Василий Аксенов - Апельсины из Марокко

– Радость моя! – закричал я Сергею. – Друг беременных женщин!

Он резко повернул ко мне лицо в огромных очках. Они не отсвечивали, и я увидел, как там, в глубине, остекленел от бешенства его глаз.

– Ты замолчишь или нет?! – заорал Сергей.

Мотоцикл дернулся, полетел куда-то вбок. Толчок – и, ничего еще не понимая, я увидел над собой летящие ботинки и сам почувствовал, что лечу, и сразу меня обжег снег, а на лицо мне навалился кожаный зад Сергея.

Я отбросил Сергея, мы оба мгновенно вскочили на ноги – по пояс в снегу – и, еще не успев перепугаться, увидели возящуюся в снегу и смеющуюся Катю.

Мотоцикл лежал на боку – в кювете, коляской кверху – и дрожал от еле сдерживаемой ярости. Сергей мрачно подтягивал краги.

– Идиот, кретин, – сказал я ему, – ты зачем взял Катю в коляску?

– А ты чего молчал? – хмуро, но без злобы сказал он. – Когда не надо, у тебя язык работает.

– Ох, дал бы я тебе!

– А я бы тебе с каким удовольствием!..

Он пошел к мотоциклу.

Катя шла ко мне, разгребая снег руками так, как разгребают воду, когда идут купаться.

– А я только что привстала, чтобы дать Сережке по башке, и вдруг чувствую – лечу! – смеялась она.

– Смешно, да? – спросил я.

– Чудесно!

Это идиллическое приключение под безветренным глубоким небом на фоне живописных сопок и впрямь настраивало на какой-то альпийский, курортный лад.

«Почему мы быстро так схватились, почему мы так быстро и решительно поехали куда-то к черту на рога? – думал я. – За апельсинами, да? Ну конечно, нам надо было куда-то поехать, вырваться в этот морозный простор, вылететь из сидений, почувствовать себя безумными путниками на большой дороге».

Я стал стряхивать с Кати снег, хлопал ее по спине, а она вертелась передо мной и вдруг, оглянувшись на Сергея, прижалась ко мне щекой. Мы постояли так секунду – не больше. Я смотрел, как за пленкой очков гаснут ее глаза.

– Колька, иди сюда! – крикнул Сергей.

Мы стали вытаскивать из кювета мотоцикл. Подъехала и остановилась рядом машина Чудакова. Витька Колтыга и еще несколько ребят выскочили и помогли нам.

– Ну как там у вас? – спросил я Витьку. – Будет нефть?

– Ни черта! – махнул он рукой. – Джан Айрапет уперся. Третью скважину уже бурим в этом проклятом распадке.

– А вообще-то здесь есть нефть?

– По науке, вроде должна быть.

– Наука, старик, умеет много гитик.

– А я о чем говорю?

Сергей уже сидел за рулем, а Катя в коляске. Я подбежал и сел сзади.

– Ты уж держись за ними, орел, – сказал я Сергею, – всем ведь уже ясно, какой ты орел. Орлов – твоя фамилия.

– Глупеешь, Калчанов, – сказал Сергей, нажимая на стартер и исторгая из своего мотоцикла звуки, подобные грому.

– Держись за грузовиком, – сказал я. – Проявляй заботу о детях.

– Учти, – сказал он, – наш разговор еще не окончен.

Я доверчиво положил голову на его плечо.

Все-таки он держался за грузовиком, и до самого моря перед нами маячил кузов, полный какой-то разношерстной публики, среди которой Виктор Колтыга, видимо, чувствовал себя звездой, певцом миланской оперы.

Море здесь открывается неожиданно, в десяти километрах от Талого. Летом или осенью оно ослепляет своим зеленым светом, неожиданным после горной дороги. Оно никогда не бывает спокойным, море, в наших краях. Волнующаяся тяжелая масса зеленой воды и грохот, сквозь который доносятся крики птиц, вечный сильный ветер – это настоящее море, не какая-нибудь там лагуна. Из такого моря может спокойно вылезти динозавр.

Сейчас моря видно не было. В темноте белел ледяной припай, но его линия гасла гораздо ниже горизонта, и там, в кромешной тьме, все-таки слышался глухой шум волн.

Сюда, прямо к порту Талый, подходит веточка теплого течения. Навигация здесь продолжается почти круглый год, правда, с помощью маленьких ледоколов.

Вот мы уже въехали в Талый и катим по его главной, собственно говоря, и единственной улице. Оригинальный городишко, ничего не скажешь. С одной стороны трехэтажные дома, с другой – за низкими складами тянется линия причалов, стоят освещенные суда, большие и маленькие. Улица эта вечно полным-полна народа.

Публика прогуливается и снует туда-сюда по каким-то своим таинственным делам. Когда приезжаешь сюда поздно вечером, кажется, что это какой-нибудь Лисс или Зурбаган, а может быть, даже и Гель-Гью. Я был здесь раньше два раза, и всегда мне казалось, что здесь со мной произойдет что-то удивительное и неожиданное. Уезжал же я отсюда оба раза с таким чувством, словно что-то прошло мимо меня.

В Талом, кажется, вся улица пропахла апельсинами. В толпе то тут, то там мелькали граждане, с бесстрастным видом лупившие эти роскошные, как сказал Кичекьян, плоды. Видно, терпения у них не хватало донести до дома.

Мы медленно пробирались по заставленной машинами улице. Мальчики в кузове у нас нетерпеливо приплясывали. С Юрой прямо неизвестно что творилось. Подозреваю, что он вообще ни разу раньше не пробовал апельсинчиков. А я внимательно разглядывал прохожих, нет ли среди них Люськи. Гера тоже смотрел. Соперники мы с ним, значит. Вроде бы какие-нибудь испанцы, не хватает только плащей и шпаг.

Возле детсада разгружалась машина. В детсад вносили оклеенные яркими бумажками ящики, в которых рядком один к одному лежали эти самые. Все нянечки, в халатах, стояли на крыльце и, скрестив руки на груди, торжественно следили за этой процедурой. Окна в детсаде были темные; ребятня, которая на круглосуточном режиме, спокойно дрыхла, не подозревая, что их ждет завтра.

Улица была ярко освещена, как будто в праздник. Впрочем, в Талом всегда светло, потому что с одной стороны улицы стоят суда, а там круглые сутки идет работа и светятся яркие лампы.

– Мальчики, равнение направо! – крикнул я. – Вот он!

Над крышей какого-то склада виднелись надстройки и мачты, а из-за угла высовывался нос виновника торжества, скромного парохода «Кильдин».

– Ура! – закричали наши ребята. – Да здравствует это судно!

Моряки с «Зюйда» иронически усмехнулись. К продмагу мы подъехали в самый подходящий момент. Как раз в тот момент, когда при помощи милиции он закрывался на законный ночной перерыв. Публика возле магазина шумела, но не очень сильно. Видно, большинство уже удовлетворило свои разумные потребности в цитрусовых.

На Юру просто страшно было смотреть. Он весь побелел и впился лапами мне в плечо.

– Спокойно, Юра. Не делай из еды культа, – сказал я ему. Я слышал, так говорил Сергей Орлов – остроумный парень. – Подумаешь, – успокаивал я Юру, – какие-то жалкие апельсины. Вот арбузы – это да! Ты кушал когда-нибудь арбузы, Юра?

– Я пробовал арбузы, – сказал какой-то детина из моряков.