Эдуард Тополь - Русская дива

— Ты читала? — почему-то вполголоса, чтобы никто, кроме Нели, не слышал, сказала Ребекка. — Почитай! Это ужас!

Все три журнальные страницы занимала статья под названием «Змеиный клубок» с целыми абзацами, подчеркнутыми красным директорским карандашом:

«Взяв на вооружение многие догмы иудаизма, сионистские мракобесы стремятся привить евреям ненависть ко всем неевреям. «Делай другим то, чего не пожелаешь себе!» — таково правило современного сионизма. Все сионистские погромные банды руководятся и направляются разведывательным отделом исполкома Всемирной сионистской организации…»

Неля с отвращением отвернулась от доски.

— Ужас! — повторила старуха Гилель — Точно как при Гитлере в тридцать шестом году!

В 1936-м Ребекка Гилель бежала из Германии через Польшу в Россию и с ходу была сослана в Сибирь как немецкая шпионка. Ей было в то время 28 лет, и она была профессором Берлинской консерватории — один к одному, как Неля сегодня. Только в руках у нее не было тогда израильского вызова-приглашения…

Выйдя из консерватории с тяжелым портфелем в руке, Неля дождалась на остановке своего троллейбуса, поднялась в него вмеcте с еще несколькими пассажирами и села в конце салона на единственное свободное сиденье у окна, испытав минутное неудобство оттого, что рядом с ней тут же уселся и заснул какой-то молодой плечистый хмырь, пахнувший чесноком и водкой. Впрочем, Неля ездила в московских троллейбусах и на метро каждый день и давно привыкла не обращать внимания на подобные запахи. Как и остальные пассажиры троллейбуса, которые интеллигентно уткнулись в свежие газеты и журналы. Однако она успела заметить, что как минимум четверо из этих пассажиров держат в руках последний «Огонек», открытый на странице с крупным заголовком «Змеиный клубок».

Чувствуя дискомфорт, словно рядом с ней происходит нечто оскорбительное для ее чести, а она вынуждена молчать, Неля решила отгородиться от всего этого, вытащила из портфеля тоненькую книжечку «Jonathan Levinson Seagull» Ричарда Баха, открыла на закладке и углубилась в чтение. Даже ей, владеющей английским лишь в пределах выпускницы Московской консерватории, книжка эта приносила огромное удовольствие.

— «Садовое кольцо». Следующая остановка — «Зоопарк», — объявил водитель. — Между прочим, вчера в зоопарк новую макаку привезли. Из Эфиопии. Говорят, эфиопские коммунисты Брежневу в подарок прислали. Смешная — умора!

Кто-то из пассажиров встал, пошел вперед, к выходу, а плечистый хмырь, дремавший рядом с Нелей, вдруг заворочался и больно толкнул Нелю в бок.

— Осторожней, пожалуйста, — сказала она.

— Чо? — проснулся хмырь и возмутился во весь голос: — Ах ты, падла жидовская! Читает тут жидовские книжки и еще выступает! Я те щас повыступаю, сука! А ну вали в свой Израиль жидовские книжки читать!

Неля похолодела от оторопи и ужаса.

— Это… это не еврейская книга… — произнесла она слабым голосом.

— Не физди, падла! Чо я, слепой? Разъелись тут на нашем хлебе! Змеи израильские! Давай, курва жидовская, проваливай отседова! — И он вдруг рванул Нелю за плечо с такой силой, что она упала с сиденья. — Катись в свой Израиль книжки читать, блядина!

— Да вы что?! Вы с ума… Я милицию… — бормотала Неля, поднимаясь, а хмырь, распалясь, схватил с сиденья ее портфель, швырнул его вперед по проходу, к двери, и стал толкать Нелю туда же.

— Вали отсюда! Чтоб духом вашим жидовским в наших троллейбусах не пахло! Расчитались тут! Сионисты сраные!

Весь троллейбус, все его столь интеллигентные пассажиры молчали, уткнувшись в газеты и журналы. Словно не видели и не слышали ничего вокруг себя. А водитель — такой словоохотливый еще минуту назад — молча подкатил к остановке, открыл двери и без всякого выражения на лице, отстраненно, как глухой, подождал, пока пьяный хмырь, матерясь, вышвырнул из троллейбуса сначала Нелин портфель и разорванную надвое книгу, а потом и саму Нелю.

— Сука жидовская! Она мне еще замечания делает! Вали в свой Израиль замечания делать, падла!

Двери троллейбуса закрылись, и он тут же тронулся, увозя за своими большими окнами грозящего кулаком молодого алкаша и одеревеневшие, как у манекенов, головы пассажиров.

Неля ошарашенно проводила их глазами. Все произошло так стремительно и так запросто, что она не успела собраться с мыслями или ответить хоть как-то на оскорбления. Но дело не в этом, а в той безучастной и, скорее всего, даже одобрительной реакции пассажиров троллейбуса на эту мерзкую выходку! Ни один из пассажиров даже голову не повернул, слова не сказал!

Неля, глотая слезы, стала собирать разлетевшиеся из портфеля ноты, тетради и страницы «Чайки по имени Левинсон».

А за решетчатой оградой зоопарка слышались взрывы смеха. Там эфиопская макака корчила рожи и веселила московскую публику.

«Вниманию пассажиров! Прошу всех пристегнуть привязные ремни и воздержаться от курения! Наш самолет идет на посадку в аэропорт города Киева. Киев, первая столица государства Российского, был основан в седьмом веке скифско-варяжским князем Кием и уже в девятом веке превратился в крупный торговый центр на пути из варяг в греки. В десятом веке киевский князь Игорь и его преемница княгиня Ольга сумели объединить под властью Киева все окрестные славянские племена…»

Слушая эту ритуальную аэрофлотскую «молитву», нянча в душе жаркие призывно-испуганные глаза юной стюардессы Наташи и мысленно успокаивая свою восставшую плоть, Рубинчик через плечо соседа-инвалида глянул в иллюминатор. Гигантский город, привольно лежащий на мягких холмах, утопающий в зелени и прочерченный извилистыми лентами Днепра и Почайны, открылся под накренившимся крылом самолета. Широкие проспекты в центре проложены со сталинской прямолинейностью, наверно, сразу после войны вместо руин, оставшихся от немецких бомбежек. Но маленькие улочки пригородов, спускающиеся с холмов цветущими яблоневыми и вишневыми садами, сохранили свое древнее и чисто украинское очарование. Черт возьми, вдруг подумал Рубинчик, а ведь именно на этих холмах стоял в 941 году «досточтимый» Песах, первый полководец и хакан-бек хазарского царя. Здесь настиг он князя Игоря после того, как отбил у него Самкерц и еще три города, не считая «большого множества» пригородов. Но где это было? Вон там, на крутом берегу, где теперь дыбится мост через Днепр? Или тут, напротив золоченых куполов Софийского собора, поставленного после крещения Киевской Руси? Ни одна летопись не сохранила этих подробностей, а советские историки вообще замалчивают все поражения российских князей и царей, и даже сам факт существования хазарского царства на территории СССР. Впрочем, в Саратовском педагогическом институте, «альма-матер» Рубинчика, была библиотека, уцелевшая с дореволюционных времен. И он по сию пору помнит по книгам Ключевского и Соловьева описания крещения киевлян в Днепре беспутным князем Владимиром, внуком бесславного Игоря, и свержения языческого бога Перуна, гигантскую статую которого новообращенные христиане «тащили по калу» в Днепр, и еще более древнюю летописную запись о битве Песаха с Игорем где-то здесь, под Киевом…