Фредерик Бегбедер - Windows on the World

Под нами: стеклянные двери, зеленые растения, колоннады, блестящий паркет, изысканнейшие лампы с белыми абажурами… Деревянные, натертые воском перила, банкетки, обитые бежевой кожей, охряный бар…

Над нами: вертолеты, кружащие, словно алюминиевые осы, и столб дыма, из-за которого башня достигает высоты 620 метров.

Мы: дрожащие люди, сбившиеся в кучу перед запертой дверью, посреди механизмов и труб, оглохшие от грохота компрессионных насосов и гидравлических генераторов. Человеки в процессе варки.

В первый вечер Кэндейси сказала: «Ты так меня оттрахал, что мне показалось, будто вас было семеро».

Я смотрю на Джерри. В этом ракурсе он очень на меня похож. Дэвид, к счастью для него, похож на меня меньше. Но я повторился в них, это бесспорно. А потом скоренько смылся. Если общество оставляет вам выбор – слушать вопли младенца или сходить на вечеринку без жены, то не надо удивляться, что матерей-одиночек на Западе становится все больше. Я прекрасно знаю, что Джерри обо мне думает, он сам мне сказал. Он думает, что я считаю себя Джеймсом Бондом и заваливаю всех девиц, какие попадутся под руку.

А Дэвид воображает, будто я что-то вроде сверхчеловека:

– Слушай, па, знаешь, тебе уже не надо скрывать свою суперсилу.

Чем хорошо снимать все время разных девиц: им всем можно говорить одно и то же. Очень удобно.

Джеффри показывает мне бутылку «Шато-О-Брион» 1929 года.

– Эй! Пора ее распить, я по дороге нашел целый ящик, почему бы не попробовать? Остальные я раздал своей группе!

– Осторожней, вы же принимали таблетки…

– What the hell! Come on! Enjoy! [71] Плевать! Поехали! Твое здоровье! (англ.)

Джеффри откупоривает французское марочное сухое вино и делает изрядный глоток.

– Bay! Хорошо бы, конечно, еще и проветриться, но это сущий нектар…

– Думаю, нам всем неплохо было бы проветриться, – говорит Энтони. – Где вы взяли эту бутылку?

– Спок, я только позаимствовал, моя контора все оплатит, don't worry be happy… [72] Расслабься, лови кайф (англ.). Слова из известной песни Бобби Макферрина.

Я пью из бутылки. Старая пурпурная жидкость урожая 1929 года стекает в горло, как последняя ласка, как поцелуй дьявола. Правильно, что не отказался, вино расслабляет. Я протягиваю бутылку Энтони, но он качает головой.

– Нет, спасибо, я не пью, я практикующий мусульманин.

– Вашу мать! А я иудей! – кричит Джеффри, хватая «О-Брион» за горлышко и опрокидывая его в открытый рот. – Так ты хочешь, чтобы мы все погибли? Рад, что твои дружки такое натворили?

– Come on! Мы не знаем, кто это сделал. Could be anybody. [73] Что ты несешь!.. Это может быть кто угодно (англ.).

– Ладно, хватит, убийцы-камикадзе – это ваши штучки. Вы взрываете себя в пиццериях, и Аллах вас вознаграждает.

Энтони оскорблен.

– Блин, я мусульманин, но я не фанатик, give me a break, man. [74] Отвяжись (англ.).

– Не нервничай, Тони, – говорю я, забирая пузырь, – просто нельзя мешать винишко с антидепрессантами, он в отключке, вот и все.

– ОК, я в отключке, – взвился Джеф, – я в отключке, потому что еврей и педераст, так что ли? Может, это я тараню самолетами башни и гроблю невинных людей, только чтобы уничтожить государство Израиль?

Уф! Я делаю добрый глоток вина 1929 года и принимаюсь изображать Бутроса Гали.

– Слушай, я христианин, он мусульманин, ты иудей, а это значит, что мы все трое верим в одного и того же Бога, ОК? Так что успокойся. Надо только молиться, как положено в наших трех религиях, тогда у Бога будет втрое больше шансов нас услышать и открыть эту чертову дверь, goddam door!

Вино прекращает религиозные войны. Энтони неправ, что не попробовал. Он снова садится и опять нажимает кнопки на мобильнике. Джеффри с бульканьем вливает в себя вино:

– И ведь даже не кошерное!

Джерри ржет, я тоже. Дэвид все мечтает. Лурдес по-прежнему висит на шторах. Как бы я хотел рассказывать о невероятных перипетиях, об удивительных поворотах событий, но правда есть правда: не происходило ровно ничего. Мы ждали, что нас спасут, но никто нас не спасал. Воняло паленым паласом и батончиками «Марс», плавящимися в конфетных автоматах несколькими метрами ниже, в брюхе чудовища.

У меня большой зуб на изобретателя офисного парашюта: почему эта идея пришла ему в голову только после трагедии? Ведь ничего тут сложного нет: не мог, что ли, подумать об этом раньше, кретин несчастный? Как бы мне хотелось увидеть сотни мужчин и женщин, бросающихся в пустоту с рюкзаком за спиной, и как их парашют раскрывается над Плазой. Как бы я хотел посмотреть на них, парящих в синем небе на зло земному притяжению и террористам, мягко приземляющимся на бетон, падающим в объятия пожарных.

А архитекторы, решившие, что у зданий не будет пожарных лестниц? Лестницы есть во всех нью-йоркских билдингах, кроме тех, где слишком много этажей, а значит, где они нужнее всего. Они не очень красиво смотрятся на башне? Учтите, эстетика убивает. Что, невозможно было вообразить себе пожарную лестницу в 110 этажей?

А почему не изменились правила безопасности полета? Служба контроля по-прежнему рассеянно наблюдает, как рентгеновские лучи просвечивают багаж. Иногда они выбирают наугад какую-нибудь сумку и досматривают вручную. Заменили металлические ножи пластмассовыми, – но оставили металлические вилки! Как будто нельзя убить человека вилкой. Надо только метить в глаза или в глотку и ударить раз тридцать. Они не видели Джо Пеши в «Славных парнях», или как?

Почему нет охранников в каждом самолете? Есть же они при входе на дискотеки! Неужто ночные заведения опаснее самолетов? До сих пор безопасность пассажиров доверяют стюардессам, чьи шейки так легко перерезать.

А еще можно было спустить несчастным длинные канаты, чтобы они выбрались по ним, как узники, что привязывают простыни к решеткам камеры и спускаются по ним вдоль стены. Почему никто ничего не предпринимал снаружи? Или спустить веревочные лестницы с той стороны, где не было пламени. Или расстелить гигантский надувной пневмоматрас, чтобы смягчить падение «jumpers», [75] «Прыгуны» (англ.). как в «Смертельном оружии».

На самом деле никто не думал, что башни могут рухнуть. Слишком все полагались на технологии. Странное отсутствие воображения. Вера в превосходство реальности над вымыслом.

«Это все равно что сидеть в камине», – говорит один из пожарных в «Аде в поднебесье» Джона Гиллермина (фильм вышел в 1974 году, как раз когда открылся Всемирный торговый центр). Наверное, полиция не пыталась организовать спасение по воздуху потому, что копы видели этот фильм-катастрофу: там пытаются спасти людей, уцелевших при подобном пожаре и запертых в банкетном зале на последнем этаже небоскреба, спуская им трос с вертолета. В фильме вертолет падает на крышу и разбивается. Может быть, в 9 час. 14 мин. полиция побоялась сделать вымысел реальностью.