Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

Компания собралась разношерстная. Из Москвы недавно прибыл пропагандистский десант – большая группа журналистов и писателей, вывод освещать, и кое-кого из этого десанта пригласили, работавшие в Кабуле советники и корреспонденты подъехали. Генеральские погоны Сорокина притягивали всеобщее внимание, и Сорокин, как всегда, млел, когда к нему подходили поздороваться, или когда подводили кого представить, и протягивали руку знакомые лишь по телепередачам журналисты, известные литературные имена, и почтительно произносили: «Здравия желаю, товарищ генерал». Старого знакомого увидел Сорокин – прозорливого советника, великого циника. Он скромно стоял с рюмкой водки, слушал, как спорят примелькавшийся за время войны на советских телеэкранах корреспондент и его газетный коллега. Советник тоже заметил Сорокина, подмигнул. По телефону говорили, а собраться никак не выходило.

– Сдался мне ваш Афганистан! – басил телевизионный корреспондент.

– Вот видишь, как ты рассуждаешь. Не любишь ты эту страну. Ненавидишь. Вспомни, Цветов почему такие прекрасные репортажи из Японии делал? Потому что он любил страну, в которой работал. Японский великолепно знал.

– Плевать я хотел!

– Нет, Сережа, без этого никак нельзя.

Сорокин взял со стола стакан, налил водки, бутерброд откусил, повернулся пересечь большую комнату, с советником пообщаться, как возник перед ним лысоватый, но достаточно молодой еще, лет тридцати, литератор с глазами навыкат. Фамилия у всех на устах – Лобанов, из пишущей династии. И статьи и книжки про армию строчит. Сорокин встречал вездесущего прозаика у «папы», когда тот интервью брал у генерала армии. Единственный, кто сразу добился аудиенции. Связи хорошие. Несколько часов просидели они с Вампиловым один на один, и наградной лист ему сразу после интервью на машинке напечатали – за командировки в Афганистан к Красной Звезде представили. По разным частям поездил литератор, ворох информации собрал, на несколько книг хватит. Сперва, по горячим следам, пару очерков напечатать, его всегда читали взахлеб, любили в народе, легко, слезливо и восторженно писал, и всякий раз находил новый поворот, открывал новые темы, а там и за большую книгу садиться. Афганская тема на ближайший год наиболее выигрышная.

Одним из первых про спецназ написал. Как ходил с группой в засаду поведал в длинном очерке, хотя, как выяснил Сорокин, все специально для него подстроили. Не станут же подвергать опасности известного журналиста, кто ж на себя такую ответственность возьмет? Что случись, у него отец в Москве важная птица, ко многим на Старой площади в кабинеты вхож, растопчет, устроит такое разбирательство и в такую дыру сошлют потом виновных, пожалеешь, что и родился на свет. Центральное телевидение и то близко к настоящему бою не пускают, на полигоне, если уж очень бывало им приспичит, пару Тойот подбитых поджигали, выводили разведроту, несколько человек в духовской одежде ложились, убитых духов изображали, и запросто, красочно имитировали разгром очередной банды или каравана.

Выдали товарищу известному корреспонденту обмундирование, подержали на казарменном положении день-другой, на зарядку, на марш-бросок по полной выкладке отправили, солдатскими харчами покормили, – в армии-то он ведь не служил, ему все в диковинку, романтика, – автомат вручили, патроны, поводили по безопасному району, постращали в предрассветные часы якобы надвигающимся караваном, да и привели обратно целого и невредимого. Боя не было, а на боевые сходил, никого не убили, да и сами все живы. Зато солдат и командира узнал хорошо, вроде бы в деле даже посмотрел, расспросил, пиши – не хочу. И написал. И гордились солдаты, что имена их не позабыл.

Разговаривал Сорокин с Лобановым весьма учтиво. И в главном они сошлись – нельзя сейчас ничего говорить. Все знают, все видят допущенные ошибки. Пусть потом признают, что не надо было войска вводить. Но только не сейчас. До тех пор, пока последний советский солдат не покинет Афганистан, ни слова плохого об этой войне, ни в печати, ни по телевидению не должно проскользнуть. Чокнулись, выпили.

– Только позитив! – подчеркнул Сорокин. – Армия держится на вере. Нельзя эту веру у наших мальчишек отнимать!

– Настырный, пробивной, – посетовал на Лобанова журналист, который совершил ночной наезд на афганца, и подлил всем стоящим рядом водки. – Связи хорошие. Хотя, честно сказать, пишет неплохо. Везде лезет, везде хочет первым быть.

– Разве это плохо? – резонно заметил Виктор Константинович.

– Нет, наверное.

– Ему объясняют, что в Кандагар нельзя, – присоединился отстраненный блеском генеральских погон, и потерявший сразу интерес у журналистов полковник с прилизанными волосами, – а он уперся, просится, чтоб пустили.

– Мы ему полчаса доказывали, – вступил в разговор подполковник, третий военный человек на вечеринке, по крайне мере в форме, что в Кандагаре наших частей не осталось. Я говорю: «Кто ж вас охранять станет? Афганцы? Да они за милую душу вас духам сдадут».

– Амбициозный, – подметил советник, – новое поколение, что вы хотите?

– Ты не знаешь, среди журналистов и писателей еще не было героев Советского Союза? – спросил полковник.

– Думаю, скоро будет, – и оба грохнули со смеху.

– Прошу прощения, – советник направился к освободившемуся от прозаика генералу.

– Помнишь, как хорошо было в академии? – и полковник и подполковник, прислонившись спинами к стене, предались сладким воспоминаниям.

– Академия, как говорил у нас один генерал, – это большой поезд. И я с ним полностью согласен. Сел в него и поехал. Он сам тебя довезет куда надо. Главное – не высовываться из вагона, и не прыгать на полном ходу.

– Как же вообще хорошо было в застойные времена! – причмокнул губами полковник. – Все было ясно и просто. А теперь какой-то плюрализм появился, демократию расширяют, про гласность твердят. Зачем это в армии? Получил приказ – выполняй. Бардак. Так и от армии ничего не останется.

– И от страны, – подметил подполковник. – Кстати, я тебе советую съездить на «парванеску».

– На барахолку? Там, говорят, опасно.

– Возьми пистолет. Барахолка не барахолка, но я такие жене туфли купил! За копейки.

– Ношенные? – поморщился полковник.

– Чуть-чуть. Не заметно совсем. Почти новые. Зато написано «Ма-дын-Ю-эС-эЙ» Жена обрадуется.

– Виктор Константинович, – пожал протянутую руку Сорокин, – рад вас, наконец, видеть. Как все прошло? Нормально?

– Благодарю, Алексей Глебович, прекрасно.

Налили по рюмочке.

– Ваше здоровье!

– Ваше!

Из каких соображений попросил советник полетать по заставам, Сорокин догадывался, но решил не спрашивать. Незачем в чужие дела влезать. Надо так надо. Пусть и из чужого ведомства, но помочь надо. Связался Сорокин с командующим авиации, попросил дать команду на аэродром, встретить, как положено, организовать необходимую работу. Накануне и весь нынешний день провел Виктор Константинович в вертолетах, посмотрел подготовленные к передаче афганцам заставы на подступах к Кабулу.