Ирина Муравьева - Дневник Натальи

О, он не был человеком, не был, мы с Троллем это сразу учуяли, нас не обманешь!

8 июня.Нюра поругалась с Яном, и он ушел.

Я проснулась в гробовой тишине — удивительной, потому что вчера наша квартира буквально сотрясалась — так они оба кричали!

— Ты, ты, ты — сволочь, бездарность, ты предал меня, предал! — надрывалась моя дочь.

— Блядь! — орал он. — Да скажи спасибо за все, что я сделал! Ты бы сейчас знаешь где была? Сука вонючая!

«Концерт» продолжался до глубокой ночи, потом они оба затихли, и я заснула. Проснулась поздно. Такое впечатление, что дома никого. Вышла с собакой во двор, вернулась. Открываю дверь — Нюра стоит в дверях. Глаза — широко открыты, но меня не видят, тушь размазана по всему лицу. Cначала мне показалось, что она пьяна, но я ошиблась. Она была какая-то мутная, невменяемая, но не пьяная, потому что я подошла близко и принюхалась: спиртным не пахло.

— Что случилось? — спросила я. Она не ответила.

— Нюра! — Я повысила голос и легонько тряхнула ее за плечо. Она смотрела и не видела меня. — Нюра!

Она отвернулась и пошла в комнату. Я бросилась за ней. В комнате — все вверх дном. Шкаф нараспашку, одеяло на полу, грязь, окурки, гадость! Она тихо легла на кровать и натянула на себя простыню. Я заметила на ее шее что-то вроде кровавого подтека.

— Что это? — Я дотронулась до подтека пальцем, и она вздрогнула, словно я ее ударила.

— Мама, — вдруг сказала она, — полежи со мной.

Полежи со мной! Так она просила, когда была маленькой! Когда у нее болело что-нибудь и она не могла заснуть, или боялась темноты, или была разбужена плохим сном… Слезы хлынули из меня, словно кто-то открыл кран, и они вырвались на волю.

Я осторожно сбросила туфли, легла рядом с ней.

Нюра прижалась ко мне и закрыла глаза.

— Спи, спи, спи, — забормотала я. — Спи, моя маленькая, радость моя…

Я обняла ее и начала убаюкивать.

— Спи, спи, деточка, — шептала я. — Ты устала. Мама с тобой, мама тебя не оставит…

Волосы ее пахли дымом, тело — чужим мужчиной. Я чувствовала эти запахи не хуже собаки, но они не мешали мне.

Я укладывала спать своего ребенка, свою единственную дочку, и ждала, чтобы она успокоилась.

Наконец она действительно успокоилась и заснула. Я лежала рядом, боялась шевельнуться. Слезы продолжали течь, но я их не вытирала, потому что руки были заняты — обнимали и гладили ее голову.

О, если бы Бог пожалел меня и остановил мгновенье! Если бы мне оставили только это: загаженную комнату, развороченную постель, на которой она спит, прижавшись ко мне! И больше ничего! Я ведь ничего не прошу, кроме этого!

Через час она вскочила, бросилась к телефону, набрала номер. По всей вероятности, ей не ответили. Тогда она начала лихорадочно листать записную книжку. Неужели разыскивает его?

— Нюра! — Я уже была в кухне и оттуда наблюдала за ней (жарила оладьи, хотела ее покормить). — Нюра! Кому ты звонишь?

— Перестань шпионить! — крикнула она и изо всей силы захлопнула дверь.

Вот тебе и «полежи со мной»!

Потом я услышала, как она заискивающе спросила кого-то: «У вас Ян случайно не появлялся?» Потом еще кого-то, еще… Мне кажется, она обзвонила всю Москву! Его нигде не было. Или он прятался от нее, мерзавец! Когда она принялась за Институт Склифосовского, я не выдержала.

— Нюра! — закричала я из кухни. — Где твоя гордость? Что ты, с ума сошла?

