Китлинский - Клан – моё государство 2.

– А злопамятный добрым что, быть не может?- вопросом ответил Патон.- Сань, ты не молчи, дай мне ответ.

– Пиши, пиши заявку,- сказал Сашка.- Но слово дай – с Проней не цапаться. И ещё: лебёдка там есть, но она с электроприводом, дэска имеется, однако, разведочные дыры бурить придётся обязательно и ещё вентиляционные. Смекаешь?

– Дак я молчок, Сань, ты же меня знаешь. Лишь бы работа была и язык времени чесать не было, а бурить нам не впервой,- радостно ответил Патон.

– Не будет, это я обещаю,- Сашка отставил кружку и, встав, спросил.- Кто у вас контрольщик?

– Я,- отозвался молоденький мужик.- Кокша,- назвался он и протянул руку. Сашка пожал и спросил:

– Подсобить? У меня день-два в запасе. Надоело топать, надо остыть. А нет, то я к Бурмыке отбуду, но чтоб без обид,- предупредил Сашка.

– Сложного нет вроде ничего,- произнёс Кокша, а мужики зароптали.

– Кокша,- обратился к нему один из стариков.- Пупок нам рвать. Мы тебе верим, ты мужик надёжный, но два глаза – хорошо, а четыре – лучше. В обиду не бери, Сашка пришёл и ушёл, тебе тут хороводить, только он, Сашка, в чём-чём, а в этом – шайтан. Он столько нашёл и поднял – страна в год столько не добывала.

– Ну, это ты, Сергей Степанович, загнул,- не согласился Сашка.- Я почему предлагаю помочь: мне и в самом деле два денька отдохнуть надобно, но и без дела сидеть не могу, так что либо у вас, либо к Матвеичу потопаю.

– Я что, Степанович, нет сказал? Ты мне рта не дал открыть. Разве я против, совет даст рассмотрим, не вижу повода для спора,- Кокша глянул на Сашку.- Пошли, тут рядом. И то, мужики, сворачивайте митинг. Баню сегодня надо доделать, мы уж месяц не мылись,- бросил он присутствующим.

Вместе облазили до обеда окрестности и Сашка сделал вывод, что Кокша дело знает. Ошибок найти не удалось.

– Ухта тебя, что ль, учил?- спросил Сашка, когда возвращались.

– Он. А как углядел?

– Карту помечаешь также и почерк похож на почерк Ухты.

– Почерк-то тут причём?

– Ученик не только знания перенимает у учителя, но и правописание. Тебе ведь писать довелось немало?

– Точно. Пришлось. Это сейчас на компьютере шпарят, а я последний, считай, из тех, кто писал до судорог.

– Так и я до судорог,- признался Сашка.- И ещё до каких!

– Ухта вас хвалил, говорил, что лучшего горняка в округе нет.

– Сам он где?

– С китайцем он в доле. В верховьях материнской реки, где-то в районе Крестовки, но чуть южнее.

– Бывал я там. Места глухие, ручьи мелкие, металл еле сочится, но есть великолепные рудные тела.

– Предок китайца зимой добывал.

– Так они в одиночку рыли, а летом, если ты один, в шурф не очень-то и полезешь – засыплет. Вот зимой они и копали. Нюх имели потрясающий: в самое густое место с первого захода попадали, про геологию слышать не слыхивали, приборов не имели, но дело знали практикой. Россыпное ли, рудное ли – действовали от интуиции, но не ворожбой, как некоторые. Вон, наши кайлушку бросали аж до войны.

– Мне Ухта показывал как- смех ведь.

– Это тебе, имеющему знания, смешно, а они безграмотные были. Я не застал, но старики наши помнят.

– Так что ты мне скажешь?

– Ничего. Всё по уму. Я после обеда выйду на раскоп, хочу тачку покатать, давно не прикасался. Человека сними, ещё успеете руки оттянуть.

– Хорошо.

– А завтра утречком свожу тебя на один ключик- вы тут не на день, не на год, а там место хорошее. Километров тридцать отсюда. Надо всегда иметь под рукой парочку погребков в запасе.

– Согласен, страховка нужна. Глубоко там?

– Штольней надо подбираться, но выброс кучный и для зимней откатки лучшего не найти.

– Дом надо ставить?

– Ну, как же без него?

– Времени уходит на это много, у меня аж нервы цыкают.

– А ты что предлагаешь? Вагончики таскать?

– Топлива не напасёшься.

– То-то. Помозговать над этой проблемой надо, альтернатива может сыскаться, но баня – без неё никак. Рубить баньки всё равно будут, как прежде.

– Бани-то я не против, чтоб ладили.

Они вышли на стоянку. Начинался обед.

Сашка сидел на скале, свесив ноги с уступа. Ночью он перешёл по льду с пологой стороны реки на крутую, которая громоздилась отвесными скалами. Вода поднималась на глазах вместе с полосой льда, покрывавшего реку. "Ночью ухнет,- думал Сашка, наблюдая, как время от времени камень, брошенный на поверхность льда, смещается вниз по течению.- Начинаются подвижки".

Было жарко, почти двадцать пять тепла. Сашка, сняв сапоги, ел из банки говяжью тушёнку и болтал босыми ногами. До Ходорок надо было топать ещё километров тридцать и перевалить гору, которая вздыбилась за спиной чёрной махиной. От этих мест и до родного посёлка по левой стороне реки шли сплошь скалы, кое-где поднимаясь на высоту до ста метров и уже там, как правило, переходя в подъём, ведущий на макушку сопки. Иногда в межсопочном изгибе высота скал опускалась до десяти метров, и в эти проёмы стекали ручьи, образуя маленькие, но очень красивые водопады. Крупных водопадов было девять, а мелких не счесть.

Это были родные Сашке скалы, облазанные вдоль и поперёк. В этих чёрных громадинах имелось множество пещер, часть из которых, как говорилось, до конца географии, то есть не имевших конца и уходивших глубоко в недра земли. В этих пещерах прятали оружие и боеприпасы, здесь хранили металл и архивы.

В нескольких местах на скальной поверхности древние люди устроили храм живописи. Рисунки их были примитивны, в основном, животные и сцены охоты, но встречались и изображения человеческих лиц. Эти рисунки принадлежали художникам так называемой Северной полярной школы. Многие изображения уже еле различимы, некоторые погибли в результате обрушения скал. Оставшиеся, снял когда-то один очкастый учёный человек из Ленинграда, которому Сашка помогал в течение одного лета, забираясь в самые недоступные места, куда сам учёный добраться не мог. Это была интересная, но опасная работа, чуть не стоившая Сашке жизни, но запавшая ему в душу тем, что очкастый мужик был великолепным рассказчиком, к Сашкиным вопросам относился серьёзно и если на какой-то вопрос ответа не знал, записывал в блокнот. Сашка усмехался на это действие, но спустя полгода после отъезда учёного получил от него посылку с книгами и ответами на свои вопросы. А вопросов, заданных Сашкой, было тысячи и на все мужик ответил. И вот теперь Сашка сидел на уступе, мотал ногами, жрал тушёнку, а за его спиной красовался олень, нарисованный каким-то художником каменного века в быстром неудержимом беге. И этот древний предок так же, как Сашка, видел ледоход, стоял на этом уступе, и так же, видимо, восхищался, как будет уже в который раз это делать Сашка, чуду природы, вздрагивать от ударов льдин, бояться и почитать это могучее таинство, как божество. Сашка влез на этот уступ не случайно. Двадцать пять лет назад он именно с этого места наблюдал за грохочущей вакханалией и вот теперь снова пришёл для постижения величия природы, чуда очищения реки от спячки.