Макс Нарышкин - Про зло и бабло

— Владимиром, — едва слышно произносит он и становится таким маленьким, что я уже не сомневаюсь — какает он, как маленькая собачка, это верно.

— А почему такой нервный? Ты похож не на юриста, а на затравленного им распространителя.

— Я не затравленный, у меня насморк, — и он достает из кармана солин и брызгает себе поочередно в каждую ноздрю.

Господи, не убил бы…

— Ладно, хватит придуриваться. Нам вместе работать. Раису я ненавижу, здесь же для того, чтобы на хлеб зарабатывать. Этого достаточно?

Он бледнеет, и я начинаю опасаться, что скоро он совсем пропадет из виду. Немыслимо! Мне кажется, если сюда войдет какой-нибудь амбал и скажет: «Снимай штаны!», мой юрист ответит: «Это незаконно», но к окончанию этой фразы уже будет позорить офис костлявой задницей. Сейчас пойму, от чего ему стало еще страшней, чем было… Думаю, от всего. Я должен был сказать: «Я люблю Раису, и здесь для процветания компании».

Кажется, мне здесь будет очень трудно. За три часа я более или менее узнал пять человек, и все они оказались дефективными. Подумав, как добить этого чахоточного, чтобы он мне не мешал, я сел к нему на стол и тихо произнес:

— Только не кричите. Этим вы нанесете себе вред. Мне нужен хороший помощник. Если вы достанете мне формулу «Убийцы», я организую вам окно в Европу.

Мне известно, что шутки мои не относятся к разряду добрых. Проклятая натура уже не раз ставила меня в неудобное положение, но всякий раз после того, как я давал себе зарок больше не выставлять себя посмешищем, проходило не больше недели. Ровно столько времени мне хватало, чтобы забыть неловкость и зафонтанировать новым идиотизмом.

Наблюдая за тем, как юрист Владимир валится под стол и цвет его лица уже ничем не отличается от школьного мела, я громко выматерился и посмотрел на дверь. Обычно все неприятности приходят разом. Сейчас, когда гости ожидались мною менее всего, стеклянная створка настежь распахнулась и в нее проскакала выкрашенная в торжественно-кумачовый цвет трясогузка. Тряхнув листом ватмана, который держала в руках, она сказала: «Ой, а где Владимир, а вы кто, так, может, вы мне посоветуете?», и развернула на столешнице, из-под которой смотрел белками в потолок искомый ею Владимир, самодеятельное творчество.

На листе было: а) женщина, б) рак, в) яблоневый сад, г) солнце.

Женщина держала ногу над ползущим по дорожке раком, за ее спиной цвел сад, за садом вставало солнце.

Под всем этим маразмом значилось: «УБЕЙ РАК, ВСТРЕТЬ УТРО НОВОЙ ЖИЗНИ».

— Послушайте, это наш новый кейс. Как он выглядит с точки зрения юротдела? Нам нужно сделать новый ролик, но у одного из ассистентов как бы возникли сомнения, не вызовет ли такой ход мысли претензий у «зеленых»? Сюжет такой. Женщина как бы больна, лежит на постели, но вдруг смотрит в окно и видит восходящее солнце. Она встает (для всех очевидно, что с трудом), выходит на улицу, и старая яблоня, изогнув ветвь, протягивает ей стакан с прозрачной водой. Она выпивает его, лицо ее расцветает, и тут она как бы смотрит вниз и наступает на ползущего по дорожке рака. Как вам? Нужно сегодня же запустить тему.

Она сказала — «кейс». Для лохов: кейс — это удачная примочка для продвижения товара. Умеешь выжимать много чего из ничего — ты удачливый специалист и тебя видят. Дела идут неважнецки, появилась необходимость снова засветиться на ТВ, и трясогузка тут же была привлечена в качестве кризисного менеджера.

— Вы это серьезно?

— Что?

— Вот это все?

— Вам не нравится?

— Нет, нравится. Все очень логично. Нога, рак, стакан, яблоня. Только я думаю, что претензии поступят не от «зеленых».

Трясогузка посмотрела на меня тревожно-тревожно и похлопала ресницами.

— А от кого?

Мне было ее жаль. Кажется, я пускал по ветру не одну работу рекламного отдела.

— Если вы под «раком» подразумеваете болезнь, а я подозреваю, что так оно и есть, то в этом случае правильнее будет написать так, как вы написали. Но в этом случае совершенно непонятно, при чем здесь членистоногое, которое по тропинкам яблоневых садов, кроме того, не ползает. Если же вы все-таки решили прикончить «рака», тогда ваш вариант написания этого слова может вызвать много кривотолков среди членов ортодоксальной еврейской общины. Всем известно, что женская фамилия Рак не склоняется.

— Боже мой, этого нам только не хватало, — она так огорчилась, что потемнела. — Слава богу, что я встретила вас, у начальника отдела продаж фамилия Сток. Но вы не видели Владимира?

— Он отошел.

— У вас есть идеи? — в голове девочки царил такой хаос, что она забыла, что находится в офисе юристов.

— Почему нет? Дарю. Совершенно бесплатно. Тема такая. Издали начинают показывать Землю. Потом щелчок — и вот уже видны материки. Еще щелчок — и перед нами Евразия. Еще щелчок — Москва с высоты птичьего полета. Еще один — Новодевичье кладбище. И последний — могилка с овалом женской фотографии на памятнике с черной полоской на глазах. Внизу — баннер: «Она отказалась от СОСа и кончила раком».

Девочка молчаливо покрутила головой и кивнула:

— Я вас услышала.

В компании не говорят: «я подумаю». Это звучит как «я решу, что делать с вашими камнями в почках». То есть человек понятия не имеет, что делать с вашими камнями, он вообще не в теме, и чтобы не придавать своим словам траурный оттенок, грамотный врач говорит: «Я вас услышал, мы будем решать этот вопрос». Трясогузка только что сказала мне следующее: «Я тебя услышала, и я услышала именно то, что ты хотел сказать, но пока еще мои мозги не впитали идею до конца, мне нужно как следует подумать и оценить твое предложение». И она ушла оценивать.

Когда за ней закрылась дверь, я наклонился и взял Володю за воротник рубашки. Усадив его на стул, я набрал в стакан воды и плеснул ему в лицо. Немудреная процедура возвращения к жизни ему не понравилась. Он закашлялся, но открыл глаза и посмотрел на меня взглядом, каким смотрел, когда я впервые вошел в офис.

— Я пошутил. Пошутил. Теперь, когда я спас твою жизнь, мы можем говорить на «ты»?

— Вы сумасшедший, — упрямо сказал он, когда вспомнил все. На это у него ушло столько времени, сколько мне понадобилось, чтобы занять свой стол. — Такие здесь долго не задерживаются.

Он засранец, я это понял. И еще одно я усвоил сразу, едва он стал прихорашиваться у зеркала: с собачкой маленькой я погорячился. Этот малый с торчащими из ушей хрящами способен навалить, как сенбернар. Мне стало так грустно, что я обратился к нему на «вы» и потребовал выложить на мой стол всю документацию по работе со сторонними организациями и частными лицами. Если бы не квартира, машина и обещанное жалованье, я уже прямо сейчас попросил бы расчета. Но Ирина привыкла к новому жилищу, словно обитала в нем с детства, и теперь любое другое почитала бы за пещеру. А вернуть бы пришлось, хотя и на меня оформлено. Лучше отдать, чем однажды увидеть себя с высоты птичьего полета с дыркой во лбу.