Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист (журнальный вариант)

Это было слегка too much, [93] Перебор (англ.). но все-таки она перезвонила. Франсуаза больше не работает и работу не ищет. Она в отчаянии, любит только кошек и книги, занимается исключительно своим телом, никого не видит и не хочет детей. Идеальная женщина? Она хотела сдохнуть, пока не познакомилась со мной. «Сдохнуть» – самый любимый ее глагол: «чуть не сдохла», «сдохнуть можно», «я думала, сдохну» и т. д. Но она также употребляет глагол «скончаться» и эпитет «гнусный». Таких остроумных людей я никогда не встречал. Она трещит на дикой скорости, длинными периодами, потому что, будучи младшей дочерью в многодетной семье, вынуждена была встревать в разговор на всех парах, иначе никто за столом ее не слышал… Чем больше я говорю ей, что скучаю без нее, тем правдивее это звучит. Думаю, я готов положить свою жизнь на то, чтобы не дать ей сдохнуть.

Франсуаза, ты самое значительное событие с тех пор, как нога человека не ступает больше на Луну. Ты не позволила мне не полюбить тебя. Я просто не мог поступить иначе. Ты не дала мне пройти мимо. Любовь – это когда чувствуешь, что прозевать кого-то значит прозевать свою жизнь. Любовь – это когда перестаешь колебаться. Когда все остальные женщины кажутся пресными. Я скучаю по тебе, еще не узнав тебя. (Я выкладываю тут все, что так и не осмелился ни сказать, ни сделать тебе.)

Она уехала из Парижа, следовательно от меня. «Вы влюблены. Сдано по август включительно». Как испортить себе лето? Влюбиться в июле.

Когда ни в кого не влюблен, на всех девиц смотришь с любопытством: хочется чего-нибудь новенького, удивительного, неизведанного, может, и любви с первого взгляда.

Влюбившись, с маниакальным упорством ищешь во всех остальных свою любимую, ты так одержим ею, что кажется, она везде и во всем. Казанова говорил, что новизна – тиран нашей души. Нет, тиран – это ты.

Я хочу спасти Франсуазу, но она спасает меня. Мне попалась та единственная эгоистка, которая способна сделать из меня альтруиста.

Пока Людо мучается на Форментере в своей семейной кутузке, я маюсь в одиночестве на Ибице, листая свежий номер «Магазин литтерер», мужественно озаглавленный «Похвала скуке». И вычитываю цитату из «Наоборот» Гюисманса: «Но что бы он ни предпринимал, невыносимая скука одолевала его… Он остался один, протрезвев, чудовищно устав». [94] Перевод Е. Кассировой. Я боялся, что уже никогда не полюблю; теперь боюсь, что влюбился навсегда. В девушку, которую еще даже не поцеловал!

Знаете, как будет по-испански «искусственный член»? Consolador. Очаровательно, не правда ли? В этом слове слышится «consolar», утешать, и «консолидировать», что исчерпывающе объясняет назначение предмета.

– Решено: я развожусь!

Трудно сказать, плачет ли Людо от радости или печально смеется.

– Все кончено. Мой брак не устоял перед кризисом 7-го года.

Вылезай, приехали; я считал, что Людо – моя единственная надежда и опора, но ничто не вечно под луною. Если уж женатые люди расходятся, что же будет? Людо выгнали с Форментеры: позавчера его жена обнаружила в своей постели фальшивого Людо, которого он сделал из двух подушек и валика, чтобы сбежать посреди ночи (вы, наверное, уже об этом наслышаны – их разрыв стал событием недели: обложки «Вуаси» и «Пари-матч», шесть страниц в «ВСД», интервью в «Гала»…).

– Она выкинула меня из машины в порту, не говоря ни слова. И я уехал на пароме, с чемоданами, полными грязных футболок. Мои слезы смешивались с водяными брызгами: на щеках сплошная соль. Подлецу все к лицу.

– А в чем проблема?

– В жизни. Я думал о другой, и она догадалась. Надо было либо уходить, либо топиться.

– Ну ладно, ладно, все устаканится…

– Не знаю, все к тому шло. Когда люди расстаются на солнце, это значит, что они в самом деле друг друга не выносят. Попытка увековечить чувства – полное безумие, у них есть срок годности, как и у нас самих. Всему приходит конец, а мы не хотим с этим смириться. Страдание прибавляет ему вдохновения.

– Как ты себя чувствуешь?

– Банально. Чудовищно. Представь, она на седьмом месяце!

– Хватит, меня стошнит.

– Сегодня читатели твоего дневника оттянутся по полной!

– Понимаешь, мои читатели – обычные люди: они листают меня на пляже или в метро и делают вид, будто все в порядке, хотя в глубине души прекрасно понимают, что я имею в виду. Мы бежим от одиночества, вместо того чтобы сознаться себе, что у нас нет другого выбора.

Женатики прикольнее холостяков. Принято думать, что все они старперы с прицепом в виде супружницы и орущей мелкоты, а на самом деле в них идет жестокая внутренняя борьба, они пребывают во власти неразрешимых коллизий и бурных переживаний, так что все Оскары Дюфрены на свете им в подметки не годятся.

Женщины остерегаются себе подобных, не учитывая самой, на мой взгляд, опасной их конкурентки – холостяцкой жизни. Людо надоело жить вдвоем («У меня было такое ощущение, что оттягивается весь мир, кроме меня»), мне надоело жить в одиночестве. Мы страдаем, оба в равной степени. Я доверительно сообщаю ему:

– Знаешь, я тут познакомился с одной…

– А, ты скрытничаешь, а я догадался, ждал, пока ты сам мне расскажешь! Знаешь, почему заметно, что ты влюблен?

– Нет…

– Ты стал таким занудой, охренеть можно. И дуешься все время! Так кто она?

– Ты ее не знаешь… Ее зовут Франсуаза.

– Да ты что!

Мне кажется, он с ней знаком.

Но дороге из аэропорта в город Ибица огромные рекламные щиты объявляют о вечеринках в «Паше», «Спейсе» и «Амнезии». Реклама ночных клубов оставляет далеко позади рекламу дневных товаров. Здесь ночная тусовка стала товаром народного потребления. Клубизм пришел на смену капитализму. Это мир завтрашнего дня, религия гедонизма, дискотека вместо луна-парка, только бы забыть о ежедневном рабстве в течение года. Чартерные рейсы, забитые немцами и англичанами, заполоняют взлетные полосы и несутся подальше от вечных проблем – физической непривлекательности, солнечных ударов по залысинам, накачанных пивом животов и никудышных национальных футбольных клубов.