Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени

– Уже спросил. И она рассказала.

– Ну, Гомес, черт, зачем ты отнимаешь драгоценное время, заставляя меня рассказывать все снова! Ты ей не поверил?

– Нет. А ты бы поверил?

– Конечно. Клэр очень правдива. Вот что делает с людьми католическое воспитание. – Подходит Лэнс, приносит еще кофе. Кофеина во мне уже достаточно, но еще немного не повредит. – Итак? Какие тебе еще нужны доказательства?

– Клэр сказала, ты можешь исчезать.

– Да, это одна из наиболее сильных камерных шуток. Не отходи от меня ни на шаг, и рано или поздно я растворюсь. Может, понадобится минута, час, или день, но в этом отношении я очень последователен.

– В двухтысячном году мы знакомы?

– Да. – Я ухмыляюсь ему. – Мы дружим.

– Расскажи мне о моем будущем. Черт. Это плохая мысль.

– Нет.

– Почему?

– Гомес. Все случается. Если знать заранее, все становится… не так. В любом случае, изменить ничего нельзя.

– Почему?

– Причинно-следственная связь работает только в одну сторону – вперед. Все случается один раз, только один. Если знаешь заранее… Я чувствую себя в ловушке большую часть времени. Если ты во времени, ты не знаешь, и ты… свободен. Поверь мне. – Он выглядит расстроенным. – Ты будешь свидетелем на нашей свадьбе. А я – на твоей. У тебя классная жизнь, Гомес. Но деталей ты от меня не дождешься.

– Подсказки по бирже?

Да, почему бы и нет. В 2000 году биржа – это безумие, но можно на этом сколотить не одно состояние, и Гомес окажется одним из счастливчиков.

– Когда-нибудь об Интернете слышал?

– Нет.

– Это компьютерная программа. Огромная всемирная сеть, в нее входит каждый, кто пожелает, и общается с другими по телефонным линиям через компьютер. Ты покупаешь акции. «Netscape», «America Online», «Sun Microsystems», «Yahoo!», «Microsoft», «Amazon.com».

Он делает записи.

– Точка com?

– Не волнуйся. Просто купи их на IPO. – Я улыбаюсь. – Хлопай в ладоши, если веришь в сказки.

– Я думал, ты зарежешь любого, кто хоть заикнется сегодня насчет сказок.

– Это из «Питера Пэна», темнота.

Внезапно меня начинает мутить. Сегодня вечером мне не хочется устраивать шоу. Я подпрыгиваю.

– Пошли за мной, – говорю я, убегая в мужской туалет. Гомес идет по пятам. Я врываюсь в чудом оказавшуюся свободной кабинку. По лицу течет пот. Меня тошнит в унитаз.

– Господь мой милосердный, – говорит Гомес. – Черт, книжный…

Я не слышу окончания фразы, потому что лежу на боку, голый, на холодном линолеуме, в кромешной темноте. Кружится голова, поэтому какое-то время я просто лежу. Вытягиваю руку и натыкаюсь на корешки книг. Я в хранилище, в Ньюберри. Поднимаюсь и, пошатываясь, иду между стеллажей, включаю свет, который заливает все вокруг меня, я ничего не вижу.

Моя одежда и тележка, с которой я вынимал книги, находятся в следующем проходе. Одеваюсь, расставляю книги и осторожно открываю дверь в хранилище. Я не знаю, сколько времени. Может, уже включена сигнализация. Но ничего, все как и было. Изабель объясняет новому работнику правила работы в читальном зале; Мэтт проходит мимо и машет рукой. Солнце льет в окна, стрелки на часах в читальном зале показывают четверть пятого. Я отсутствовал меньше пятнадцати минут. Амелия замечает меня и указывает на дверь.

– Я собираюсь в «Старбакс». Кофе тебе принести?

– Ну нет, не надо. Но спасибо.

