Василий Аксенов - Редкие земли

…Ранней весной наш преждевременный выпускник отправился в большое путешествие, связанное с международными соревнованиями по сёрфин– гу… Он посылал нам интернет-депеши из устья Амазонки, из Южной Африки и из французского Биаррица… Вскоре, однако, там начались какие-то странные события, не помещающиеся в сфере нашего воображения… и Ник пропал с нашего горизонта; извините за каламбур… (кончик этой фразы, по всей вероятности, был пристегнут сотрудником op-ed section этой миловидной газеты)… кончилось это тем, что Ник пропал совсем и, по слухам, доходящим из Биаррица, добровольно превратился в морское животное, обреченное на… простите, не хватает слов…

…За это печальное исчезновение такого чудесного мальчика мы рискуем упрекнуть его биологических родителей, мистера и миссис Стратовых, и их образ жизни, основанный на беспредельном эгоистическом гедонизме… Дорогой сэр, просим вас напечатать этот наш «крик души» в назидание тем, кто преждевременно забывает о своих чадах…»

Письмо это получило неожиданно широкий отклик и было неоднократно перепечатано по обеим сторонам Атлантики. Как резонанс на эти отклики парижская «Le Figaro» опубликовала открытое письмо старшей попечительницы католического коллежа Святой Женевьевы (Швейцария). В нем содержались следующие фразы:

«…От 13 до 19 лет мадемуазель Параскева Стратова, a.k.a. Parassie Straight, воспитывалась в нашем учебном заведении на основах христианской морали… Большинству даже не приходило в голову, что эта скромная и способная девушка принадлежит к одному из самых богатых семейств капиталистической России… По окончании коллежа Стратова отправилась в Биарриц на встречу с родителями, которые имеют какое-то странное отношение к тюремным делам в Москве… Будучи вовлечена родителями в водоворот безумных, поистине ошеломляющих трат, наша выпускница, забыв о намеченном нами поступлении в Оксфорд на курс ботаники, бросилась в различные светские, полусветские, а то и просто сексуальные авантюры… Самое прискорбное, на взгляд попечительского совета Святой Женевьевы, заключается в том, что юная Параскева оказалась в среде женского тенниса, где водится вредоносная склонность к однополой любви… Мы совершенно согласны с супругами Оризон из Корнуэлла (Англия) в том, что причиной падения столь многообещающей выпускницы стал рассеянный образ жизни ее сверхбогатых родителей из сталинской России… Именно такие беспредельно жадные до развлечений прожигатели жизни, ограбившие, по некоторым сведениям, банк ВПК, способствуют возникновению в нашей Европе тлетворного декадентского климата…»

Шум вокруг детей Стратовых почти немедленно отозвался в Москве. Еженедельник «Аргументы и факты» даже опубликовал на первой странице нелепейший коллаж или, лучше сказать, «нарезку», где с определенной тлетворностью соприкасались некое морское чудовище и переплетенные девы, в одной из которых поднаторелый по «АиФу» читатель мгновенно узнает теннисистку Стомескину, а во второй, по прочтении, угадает крошку Стратову.

Последняя, потрясенная разнузданной прессой девушка, горько куковала в одиночестве в своих апартаментах на высоких этажах «Шато Стратосфер», когда к ней явился с соболезнованиями превосходный молодой человек Жан-Клод Крутояр. Всякий раз посещая это невероятное строение, Жан– Клод испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он преисполнялся позитивной гордости за основателя, своего предка Микки Крутояра, и вообще за весь императорский клан Романовых-Юсуповых-Крутояров, а с другой стороны, над ним довлела негативная зависть, да, в общем, даже и не зависть, а некоторая завистёнка к российским нуворишам, в результате чего благородный лоб вынужден был соседствовать с крошечной ухмыленочкой в углу неплохого рта. Приняв этого молодого человека, Пашенька-скромняжечка вдруг дерзостно вознамерилась овладеть им, чтобы доказать всем, в том числе и самой себе, что она никакая не лесба. Дерзость — вообще-то, как говорят, сестра удачи, и в данном случае это блестяще подтвердилось. Три дня и три ночи молодой Крутояр не выходил из покоев нуворишеской принцессы, а потом они вдвоем, сияя друг на дружку, отправились в мэрию и зарегистрировали свой брак. Ну а совсем уж потом, между прочим, прожили вместе всю жизнь, прибавляя деток и внучат.

Как ни странно, Ашка-Хозяйка ни разу не высказалась по поводу толков о ее детях. Газет никаких, а тем более паукообразного Интернета, она не читала, а ксероксами и распечатками на эту тему ее не снабжали. То есть, по сути дела, она была не в курсе. Понимала, конечно, что семья ее развалилась, но не предполагала, что мировая общественность так остро заинтересуется детьми.

Каждое утро, вся в легком и белом, она проносилась в свой офис на вершине здания корпорации, изрядно напоминающего то, прежнее, в незабвенном переулке Печатников, только с поправкой на тропический габонский климат. Секретариат тут же включал все каналы связи с мировыми биржами, с компаниями посредников, с геологоразведкой редкоземельных элементов, добычей и обработкой, а также с производственными мощностями, где производились чудодейственные сплавы металлов, и с центрами сбыта; вот именно с центрами активнейшего сбыта и несколько жульнической скупки. Дела шли отлично. Зарубежная, то есть внероссийская, «Таблица-М» непрерывно расширялась и разделялась на дочерние компании и снова расширялась путем поглощения слегка слабеющих. Иными словами, саркастически думала Ашка, наша суперкорпорация стала каким-то суперматеринским организмом, своеобразной лярвой, процветающей за счет поглощения и деления. Та, что осталась на родине, имеет к нам лишь косвенное отношение, несмотря на общее имя. Под гнетом скрытно-большевизма и опираясь на нас, она борется за существование, в то время как мы безобразно процветаем. Впрочем, что же нам еще остается делать?

Иногда она отбрасывала весь этот созидательный бред и подходила к зеркалу. Отмечала углубление вертикальной морщинки на правой щеке. Это делало ее еще более интересной. За все времена накопления возраста она ни разу не прибегала к подтяжкам. И не буду. Морщинки делают меня все более интересной. Мужчинам нравятся мои морщины, потому что я отношусь к ним как к нормальным членам моего лица. Ген никогда этого не говорил, но я видела, как он любит эти птичьи лапки у глаз. Макс просто обожал их, постоянно целовал именно их. Бутылконос, тот просто верещал от постоянного восторга. Король их боготворит. Между прочим, даже и те, что приглашались ненадолго, начинали в конце концов трепетать от моей морщинистой внешности. Тот негр в Америке, с которым я первый раз изменила Гену, всегда говорил you look different. А что уж говорить о майоре Блажном, которому дала в его каптерке, чтобы освободить Гена. Он небось до сих где-нибудь рыщет в своем бреду, меня выискивает, морщинистую. Достаточно мне дерзостно улыбнуться, и все морщинки забываются. Вот улыбаюсь дерзостно. Все забывается, не только морщины. Остается только дерзостная женщина.