Эдуард Тополь - Русская дива

Хотя некоторые эксперты полагают, что кремлевское руководство пытается удержать своих арабских товарищей от международных террористических актов, опасаясь возникновения аналогичных актов на своей территории, руководство ООП, получив очередную порцию советского оружия, вряд ли прислушается к сдерживающим кремлевским призывам. Прибытие больного Брежнева в аэропорт для встречи Ясира Арафата, а также высокая степень организации восторженных толп на пути Арафата в Кремль демонстрируют готовность Кремля удовлетворить все просьбы арабских лидеров в противовес усилиям картеровской администрации на сближение позиций Египта и Израиля. Показательно также исчезновение из Москвы всех еврейских активистов и известных отказников, видимо арестованных или интернированных органами КГБ накануне визита Арафата».

— Скажите, Олег, а этот развратный журналист — еврей?

Барский пристально посмотрел Анне в глаза. Как она могла вычислить это, если в деле Рубинчика он вымарал абсолютно все идентифицирующие детали, за исключением его профессии, которую все равно бесполезно было вычеркивать — кто еще, кроме журналистов (и офицеров КГБ), может у нас каждый месяц путешествовать по всей стране? Но журналистов — тьма, в одной Москве — несколько тысяч.

— Я думаю, это пока несущественно, — ответил он как можно мягче. Он не хотел нарушить ту хрупкую, расслабляющую и кружащую голову атмосферу интима, которая возникла с первой минуты их сегодняшней встречи. Они сидели в ресторане «Бега», за окнами по гаревым дорожкам ипподрома, освещенным мощными прожекторами, красиво бежали высокие, тонконогие кони, запряженные в легкие разноцветные двуколки с маленькими, как лилипуты, жокеями. На эстраде тихий квартет играл что-то буржуазно-расслабляющее. Зеленые глаза Анны были чуть подкрашены, пушистые ресницы загнуты кверху, а русые волосы гладко зачесаны назад на манер причесок сороковых годов, отчего у Барского возникало ощущение полной ирреальности этой встречи, словно он видел себя в кино. Или — во сне со своей юной мамой. Анна сама выбрала этот ресторан, и Барский был сначала изумлен этим выбором, но, кажется, лучшей, чем эти бега за окном, оправы для ее сегодняшней какой-то уже совершенно немыслимой, куртуазной красоты и найти невозможно. При этом она не жеманится, не унижает себя кокетством, а в ответ на его амикашонское «Аня» тут же стала называть его тоже по имени, а не по имени-отчеству, и они легко, непринужденно и быстро распили первую бутылку шампанского. «Неужели, неужели, — билось в его мозгу и екало под ложечкой, — неужели она — моя? Уже? Сегодня?»

— А я думаю, это очень существенно, — сказала Анна. На ней было темное вечернее платье с открытыми плечами, которые сводили Барского с ума, и только усилием воли он удерживал себя от того, чтобы не трогать их, не начать гладить уже сейчас…

— Все-таки у меня и первый, и второй муж — евреи, — продолжала Анна. — Меня легко обвинить в предвзятости, если я буду обвинителем.

— Наоборот, Аня! На-обо-рот! — тут же откликнулся он с убежденностью, подогретой ее близостью и шампанским. — Это как раз одна из главных причин, почему именно вы должны быть общественным обвинителем. Помимо вашего таланта, конечно! Никто не сможет заподозрить вас в антисемитизме. Я думаю, это прекрасное начало для вашей обвинительной речи — вы сразу обезоружите всех, если скажете: «Меня трудно заподозрить в антисемитизме хотя бы потому, что оба моих мужа — евреи!» Это убойное начало!

— Значит, он таки еврей?

— Ну, еврей, конечно! Кто же еще! Совратить сотню девиц! И только русских! И это лишь то, что мы знаем, исходя из географии его командировок. А сколько нам неизвестно? Это половой русофоб! Что будем пить? Шампанское или коньяк?

