Дарья Алавидзе - Подорожник

Так вот вся эта ситуация ощущалась именно так. Сами-то мы люди образованные, интеллигентные, сложные, как шампанское, но вот именно сейчас – в стаканах с блюдечками.

Опять же неприятно признаваться, но играли мы в карточную игру, где надо было сортировать разноцветные карточки – зеленые класть в зеленую стопку, а красные – в красную. Кто быстрее рассортирует свое, тот и победил. Игра была такая увлекательная, что, когда мужчина за соседним столиком спросил меня, кто выиграл, я при ответе ошиблась три раза.

Мужчина за соседним столиком оказался режиссером театра. Родом из Монреаля, но сейчас ехал ставить «Вишневый сад» по Чехову в Вашингтоне.

Как его зовут, я не разобрала, поэтому мы назвали его Просто В.

В первый же миг между нами возникло классовое напряжение. Просто В. выглядел именно так, как должен выглядеть старый питерский интеллигент. Очки, cедая бородка, аккуратный зеленый свитер, под ним белая рубашка, в руках старомодный кожаный портфель с бумагами, плавные движения, спокойный голос.

Я мысленно оглядела нашу компанию со стороны.

Мы были громкие, дерганные и расхристанные в своих спортивных костюмах, пахнущие костром и лесом.

Вместе с Просто В. мы выглядели как пролетариат и председатель домкома Швондер в гостях у профессора Преображенского.

Но он улыбался нам вполне доброжелательно.

Узнав, что мы русские, воодушевился необычайно. Рассказал нам, как его вдохновляет Чехов, Толстой, Булгаков. Нам стало так приятно. Вот оно! Наше богатство, наш щит и меч, наша защита от обстоятельств. Даже когда мы сидим возле помойки, дымные, грязные, уставшие, возвращаемся из леса, то даже тогда Чехов и Булгаков приподнимают нас над толпой. Я приосанилась и решила поддержать разговор о русской литературе.

– А вы читали рассказ Чехова «Предложение»? – спросил он нас.

Мы не читали.

– Ну что вы, прекрасная вещь, такой юмор, я вам сейчас расскажу.

И начал нам пересказ разными голосами, играя лицом, похохатывая, делая акценты и паузы в правильных местах.

– Это ли не изумительно? Гений. А вот у Толстого я недавно ставил спектакль «Три старца». Ну неужели же вы не читали?

Мы не читали.

– Не может быть. Ну что вы, такое упущение. Я вам сейчас перескажу.

Театр одного актера продолжился. Мне стало так стыдно, что я не читала рассказ «Три старца», что я поклялась себе перечитать полное собрание сочинений Толстого.

– Ну хорошо, тогда давайте так. Какой у вас любимый русский поэт?

Вообще-то мой любимый русский поэт Осип Мандельштам, но в тот момент я по совершенно непонятной для себя причине выдала, наоборот: «Пастернак». Почему-то мне показалось, что уж Пастернака-то он точно знать не должен.

– Потрясающе! Изумительно. Давайте я вам почитаю свое любимое стихотворение Пастернака «Август».

Истязание длилось три часа. Он был безупречен, как Мона Лиза. Надо же, и ведь перевели же это все на английский.

Мы же провалили этот экзамен с оглушительным треском.

Никто из нас не знал ни одного произведения, которые упоминал Просто В. Вообще говоря, Чехов мой любимый писатель, и при переезде в Канаду я больше всего жалела, что мне не удалось перевезти тринадцать его томов, которые я стараюсь перечитывать раз хотя бы в пять лет. Да и вообще, была бы посмелее, закричала бы ему: «Возьмите, возьмите меня к себе, я самая лучшая Раневская в мире, я умру за искусство», но по мере того, как Просто В. продолжал перечислять любимые рассказы Чехова, я, опустив глаза, все больше пристыженно сникала. Где он такое нашел вообще? «Тина», «Перекати-поле», «Огни». Хоть это, судя по всему, какие-то редкие вещи, известные только профессионалам, нам все равно было невероятно стыдно.

После того, как Просто В. понял, что с нами о русской душе не поговорить, а мы близки к тому, чтобы немедленно умереть от стыда, он вздохнул, взял у нас гитару и предложил:

– Давайте, что ли, я вам спою… Это «Битлз». – Он еще раз критически оглядел нашу компанию и добавил: – Была такая известная рок-группа.

В жизни в центре Ванкувера есть очень много преимуществ. Например, каждый житель здесь либо приветливо улыбается, либо вот-вот расплывется в широкой улыбке. Дело даже не только в том, что рядом раскинулся океан, а за силуэтом города возвышаются Скалистые горы, и, казалось бы, что еще нужно человеку для счастья. Но тут другое. Он всегда заряжен приятным ожиданием… Я сейчас попробую объяснить.

Я живу на тихой набережной. Мой друг и сосед, поэт Рупасов, называет это «наша рыбацкая деревушка». Каждое утро я завтракаю, наблюдая, как речные трамвайчики перевозят людей с одного берега на другой, на волнах качаются дорогие яхты (к мачте одной из них хозяин прикрепил «Веселый Роджер», а еще одна называется «Тоска» в честь оперы композитора Пуччини), а встающее солнце золотит окна высоких небоскребов. Я покупаю хлеб всегда в одной и той же булочной, у румяной итальянской толстушки, которая, кажется, и не слышала о последней моде есть все безглютеновое. Когда я хорошо себя веду, то позволяю себе мороженое в кафе, которое основали студенты местного университета (мороженое тут делают методом моментального замораживания прямо при тебе на приборе, напоминающем по виду обычную сковородку). У меня есть даже свой любимый бездомный, который всегда очень деловито спрашивает, как успехи в арт-школе у моего сына, пока я ищу в карманах для него мелочь. Запомнил ведь про арт-школу, каков профессионал, а?

В лифте мне часто встречается музыкант местного симфонического оркестра. Это всегда очень смешно. Он занимается в спортзале на первом этаже, поэтому в лифте он постоянно мокрый, в серых спортивных трусах. Смешно это потому, что я довольно часто бываю на симфонических концертах, где он во фраке и при бабочке играет на контрабасе какой-нибудь серьезный «Реквием» Верди.

Здесь довольно трудно быть в плохом настроении, потому что вокруг все свои, центр города-то совсем крошечный. Тут живут люди, о которых ты знаешь очень много, и они являются частью каждого твоего дня. Пока дойдешь до остановки автобуса, десять раз с кем-нибудь поздороваешься, обсудишь новости, на тоску и сплин даже просто нет времени.

Но один раз у меня день не заладился прямо с утра. Не помню у себя такого паршивого настроения. Мой любимый колумнист «The New York Times» Дэвид Пог как-то организовал в своем «Твиттере» акцию – придумывать приквелы к известным произведениям. Мой самый любимый комментарий там: «У нас заканчиваются могикане». Так вот, я немедленно его украла себе в коллекцию мемов. И теперь, когда у меня плохое настроение, я использую именно эту фразу. Не спрашивайте почему. Так вышло.