Эдуард Лимонов - История его слуги

Когда наконец гости уходят и Гэтсби возвращается в свой офис, я, радостно убрав со стола, подымаюсь к себе в комнату и, бросившись на кровать, иной раз позволяю себе вздремнуть, не раздеваясь, минут пятнадцать-двадцать. Часто меня сбрасывает с постели звонок в дверь, и тогда я мчусь в элевейторе вниз. Гэтсби дверь никогда не откроет, еще чего, Линда чаще всего в любой момент дня на телефоне, и сколько бы в доме ни находилось бизнесменов, они не рыпнутся даже открыть дверь, — это моя обязанность или Ольги, но Ольга уходит в час дня. На телефонные звонки во время короткого дневного сна я не реагирую — я себе дремлю, и все. Человек — высокоорганизованное животное, — я спокойно выношу все 250–300 телефонных звонков, звучащих в один день в нашем доме, и не схожу от этого с ума, как, наверное, сходили крысы академика Павлова, или кого там еще.

В шесть или в семь уходит Линда. Стивен иной раз еще пьет со своими бизнесменами скотч, но, если не попадаться ему на глаза, он способен сам приготовить себе скотч. В восемь или девять часов вечера Гэтсби уже где-то обедает. Или в «Четырех сезонах», или в других classy ресторанах, редко когда он остается дома, разве что заболеет или грянут Олимпийские игры, то ли зимние, то ли летние, — он любит спорт. На мой взгляд, у него слишком много интересов в жизни, если б их было меньше — у меня, его слуги, было бы меньше работы. Если бы Стивен, скажем, не занимался фотографией и не снимал подводные фильмы, я бы не должен был бегать на 47-ю улицу — отдавать его фотокамеры в ремонт или в Модэрнэйдж.

Впрочем, в моих путешествиях по Нью-Йорку виновата больше Линда. Стивен часто ругает Линду за то, что она тратит его деньги, как воду, — она ведь выписывает чеки и ведет финансовые дела Гэтсби с банками. Так вот, верноподданная Линда экономит на мелочах — она стала использовать меня как посыльного, не всегда, но использовать. Расценки в деливери-агентствах опять подскочили вверх, Линда считает, что ей выгодней оплатить мне в таких случаях такси туда и обратно, чем платить за человека, присланного из деливери-агентства. Между тем, Стивен купил Нэнси в подарок ожерелье за 22 тысячи долларов. Между тем, только переправка его гоночного автомобиля из Англии в Калифорнию, Его Высочество пожелали принять участие в гонках, стоила больше 10 тысяч долларов. Мы экономим.

Я и сам виноват тоже, я позволил Линде немного, не во всем, но позволил ей сесть мне на голову. Я сам вызывался вначале на всевозможные поручения, — говорил, что люблю ходить по Нью-Йорку, и предпочитаю двигаться. Иной раз и вправду приятно прошляться пару часов в районе Пятой авеню и не сидеть со Стивеном и Линдой и всей этой шоблой аррогантных бизнесменов, воображающих себя благодетелями человечества, самыми главными людьми в мире, самыми важными. Бизнесмены твердо верят, что это они дают нам всем, простым смертным, работу, наши jobs, что, не существуй на свете бизнесменов, человечество бы вымерло. Научила их заносчивости американская пресса, и литература, и кино, и ТВ, — одно из заблуждений, один из американских мифов. Они горды собой, как поэты, господа бизнесмены. Раньше я считал, что поэты наиболее аррогантные и горделивые существа в мире, но теперь вижу, что я ошибался, поэтам далеко до бизнесменов.