— Отстань! — завопила она. — Сию минуту оставь меня в покое! Добилась своего, да? Добилась?

Она зарыдала, потом опять начала звонить. И вдруг — я уж не знаю, куда она прорвалась, — но он ответил!

— Ян! — громким детским голосом (наверное, от испуга) залепетала она. — Пожалуйста, прости меня!

Чтобы так унизиться, дура! Он, наверное, бросил трубку. Она выждала десять секунд и опять позвонила.

— Ян, — зашелестела она, — Януш! Ну прошу тебя! Ну хочешь, я все-все сделаю?!

Нет, это просто черт знает что! Я стиснула зубы и решила не вмешиваться. Сейчас он ее пошлет окончательно.

Она вбежала ко мне на кухню сама не своя: во рту незажженная сигарета, глаза блестят, щеки — огненные.

— Мама, сделай для меня одну вещь, одну очень, очень важную вещь!

— Какую вещь? — говорю я. — Что с тобой происходит, ты что!

— Мама, позвони вот по этому телефону, — сует мне в нос какую-то бумажку, — и попроси его. И он подойдет. Тогда скажи, что меня забрали в больницу, потому что я выпила упаковку снотворных таблеток. Но не говори, в какую больницу, скажи, что я не велела, и положи трубку!

— Ненормальная! — закричала я. — Ты не-нор-маль-ная! Я тебе сейчас неотложку вызову!

— Мама! — шепчет она и даже протягивает ко мне руки, как бы умоляя (у нее и в детстве был этот жест, помню!). — Мама! Если ты не сделаешь этого, ты будешь моим врагом, слышишь! Cамым страшным моим врагом! Я тебе клянусь!

У нее было такое лицо, что я перепугалась.

— Подожди, — говорю, — положим, я скажу? Он же поймет, что ты наврала!

— Не поймет, не поймет, — забормотала она, — вот этого он никогда не поймет! Как только ты ему скажешь, я уйду к Маринке и буду там сидеть два-три дня! А он пусть ищет меня по всем больницам!

— Не хочу я звонить, — заявила я решительно. — Я не могу потакать твоим идиотствам! Слава Богу, что мы от него избавились! Я ему готова в ноги поклониться за то, что он тебя бросил!

— Я без него не буду, — раздельно и внятно сказала она, раздувая ноздри и бледнея. — Я не буду без него!

— Что? — испугалась я. — Что «не буду»?

— Жить, — ответила она. — Вот что!

— У тебя сексуальное помешательство, — заорала я. — Тебе надо бром давать! Дают же солдатам в армии!

— А мне наплевать, как это называется, — она понизила голос, но произнесла это очень отчетливо. — Сексуальное? Тем лучше! Да, сексуальное! У меня вот здесь — болит!

И показала мне пальцем, где именно… Я набрала номер, написанный на бумажке. Никто не ответил.

— Ну? — спросила я. — Еще что прикажешь?

Она помотала головой и ушла к себе. Наверное, опять легла. А вечером, уже часов в десять, явился сиамец! Я увидела в глазок, что это он, и первым моим побуждением было — не впускать! Но она выскочила в коридор и сказала мне:

— Я сама.

Я подслушала их разговор. Что еще оставалось?

— Сеня, — сказала моя дочь. — Сделай, пожалуйста, чтобы он вернулся! Умоляю тебя!

Сиамец захохотал. Она всхлипнула.

— А может, мы его того? — спросил он. — На запчасти пустим?

Я помертвела. Cтало быть! Cтало быть! Подтвердилось!

«На запчасти» — значит «на органы», вот что! Я-то думала, что Нюру хотят отправить за границу в публичный дом, но я их недооценила! Они вынимают из живых людей почки, сердце, легкие и продают их! Я же читала, что существует такой бизнес! Об этом даже говорили по телевизору!

Господи, помоги нам. Господи, если Ты есть (о, я кощунствую, Ты есть!), Господи, услышь меня и помоги нам!