничего не сделала. Почему? Прервалось поступление энергии от меня. Пухлый бородатый мальчик, с которым она живет, имеет еще меньше энергии, чем она. Солнечная мужская, оплодотворяющая ее креативность, энергия исходила от меня на нее. Лучшие ее песни написаны по моим жизненным впечатлениям и моему опыту. "Поедем на войну" почти текстуально воспроизводит мои военные истории. Это я ехал "до Крайины узким коридором" через все Балканы с тысячью приключений туда и обратно. Это я "в Очамчирах умирал красиво. В роще ароматных апельсинов" попал под жуткий обстрел в Абхазии, лежал и жевал мандарины, думал, что не останусь живой. Это я лежал под обстрелом у Останкино, и по моим рассказам написана песня "Москва. 1993".

Сейчас (октябрь 1997 г.) меня нет с ней. И она заглохла, умерла, сделалась белой и водянистой, болеет, как лишенное солнца, помещенное в подвал, растение.

15 марта мы все же переселились в центр, на Арбат, в теплую и дорогую квартиру уехавших за границу друзей.

В 1985-м я написал книгу "Укрощение тигра в Париже". Как и в подавляющем большинстве моих книг, сюжет и события, в ней происшедшие, были основаны на реальной, МОЕЙ и Натальи Медведевой истории любви. Точнее, первых нескольких лет этой любви. Тогда я еще и не подозревал, что у любви этой будет продолжение, через полтора года я заберу ее с улицы Святого Спасителя в блядском квартале Сан-Дени, и что дальнейшая любовь наша примет характер трагедии, извращения, кошмара. Так как я всего этого еще не знал, "Укрощение тигра в Париже" получилась у меня счастливой книгой с грустным концом. Живет в красивейшем городе мира писатель с юной девушкой, пьяненькой, смешной и страстной. Теперь, когда я оглядываюсь на этот период моей жизни, он представляется мне потерянным раем. Конечно, уже в 1986 году я узнал некоторые некрасивые детали о жизни моей любимой женщины в этом раю, но даже они не смогли изменить общий образ этого рая: бедная, но экзотическая жизнь богемы, я становился все более и более известным писателем в стране писателей, во Франции, рядом — страстная, пылкая, красивая девушка, поющая в самом дорогом ночном клубе Парижа, — просто роман Скотт Фитцжералда, да и только. Когда в 1981 году уже в Париже я написал стихотворение "Где все эти "гуд бэд герлс" / Жестокие девушки с резко откинутыми головами/с расширенными зрачками / безжалостно ищущие любовь по всему миру / начинающие с ничего?", я мощно хотел, вызывал из хаоса именно Наташу. И как часто бывало в моей крайне необычной судьбе, я и получил Наташу уже через год. Она пришла в ресторан «Мишка» в Лос-Анджелесе в пыльный, липкий октябрьский калифорнийский вечер, все 1 метр 79 сантиметров роста на высоченных каблуках, и мы уже не расставались. Собственно, мы так и не расстались (несмотря на то, что в 85–86 годах прожили раздельно полтора года) с нею до самого 11 июля 1995 года, когда в Москве рано утром произошел окончательный разрыв. И гуд бэд герл — резкая, безжалостная девушка, ищущая любовь по всему миру, ушла из моей жизни. Навсегда, а навсегда — это и после смерти. Впрочем, это я захотел, чтобы навсегда.

Между раем, описанным в "Укрощении тигра в Париже" и окончившим свое существование летом 1985 года и настоящим концом этой трагической, самой хмурой любовной истории России, прошло еще целых десять лет. Я молчал все эти годы, хотя черные язычки пламени прорывались в моем творчестве (ух, как пышно — "творчестве"!), в частности, в рассказе "Личная жизнь", в романе "Иностранец в смутное время", история нападения на Н. есть в книге "Убийство часового".

И вот после разрыва (очевидно, вы до конца изжили свою общую карму, — сказал кто-то, не помню кто) я обнаружил, что был связан с этой женщиной куда более прочными узами, чем любовь или влечение. Пытаясь понять (нет, не вернуть, но понять, понять!) себя, ее, вечность и нас в ней, я стал делать заметки. Вначале из меня лезли любовь и ненависть, похоть, а позднее я вдруг забрался в мистику и философию, в отношения уже не мужчины и женщины, а архетипов мужчины и женщины, спустился к тому предысторическому существу, когда ОН и ОНА были одно целое. Так я начал писать "Анатомию любви". Желая понять.

Я уже переживал один раз измену и уход женщины. Я написал об этом книгу "Это я, Эдичка". На сей раз я пережил не уход женщины, но нечто иное: конец общей кармы, предательство товарища-солдата, философскую трагедию, потерю ИМ — ЕЕ. Что угодно, на выбор. Я думал о вещах крайне страшных, и меня интересовали простые и, казалось бы, несовместимые истины: предательство солдатом командира и уход женщины — должны быть судимы по одной статье? Я вовсе даже никакую и не книгу писал, я разбирался в своих верованиях. Мне крайне не нравился тот шаткий Хаос, в котором царствует произвол мгновенных желаний — а именно в таком мире я оказался после разрыва с Н. И я хотел основать, если смогу, твердые правила и несомненные заветы.

Я попробовал было обратиться к книгам, но таковых на ЭТУ Тему не оказалось. Человечество, оказывается, отдавалось своим страстям безоглядно и женщин осмысливать не пыталось. Ницше советовал, идя к даме, взять хлыст, Шопенгауэр их презирал, но тантрические ритуалы позволяли достичь божественных озарений лишь с помощью юной женщины.

Смерть и Любовь над миром царят,

Только Любовь и Смерть.

И потому Блядь и Солдат

Нам подпирают твердь

неба. Горячие их тела

(он — мускулистый, она — бела,

так никого и не родила,

но каждому мясо свое дала),

переплелись и пульсируют вместе.

Ей — безнадежной неверной невесте —

В тело безумное сперму льет,

Зная, что смерть там она найдет.

У Бляди мокрый язык шершав.

В щели ее огонь,

Солдат, отрубатель и рук, и глав,

Он семя в нее, как конь…

Она ему гладит затылок,

И он извивается, пылок…

11 июля в 7.30 утра она явилась после нескольких суток отсутствия. Полупьяная. Я ждал ее не один. Пригласил нашу общую подругу, девочку-фотографа Лауру Ильину, дабы быть твердым. Я заставил ее уехать и вывезти вещи в это же утро.

31 июля, через 20 дней после разрыва, меня сфотографировали в помещении редакции "Книжного обозрения", что на Сущевском валу. Полароидом. На левом плече у меня обнаружился светящийся шар. Юноша, сотрудник"…обозрения", провозгласил, что это черт на самом деле. Ясно, что сбликовала, наверное, линза, нечто отразилось в чем-то… однако мне стало не по себе. Шар света, сидящий у меня на левом плече, мне ни к чему.

За день до этого, вечером, мне позвонил капитан Шурыгин и сказал испуганно (до этого мы не виделись многие месяцы): "Ты береги себя, Эд. Я тебя люблю. Прошлой ночью ты приснился мне покойником. Мертвецом. В гробу…"