Макс Нарышкин - Downшифтер

Моя ошибка в том, что я мух и котлеты определил на одно блюдо. Со своим столичным снобизмом я сам себе усложнил задачу. Связь Гомы с кем-то из городка казалась мне очевидной. Сейчас же очевидно другое — никакой связи нет. Люди просто делают свое дело. И неважно, представителями какой части моей жизни они являются — прошлой или этой.

Бабло. Оно несравнимо по силе ни с чем. Ради него готовы умирать и убивать. И сейчас, вынув-таки сигарету, я с тоской думаю о том, есть ли вообще такой уголок на планете, где я мог бы спокойно прожить жизнь с любимой женщиной, не думая о куске хлеба, не страшась за нашу жизнь.

И вдруг вместе с волной холода накатила мысль.

Костомаров не нашел в доме отца Александра свидетельств о моем имуществе. Но он уже убил за эти документы троих человек и теперь вряд ли остановится. Постоянно качающиеся ветви и падающие занавески передо мной, если только они на самом деле не были тронуты чьими-то руками, — предупреждение о будущем, которое, возможно, еще страшнее, чем прошлое и настоящее.

Костомаров спокойно простился со мной и нашел наглость сообщить, что наша встреча не последняя, потому что уверен в этом. Он не успокоится, пока не завладеет тем, чем равновелико желает завладеть Бронислав, — моей недвижимостью и счетом. И у Костомарова, на мой взгляд, шансов гораздо больше. У него в руках моя Лида.

Этот человек рассчитал все правильно. Доказательства моего присутствия в местах убийств, включая и улицу Ленина, где нашли свою смерть Ханыга и Лютик, уничтожены. Костомарову не нужно, чтобы меня брала в оборот милиция: я — объект его изысканий, а не милиции. Он и ботинки мои уничтожил, опасаясь за то, что сыщики отождествят в будущем следы. Доктор хочет забрать у меня все, а после убить. Он хочет того же, чего хочет Броня, и между ними сейчас идет соревнование, секрет которого заключается в том, что Броня о наличии соперника не догадывается. Это еще один плюс в копилку доктора. Это очень умный человек. Его ненависть к резиновым сапогам безмерна. Отмести у меня все, что мне не нужно, и доставить это все туда, откуда было увезено, да только при новом хозяине, — вот идея, озарившая благочестивого доктора сразу после прибытия в тихий городок странного гостя.

Он настолько же умен, насколько я глуп, и это есть самая настоящая правда, если до сих пор его помощь я почитал за бескорыстную дружескую поддержку.

Но у меня тоже есть козырь. Как Бронислав не догадывается о докторе, так и доктор вряд ли слышал, что я сейчас с сигаретой в зубах бормотал в течение получаса.

Выпрямившись, я посмотрел себе за спину, в сторону больницы, и в полусотне метров от меня, рядом с вековой сосной в два обхвата, качнулось тоненькое деревцо…

Ты ли это, брат Костомаров?

— Иди ко мне, тварь!.. — рявкнул я, обращаясь к пустоте.

И рядом с деревцом вразнобой качнулись еще несколько деревьев. Это ветер. Просто ветер. Но когда я смотрел в ночь из окна не любимого Костомаровым домика, ветра не было. И не бывает так, чтобы от ветра качалась одна ветка, в то время как другие неподвижно висят над землей.

Я до сих пор понять не могу, почему выбрал именно этот город.

Уже зная, что делать, я пошел к школе, думая о том, что, будь у меня те четыре с половиной миллиона долларов, которые приписал моим воровским способностям Бронислав, я без раздумий отдал бы их тому, кто победит в аукционе за мою жизнь — Костомарову или Гоме. [2] Очень странно все это. В тот момент, когда нужно забирать из больницы Лиду и убегать из города куда глаза глядят, Бережной занимается тем, что философствует и ходит по городу, словно специально нарываясь на неприятности. Скрывшись, он лишил бы необходимости Костомарова предъявлять милиции улики, кроме того, вопрос стоит о жизни и смерти. Но Бережного это, кажется, не слишком тревожит.

Школа шумела окружившими ее тополями и стояла в стороне от всего происходящего. Что бы ни происходило в мире, школы всегда ни при чем. Это не школа воспитала Костомарова, и, хотя Ханыга и Лютик тоже, видимо, ходили с ранцем за спиной, школа все равно не при делах. Стараясь идти так, чтобы меня не было видно из окон учительской и директорского кабинета, я обошел здание и перелез школьную ограду. Если бы меня сейчас видел мой предшественник, который не прекращал трезвонить в магазинах и клубе, что ему обещали туристическую палатку, но так и не подарили, а подарили часы, которые ему совершенно не нужны, поскольку свои, подаренные ему еще при поднятии целины, еще ходят, он пришел бы в восторг и тотчас побежал к директрисе. «Вот видите, — злорадно говорил бы он, подтаскивая педагогов к окну, — кому вы доверили рассказывать о золотом веке Екатерины!» Прыгнув с забора, который, слава богу, играл роль скорее не забора, а обозначения школьного двора, я захромал к полосе препятствий. Жору я уже давно заметил, и, к счастью, второго дурака крутиться на турнике рядом ним не нашлось.

— Жорка!

Услышав родное имя, неплохо окрепший от ежедневных занятий паренек соскочил со снаряда и огляделся. Голос он узнал, да только понять не мог, откуда его мог звать учитель истории. Разглядев наконец среди зарослей акации знакомое лицо, он с сомнением подумал о том, не мерещится ли ему, и пошел ко мне той говорящей походкой, которой ходят подростки, делая одолжение взрослым.

— Здравствуйте, Артур Иванович…

— Сколько сегодня?

— Двенадцать. На следующей неделе думаю довести до четырнадцати.

Для непосвященных — разговор о подъемах переворотом. Жорка думает, что космонавту в первую очередь необходимо уметь переворачиваться.

— Армстронга тренировали по другой программе, Георгий. — На лице моем светилось — я был уверен — сожаление.

— Это которого? Который на Луну первым ступил? — Жора историю покорения космоса знает на «хорошо».

— Его. НАСА считает, что в первую очередь космонавт должен уметь соображать, а уже потом быть сильным.

Жора почесал огненно-рыжий затылок и взглядом дал мне понять, что не совсем понимает тему.

— Артур Иванович, я хотел спросить вас… Продавать котов на рынке — не западло?

Я тоже почесал затылок.

— Ну, если это твои коты. А откуда у тебя столько котов, что возникла потребность из оптовой продажи?

— Вообще, это не коты, а котята, пять штук. Оксана родила.

— Какая, Жора, Оксана?..

— Кошка наша. Так вот, я думаю, если по полтиннику за штуку — это не дорого? В смысле, не западло?

— Ну, продавать, если ты отвечаешь за свой товар, никогда не западло, что же касается цены… Я, признаться, недостаточно хорошо знаком с кошачьим рынком. Впрочем, есть известная тактика, и я думаю, что она применима и к котам тоже.

— Расскажете? — с мольбой посмотрел мне в глаза Жора, уверенный, что глупость я не присоветую.