Марк Леви - Дети свободы

Паровоз выведен из строя. Значит, сегодня вечером состав дальше не пойдет. Шустер велел пригнать другой паровоз, но тот прибудет среди ночи.

А до утра у железнодорожников будет время заняться легким саботажем - например, продырявить цистерну с водой, чтобы состав как можно чаще останавливался в пути для заправки.

Ночь, тишина. Самое время устраивать бунт, но ни у кого уже нет сил. Жара свинцовой тяжестью давит на мозг, погружая нас всех в полуобморочное состояние. От жажды языки начинают пухнуть, затрудняя дыхание. Альварес не ошибся в своем предсказании.

33

– Думаешь, он спасся? - спрашивает Жак.

Альварес не упустил шанса, который подарила ему жизнь. Крестьянин и его дочь, приютившие беглеца, предложили ему остаться у них до Освобождения. Но Альварес, едва оправившись от ран, поблагодарил своих хозяев за гостеприимство и заботу и сказал, что хочет продолжать борьбу. Крестьянин не стал его отговаривать, он уже понял, что его гость - человек решительный. Он вырезал из своего почтового календаря карту района и отдал беглецу. Еще он подарил ему нож и посоветовал отправиться в Сент-Базей. Начальник тамошнего вокзала участвовал в Сопротивлении. Прибыв на место, Альварес сел на скамью лицом к перрону. Начальник вокзала тут же приметил его и позвал к себе в кабинет. Там он сообщил Альваресу, что местные эсэсовцы все еще разыскивают его. Затем провел в кладовую, где хранились инструменты и одежда путевых рабочих, велел ему надеть серую блузу, фуражку и вручил легкую кувалду. Проверив, как на нем сидит новый наряд, и поправив фуражку на голове, начальник повел его по путям. Там их встретили два немецких патруля. Первый не обратил на них внимания, второй поздоровался.

На исходе дня они пришли к домику начальника вокзала. Его жена и двое детишек встретили Альвареса. Никто из них ни о чем его не расспрашивал, его лечили и кормили - заботились, как о родном человеке. Его спасители были басками. Утром третьего дня перед домиком, где Альварес набирался сил, остановилась черная машина-вездеход. На ней приехали трое партизан, они забрали беглеца с собой, чтобы вернуть его в ряды бойцов.

6 июля

На рассвете поезд снова трогается в путь. Вскоре он проходит мимо деревушки, носящей чудное имя - Шармант [23] [23] Здесь: Очаровательная (фр-). , именно так написано на щите. Вот уж действительно ирония судьбы: в данной ситуации это географическое название вызывает у нас смех. И вдруг поезд снова тормозит. Мы задыхаемся в вагонах; тем временем Шустер яростно проклинает эту вынужденную, уже не первую, остановку и обдумывает дальнейший маршрут. Немец знает, что продвижение на север невозможно: союзники неудержимо наступают, а он вдобавок все больше опасается акций партизан, которые взрывают пути, чтобы помешать нашей депортации.

Внезапно дверь вагона с грохотом отъезжает в сторону, и нас ослепляет яркий дневной свет. Мы видим в проеме немецкого солдата, лающим голосом он отдает какой-то приказ. Клод недоуменно смотрит на меня.

– Здесь представители Красного Креста, - переводит один из наших, понимающий по-немецки. - Нужно выйти на перрон за водой.

Жак поручает это мне. Я спрыгиваю из вагона и приземляюсь на колени. Кажется, моя рыжая голова не понравилась стоящему передо мной фельдфебелю: едва он встречается со мной глазами, как я получаю страшный удар прикладом в лицо. Отшатнувшись, я плюхаюсь наземь и шарю вокруг в поисках упавших очков. Ага, вот они, нашлись.

Подбираю остатки оправы, сую их в карман и в каком-то тумане едва тащусь за солдатом, который ведет меня к изгороди. Там он указывает мне стволом винтовки на ведро с водой и картонную коробку с буханками черного хлеба на всех нас. Таким образом организовано питание для каждого вагона. Мне становится ясно, что работникам Красного Креста и нам не суждено увидеться.

Я подхожу к вагону; Жак и Шарль бросаются ко мне, чтобы помочь войти. У меня перед глазами густой багровый туман. Шарль обтирает мне лицо, но туман не рассеивается. И только тут я понимаю, что со мной стряслось. Я уже говорил тебе, что природа явно решила позабавиться, окрасив мои волосы в морковный цвет, но, мало этого, она еще создала меня полуслепым, как крота. Без очков я вижу окружающий мир расплывчатым, едва могу отличить день от ночи и с трудом определяю, что за силуэты движутся передо мной. И все-таки я чувствую присутствие своего братишки, он стоит рядом.

– Ох, черт, как же он тебя отделал, этот гад!

Я держу в руках то, что осталось от моих очков. На правой половине оправы торчит крошечный кусочек стекла, на левой висит другой, чуть побольше. Клод, наверное, со всем обессилел, если даже не замечает, что у брата ничего нет на носу. Я знаю и другое: до него пока не дошел весь ужас этой истории. Теперь ему придется бежать без меня - не хватает еще навязать ребятам такого инвалида, как я. Вот Жак - тот сразу все понял; он просит Клода отойти в сторонку и садится возле меня.

– Только не вздумай отказываться! - шепчет он.

– И как ты себе это представляешь?

– Мы что-нибудь придумаем.

– Жак, я всегда знал, что ты оптимист, но сейчас ты явно перехватил!

Клод решительно подходит к нам и почти отталкивает меня, заставляя подвинуться и дать ему сесть рядом.

– Знаешь, я тут подумал о твоих очках, и вот что мне пришло в голову. Ты ведь должен вернуть им это ведро, так?

– Ну и что?

– Значит, они не допускают никаких контактов между Красным Крестом и нами, но мы ведь должны опорожнить ведро и поставить его на место, у изгороди, верно?

Я ошибся: Клод не только понял, в какую передрягу я попал, но уже и выработал план спасения. И, как это ни нелепо, я невольно задумался, кто же из нас теперь младший - уж не я ли?

– Не могу понять, куда ты гнешь.

– С каждой стороны твоей оправы осталось по кусочку стекла. Вполне достаточно, чтобы оптик мог определить степень близорукости.

Пока он говорил, я пытался с помощью деревянной щепки и нитки, вытянутой из рубашки, исправить неисправимое. Но Клод раздраженно сжал мои руки.

– Да прекрати ты эту дурацкую починку и слушай меня, черт возьми! Разве ты сможешь вылезти в окно и бежать со всех ног, если у тебя очки на соплях держатся? Зато если ты положишь эти обломки в ведро, может, кто-нибудь обратит на них внимание и придет нам на помощь.

Признаюсь, у меня даже слезы навернулись на глаза. И не оттого, что в предложении моего брата чувствовалась горячая любовь ко мне, - просто даже в эту минуту, в этой гибельной ситуации у Клода еще оставалась надежда и вера в успех. Как же я гордился им в тот день, как сильно любил его! Я до сих пор не уверен, что мне удалось до конца выразить ему все эти чувства.

– А ведь неплохая мысль, это вполне реально, - сказал Жак.