Я разбаловал Линду и ланчами. И когда Стивена нет в доме, я все равно готовлю что-нибудь, и около часу дня мы с Линдой сидим друг против друга за кухонным столом и жуем. Часто мне не хочется есть, и еще более не хочется готовить, но приходится. Я завел этот порядок сам, желая расположить к себе Линду, и расположил, но теперь она очень обижается, если я отказываюсь приготовить ланч. Она даже привередничает, господа, виданное ли дело! Если я делаю tuna-fish с луком, ее просто приготавливать, всего десять минут я жертвую на эту операцию, Линда жалуется на однообразие пищи — опять tuna, Эдвард! С большим энтузиазмом несколько месяцев тому назад мы открыли для себя поджаренную на решетке польскую колбасу. Теперь Линда не хочет больше есть польскую колбасу, потому что ей, видите ли, колбаса надоела и колбаса будто бы ее толстит.

Я думаю, что Линду толстит не колбаса, а то, что она уже восемь лет работает здесь со Стивеном, нервничая, злясь, переживая всяческие настроения Стивена ближе, чем свои собственные, гордясь Стивеном и его ненавидя. Я даже всерьез подозреваю, что Линда влюблена в него. Но Линда засиделась на одном месте, Линде нужен свежий новый воздух, новые люди. Это вижу я, видела даже Дженни. Линде нужно бросить на хуй миллионерский дом и прыгнуть в жизнь, тогда она перестанет толстеть. И оставить своего привычного еврейского Дэйвида пятидесяти лет, жалующегося на недомогания, завести молодого любовника и начать новую жизнь.

Порой, после очередной ссоры с Гэтсби, Линда бормочет, что будет искать себе новую работу, что с нее хватит, что восемь лет в рабстве достаточно, но от пылких речей до попытки разбить хорошо оплачиваемую клетку очень еще далеко, господа. Никогда она этого не сделает, дай Бог, чтоб я ошибался.

Я живо могу себе представить старого Стивена Грэя, когда-нибудь его непременно разобьет паралич во время одного из его гневных припадков, в инвалидном кресле (конечно, в кресле самой современной конструкции, с компьютерным управлением) и старушку Линду, переругивающихся здесь же, в миллионерском домике. С ними все ясно, они никогда не изменятся. Гэтсби никогда не остановится и не бросит этот, по его собственному выражению, «fucking business», как он грозился мне однажды, в припадке сорокапятиминутной откровенности, и не пойдет преподавать, не станет профессором. Нет. Со Стивеном и Линдой все ясно, единственное, с кем еще ничего не ясно — с батлером Эдвардом, что будет с ним, и где и как он встретит свой конец, и в каком качестве. Так что я, может быть, напрасно жалуюсь. Я свободнее их, без сомнения, хотя и несчастнее. Но за свободу нужно платить, поэтому заткнись, не жалуйся на рабство, Эдвард-батлер.

Но вернемся к ланчам. Другая причина, почему Линда настаивает на них — она не хочет тратить свои собственные деньги. Она несколько прижимиста, еще Дженни мне об этом говорила. Не то что жадна до патологии, нет, она сама не раз звала меня и Дженни в рестораны, и она и Дэйвид платили свою долю без всяких выкрутасов, Линда устраивает парти у себя в доме, но Линда бережлива. С Дженни у нее не было такой сладкой жизни, как со мной — как у детей в школах — бесплатный ланч. Дженни пекла хлеб и готовила, но не каждый день.

Но я продолжаю кормить Линду, не бунтую. К тому же Линда тоже иной раз что-нибудь делает для меня, чего я сам или не могу сделать, или могу, но это сложная история. Так, например, она время от времени просматривает мои деловые письма, написанные мной по-английски, и исправляет ошибки, или даже перепечатывает их, что мне очень важно. В начале моей карьеры в доме Гэтсби Линда помогала мне готовить ланчи, в основном я не умел парить овощи — все эти аспарагусы, артишоки, брокколи и брюссельскую капусту, — она помогала, вносила в процесс, правда, до хуя суеты и нервности, но помощь была ценная, признаю. Кроме того, когда Стивена не было в доме, Линда даже пыталась учить меня правильному английскому произношению. Мне это занятие, правда, быстро надоело, но я некоторое время читал ей статьи из «Нью-Йорк таймс», которые мне были интересны, а она корректировала мое произношение и объясняла мне правила.