— Еще «Абрау-Дюрсо». Если ваша фирма потянет такие расходы.

Барский усмехнулся, но ему нравилась ее дерзость.

— Вы опасная женщина!

— Да, — согласилась она. — Но вы еще можете сбежать.

Если бы он мог от нее сбежать!

— Нет, — сказал он, чувствуя себя как в детстве, когда, будучи мальчишкой, он не мог отойти от уличной продавщицы эскимо. — Я, пожалуй, останусь. Официант! Нам еще «Абрау-Дюрсо». Кстати, Аня, вы знаете, что виноградники Абрау-Дюрсо когда-то принадлежали императорской семье и их шампанское по вкусу превосходило французское?

— Правда? Значит, мы пьем царское вино?

— С царственной женщиной пьют только царские вина! Ваше здоровье!

— Спасибо. Это вас в Высшей школе КГБ учат таким комплиментам?

Барский насторожился. Откуда она знает про Высшую школу, ведь он сказал ей, что кончил МГУ?

Но сначала он пригласил ее танцевать. И только во время танго, крепко держа ее в руках, как ребенок, схвативший наконец любимую конфету, спросил:

— Аня, кто вам сказал, что я учился в Высшей школе КГБ?

— О, это нетрудно вычислить, — усмехнулась она. — Вы стесняетесь носить очки и при этом у вас фигура, выправка и походка морского офицера. Следовательно, вы, как минимум, учились в мореходном училище и мечтали стать капитаном дальнего плавания. Так? Вы амбициозны и, следовательно, были круглым отличником. Но где-то на третьем-четвертом курсе испортилось зрение и из мореходки пришлось уйти. А юрфака МГУ вы не кончали, это вы мне наврали, я проверила. Так куда же мог пойти амбициозный молодой человек с незаконченным офицерским образованием, если сегодня он полковник КГБ?

— Н-да! — Барский был потрясен этим диагнозом не меньше, чем близостью ее тела, груди, ног. — Вы мною, я вижу, всерьез занимались.

— Конечно, — подтвердила она. — Вы — мной, а я вами. Я серьезный адвокат, Олег. Если я за что-то берусь, то не для того, чтобы проиграть. Запомните это. Потому прежде чем взяться за ваше дело, я должна увидеть показания потерпевших. Кстати, обвиняемый уже арестован или на свободе?

— Пока на свободе. Но его арест — дело двух недель, не больше.

— А эти девушки — они добровольно приходили к нему или по принуждению? Им было к этому времени восемнадцать лет или нет? Это очень существенно, а у меня нет их показаний, вы мне дали только первый том: доносы и рапорты.

— Я знаю, Аня. Просто эти дни я занят Арафатом. Но их показания будут. И не беспокойтесь — они приходили к нему по принуждению. Он их гипнотизировал.

— И только? Это делает каждый мужчина. Со мной вы занимаетесь этим с мая.

— Вот именно. Но я безуспешно, потому что я дилетант. А он…

Танец кончился, они вернулись за столик, Барский продолжил:

— Поверьте, Аня, когда я привезу этих девиц в Москву, вы сами поймете, что Дон Жуан и Казанова ему в подметки не годятся. Это просто принцессы! Лучшие женщины России! Вообще, я не антисемит — нет, правда! И я знаю ваше отношение к евреям. Но вы русская и — между нами, Аня, — давайте посмотрим правде в глаза: евреи нас пользуют. Всегда и везде, у всех народов они забирают все лучшее: женщин, должности, квартиры, ценности. Посмотрите вокруг: вы знаете хоть одного еврея колхозника? Тракториста? Нет, конечно. Зато все врачи — кто? А ученые? А музыканты? А режиссеры? Кто-то замечательно сказал: евреи присасываются к самому живому, самому сочному корню того народа, с которым они живут, и срастаются с ним, и питаются его соками до тех пор, пока иссушат его вконец. А потом перебираются на другой народ — из Испании в Германию, из Германии в Польшу, в Россию.