Макс Нарышкин - Downшифтер

Интересно, что нужно незнакомцу в церкви в этот час?

Удалившись в сторону метров на двести, чтобы не настораживать бродящих призраков этого ненормального города табачным дымом, я закурил и около получаса размышлял над всей историей в целом. Досаждало еще то, что если я не сплю, то мне непременно нужно с кем-то говорить. Я не любитель молчаливых пауз, даже если этого требует дело. Когда была докурена третья сигарета, я поднялся и направился к храму. Небо уже начало стыдливо светлеть, а это мне не на руку. Сейчас с удочками в руках к реке повалят изгнанные из совхоза бездельники, и мое присутствие в лесу будет выглядеть глупо.

Церковь встретила меня, как обычно, тишиной и покоем. Ночью паствы здесь столько же, сколько и днем. Темнота, пустота, вакуум. И лишь скудно освещенное, зарешеченное оконце на втором этаже жилой части храма теплило во мне надежду, что святой грешник бодрствует и будить его не придется.

Я потянул ручку тяжелой двери и с удивлением обнаружил, что она открыта. Хотя зачем закрывать? Сюда никто не ходит, разве что обворованные и избитые бывшие вице-президенты с доходом в восемьдесят тысяч долларов в месяц. Но я закрою, потому что в добропорядочность местных жителей уже ни на грош не верю. Я верю в то, что от них можно ожидать всякого. Прислонив дверь к коробке, я медленно задвинул тяжелую щеколду. В любом случае свидетели моего разговора с хозяином этого заведения мне ни к чему.

Вдохнув восковой дух свежеотлитых свечей, я прошел по лестнице и собрался уже подниматься, как вдруг странный звук в глубине храма заставил меня замереть на месте…

Хочу сразу сказать: в призраков, святых, ангелов-хранителей и даже воскресение я не верю. Из этого следует, что моя вера не распространяется и на чертей, демонов и фурий. Но когда этот звук прозвучал в тишине и под пятнадцатиметровыми сводами, мне стало немного не по себе. Такое впечатление, что кто-то двинул стол посреди церковного зала…

Я находился в жилой части, и это не церковь. Эхо разнеслось под сводом. Чем можно заниматься в половине пятого утра перед иконостасом, в окружении наблюдающих за тобой ликов?

Ватные ноги, не дослушав моей команды, сами стали спускаться с лестницы. Через полминуты я был уже у дверей, которые ведут к тыльной части иконостаса. Если войти, то я тут же своим праздным интересом охвачу и священный алтарь, и все, что относится к разряду христианских таинств, укрытых до поры от глаз людских. Отсюда во время службы появляется священник — я видел это по телевизору во время Пасхи в храме Христа Спасителя.

Приоткрыв дверь, я заглянул внутрь.

То место, куда я проник, было погружено во мрак. Лишь сквозь щели иконостаса различались скромные полоски света, и это было не что иное, как свет висящих перед иконами лампад.

И снова этот звук!..

Когда пол снова скрипнул, у меня невольно дрогнула рука.

Мама дорогая, да что там может происходить?..

Стараясь ступать мягко, я приблизился к двери, ведущей в зал, и тихо ее отворил.

И ужас сковал мои члены.

На стуле, посреди хищно освещенного зала храма, сидел отец Александр…

Он сидел, привязанный скотчем к стулу, руки его были намертво прикручены к подлокотникам, а ноги — к ножкам. Я смотрел в лицо священника, и меня сковывал ужас. Лицо и борода его блестели от крови, а пальцы рук… Я сглотнул слюну, когда понял, что на половине его пальцев не хватает ногтей…

Рот священника был заклеен обрывком того же скотча, а в глазах стояли слезы…

Не знаю, зачем он делал это, но, кажется, он сантиметр за сантиметром приближался к двери, ведущей на улицу. Эта безумная попытка бегства выглядела как последняя возможность избежать страшного. Священник упрямо смотрел перед собой блестящими от слез глазами и подошвами ботинок упрямо двигал стул к выходу.

Не помня себя от изумления, я шагнул в зал, дверь скрипнула, и меня пронзил его обезумевший взгляд. Кажется, он ожидал увидеть не меня…

В полной прострации я дошел до стула, и изумление мое от увиденного было столь велико, что я даже не сообразил отнять от его губ скотч.

— Что здесь происходит?.. — Губы не слушались меня, а потому и вопрос прозвучал как свист меж двух пальцев.

Он яростно замычал что-то и стал тереться щекой о плечо. Руки его, со вздыбленными ногтями, лихорадочно дрожали.

Оглядевшись, я увидел открытую дверь, в которую вошел, лежащие на полу плоскогубцы и несколько луж крови. От каждой из них тянулся кровавый след ножек, и я догадался, что батюшка находится в таком положении никак не меньше десяти минут. Интересно, что бы он делал, оказавшись в таком виде за дверями своего храма?..

Наверное, я был близок к состоянию грогги, если задавался сейчас таким вопросом, вместо того чтобы освобождать священника.

А он смотрел на меня умоляющим взглядом и опять что-то замычал. Он терся щекой о плечо, и я наконец-то понял, чего он хочет…

Прозрение мое наступило слишком поздно. Догадайся я сорвать скотч мгновением раньше, все дальнейшие события пошли бы совершенно по иному сценарию. Но случилось то, что должно было случиться…

В тот момент, когда я вместе с волосами отодрал скотч и отец Александр, обретя возможность говорить, вскричал от боли, за спиной моей раздался выстрел.

Мне обожгло плечо, я инстинктивно повалился на пол, и последний живой звук, который я услышал от священника, был оборванный глухим ударом вскрик.

Заряд картечи, врезавшись в грудь отца Александра, перевернул его вместе со стулом, и сноп блестящей черной жидкости покрыл почти сплошным пятном икону, на которой смиренного вида женщина держала младенца…

Откатившись в сторону, я вскочил на ноги и с разбегу нырнул в стулья, предназначенные для прихожан. Стулья с грохотом разлетелись, раздался треск — видимо, восемьдесят пять килограммов живого веса с разбега на стулья в этом зале еще никогда не опускались.

Ожидая новых выстрелов, я пополз в угол спиной вперед. Окровавленный священник на полу, полумрак и я, двигающийся как мутировавший и до сей поры отсиживавшийся в подвале таракан… Этот кисловато-сладкий запах вместо воскового… Так не должно быть в церкви. И я, ожидая приближения убийцы и глядя в изувеченное предсмертной мукой лицо священника, вспомнил его слова о том, что привел в этот город Зверя.

И сейчас я хотел видеть его, я позабыл о Лиде, о том, что привело меня в этот город, я лишь хотел видеть того, кто стал причиной всех, не только моих бед. Чувствуя, как без стыда и опаски за смертный грех вхожу в неистовый гнев, я вскочил на ноги и закричал:

— Иди же сюда, ублюдок!!

Ответом мне было разнесшееся по храму эхо.

— Иди и прикончи меня!..

Выслушав трижды свои слова и окончательно обезумев, я шагнул к первому попавшемуся стулу и ударом ноги отсек ему ножку. Схватив ее, словно осиновый кол, я ринулся к иконостасу.