Виктор Пронин - Испанский гость

— И таможенники пропустили? — спросил Вадим Кузьмич.

— Пропустили! Они спрашивают, что это, дескать, такое у вас, молодой человек, под мышкой? Боевой меч, говорю. Они в хохот. А я уж в общем зале. Представляете, пройдет десять, пятьдесят, сто лет, а он висит на почетном месте, и мои внуки говорят: «Этот меч наш дед привез в прошлом веке из Испании!» Что скажете?

— Нет, Вовушка, ты молодец! — воскликнул Вадим Кузьмич. — Честно говорю — завидую. Я бы не решился. — Он подержал меч в руках, словно прикидывая его вес, провел ладонью по лезвию, подышал на него, смахнул набежавшее облачко. Взяв меч за рукоять, Вадим Кузьмич повернулся к зеркалу и принял воинственную позу. — Хорош, да?

— Никогда не видела ничего более несовместимого! — резко заметила Наталья Михайловна.

— Да?! Полагаю, дорогая, ты ошибаешься. Пошли, Вовушка, водку пить. — Вадим Кузьмич поставил меч в угол и первым прошел в комнату.

Вряд ли стоит подробно говорить о том, что именно они пили, в каком порядке, чем закусывали — мы знаем содержимое стола, накрытого Анфертьевыми: бутылка водки, полкило колбасы, жареная картошка да банка сайры в качестве закуски и украшения. Да, и бутылка портвейна в диковинном исполнении, которую Наталья Михайловна поставила возле себя, предупредив, что к водке не притронется и будет пить исключительно испанское зелье. Шутя она заметила, что это позволит ей приобщиться к далекой прекрасной стране, в которую одни ездят, а другие лишь мечтают об этом. Вовушка виновато улыбнулся, будто от него зависело, поедет ли Наталья Михайловна в Испанию или останется дома заниматься уборкой квартиры, постирушками и кухонными хлопотами. Она заставила гостя подробно рассказать о его встречах, восторгах, открытиях, о его путешествии по Испании. Вовушка не заставил себя упрашивать, но как раз в то время, когда он, покинув гостеприимную Севилью, отправился по Андалузскому шоссе сквозь оливковые рощи в сторону Гранады, из маленькой комнаты вышла Танька и молча протянула Вовушке изображение дремучего русского леса, исполненное в испанских красках.

— Ой! — со счастливой улыбкой воскликнул слегка захмелевший Вовушка. — Как здорово! Это же надо! А почему у лешего волосы встали дыбом?

— Это не леший, это дерево, — пояснила Танька. — Леший вот сидит, на пне.

— Почему же он лысый?

— Это не лысина, а гриб. А это кикимора болотная, она пришла к лешему в гости, они сидят за столом, им очень грустно, потому что у них нет детей, а идет дождь и никто их не жалеет. — Танька с опасливой доверчивостью посмотрела на Вовушку, боясь, что он чего-то не поймет или поднимет ее на смех. Но Вовушка сам вдруг запечалился, поняв Танькино состояние. Правда, в его понятливости немало была повинна опустевшая бутылка.

— Спасибо, — сказал он серьезно. — Мне очень нравится. Только почему у лешего нет детей?

— У него были дети, — не задумываясь ответила Танька, — но балованные, леший их отшлепал, они убежали в лес и заблудились.

— Это грустно, — сказал Вовушка. — Мне его очень жаль.

— Мне тоже. Поэтому я нарисовала ему кикимору болотную.

Они вместе будут жить. А однажды леший встретит своих детей в лесу, но не узнает, потому что они будут уже старыми лешими.

— Боже! Какой ужас! — Вовушка схватился за голову и непритворно застонал. — Нет, я больше не могу слушать эту кошмарную историю!

Таньку увели спать, уложили дружными усилиями, и она заснула у всех на глазах, зажав в руке яркую коробку с фломастерами и пообещав уже заплетающимся языком нарисовать Вовушке картинку повеселее. Анфертьевы перенесли остатки питья и закуски на кухню, чтобы освежить обстановку и не будить Таньку. И, наверное, больше часа просидели молча. Вообще-то они произносили слова, обменивались впечатлениями, житейскими мудростями, испытанными на собственной шкуре, на шкуре своих близких, вынесенными из газет, усвоенных из анекдотов и расхожих историй. Но эти разговоры не затрагивали их тщеславия, чего-то важного, что заставило бы настаивать на своем, бледнеть и волноваться. Истории, которыми они потешали друг друга, можно было объединить в некую развлекательную программу вечера, когда все благодушно выслушивают благозвучные благоглупости, зная, что главное — впереди. Разговор неумолимо затухал, и даже вторая бутылка водки не смогла бы его подогреть. И тогда Вовушка, отодвинув рюмку, тарелку, вилку, высвободив на столе пятачок и поставив на него локоток, посмотрел Вадиму Кузьмичу в глаза и спросил смущенно:

— Ну, хорошо, Вадим, а все-таки... Чем ты живешь?

— Фотографией он живет! — быстро и зло ответила Наталья Михайловна. — Снимает передовиков, новаторов, рационализаторов, снимает токарей, у которых на верстаке стоит красный флажок, причем насобачился снимать так, чтобы был виден и флажок, и счастливый токарь! А еще он снимает бригады и участки при награждении их флажками. Я правильно называю ваши производственные единицы?

— Почти, — отчужденно ответил Вадим Кузьмич. — Не считая того, что токари не работают за верстаками. А в остальном все правильно.

— Помимо этих сюжетов, Вадим Кузьмич Анфертьев, выпускник горного института, последнее время смело берется за освоение новых тем — он снимает похороны директорской бабушки, свадьбу сына главного технолога, а они за это здороваются с ним, если, разумеется, замечают его при встрече. А недавно заместитель начальника гаража пожелал сняться для паспорта, а заводскому электрику пришла идея оформить стенд по технике безопасности... Я ничего не путаю, Вадим?

— Ты забыла сказать, что мне приходится фотографировать заводские свалки для стенда «Не проходите мимо». Среди моих клиентов — заводские пьяницы. Мне поручено делать их портреты в злачных местах. Наутро, протрезвев, они приносят бутылки и просят не вывешивать их физиономии у заводской проходной. И я беру бутылки, а снимки, естественно, отдаю им на память! Делаю это не только ради бутылок, но и потому, что считаю дурью собачей вывешивать изображения пьяных людей в общественных местах. А в остальном, Наталья, ты сказала все правильно.

Вовушка, слушая Вадима Кузьмича, все пытался понять — издевается ли тот над Натальей Михайловной, над ним, Вовушкой, или над самим собой.

— А дальше? Что дальше?

— Дальнейшее состоит из повторения вышеперечисленного. — Вадим Кузьмич жестко посмотрел Вовушке в глаза.

— А ты не хочешь вернуться к...

— Вовушка, — протянула Наталья Михайловна. — О чем ты говоришь! Есть такое понятие — дисквалификация.

— Ты хочешь сказать...

— Нет, я не хочу вернуться, — ответил Вадим Кузьмич. — Мне нравится то, чем я занимаюсь.

— Этого не может быть, — сказал Вовушка, — хотя, если подумать...