У меня ужасно болит голова. Просовываю голову в кабинет Роберто и говорю, что плохо себя чувствую. Он сочувственно кивает и показывает на телефон, который выплевывает ему информацию на очень быстром испанском. Я собираю вещи и ухожу.

Просто еще один обычный будний день книжного мальчика.

КЛЭР: Прекрасное солнечное воскресное утро, я еду домой из квартиры Генри. Улицы в инее, за ночь нападало несколько сантиметров снега. Все ослепительно белое и чистое. Я подпеваю Арете Франклин: «RESPECT!», сворачивая с Эдисон на Хойн, и надо же, вот счастье, прямо перед собой вижу место на стоянке. Сегодня мне везет. Паркую машину, осторожно иду по скользкому тротуару, захожу в вестибюль, по-прежнему напевая. У меня по спине пробегают замечательные мурашки, это ощущение я начинаю ассоциировать с сексом, с тем, как просыпаюсь в постели Генри, с тем, как добираюсь до своего дома по утрам. Я взлетаю по ступенькам. Кларисса, должно быть, в церкви. Жду не дождусь отлежаться в ванной и почитать «Нью-Йорк таймс». Открываю дверь и понимаю, что я не одна. Гомес сидит в гостиной в облаке дыма, жалюзи закрыты. В окружении красных обоев, красной мебели из вельвета, в дыму, он выглядит как светловолосый польский дьявол. Он просто сидит, поэтому я молча иду в свою комнату. Я по-прежнему дико зла на него.

– Клэр.

– Что? – поворачиваюсь я.

– Прости. Я был неправ.

Никогда не слышала, чтобы Гомес признавал что-нибудь, кроме, может, папской непогрешимости. У него очень хриплый голос.

Прохожу в гостиную и открываю жалюзи. Солнечный свет с трудом продирается через дымовую завесу, поэтому я открываю окно.

– Не понимаю, как ты можешь столько курить, а индикатор дыма так и не срабатывает.

Гомес показывает мне девятивольтную батарейку.

– Буду уходить, вставлю обратно.

Я сажусь на пачку «Честерфилда». Жду, пока Гомес объяснит, почему он передумал. Он сворачивает еще одну сигарету. Наконец раскуривает ее и смотрит на меня.

– Я провел вчерашнюю ночь с твоим другом Генри.

– Я тоже.

– Ясно. Что вы делали?

– Ходили в «Фэсетс», смотрели фильм Питера Гринуэя, обедали, были у него.

– И ты только что оттуда.

– Точно.

– Ну, у меня вечер прошел менее культурно, но более насыщенно. Я столкнулся с твоим великолепным другом в аллее у «Вика», он лупил Ника почем зря. Трент сказал мне сегодня утром, что у Ника нос сломанный, три ребра сломаны, пять костей в руке перебиты, множество повреждений мягких тканей и сорок шесть швов. И еще ему понадобится новый передний зуб. – Я замираю. Ник – здоровый парень. – Это нужно было видеть, Клэр. Твой парень работал над Ником, как будто тот был неодушевленным предметом. Как будто Ник – это скульптура, и он его ваял. Очень научно. Просто размышлял, что еще принесет максимальный результат, и – бац. Я был бы в полном восторге, если бы это был не Ник.

– Почему Генри бил Ника? Гомес замялся.

– Вообще-то, похоже, что виноват был сам Ник. Он любит поддевать… голубых, а Генри был одет как «малютка мисс Бумби» [44].

Представляю. Бедный Генри.

– А потом?

– Потом мы ограбили магазин военной одежды. Чем дальше, тем лучше.

– И?

– И пошли в «Энн Сазер» поужинать. Я начинаю хохотать. Гомес улыбается.

– И он мне рассказал ту самую жуткую историю, которую я слышал от тебя.

– Почему ты ему поверил?

– Ну, он такой жутко безразличный. Я понял, что он знает меня вдоль и поперек. Я видел, что он сделал, и ему было плевать. И потом он просто исчез, а я остался там стоять, и я… должен был… поверить.