Дарья Алавидзе - Подорожник

Наше сознание всегда не прямолинейно трактует реальность. Это сложная запутанная история. У Магритта есть картина, на которой изображена курительная трубка, и к ней стоит подпись: «Ceci n’est pas une pipe» («Это не трубка»). И это, черт возьми, правда. Потому что это холст и краски, это рамка, это картина, висящая на стене, – все что угодно, только не трубка. Но зрение оттранслировало нам в мозг изображение трубки, и сознание подсказало, что это именно она.

А изображение – не всегда есть предмет.

Эта идея, изначально кажущаяся такой абсурдной, потом подкупает своим остроумием. Нам никогда не врет зрение (мне иногда привирает, но у меня близорукость и астигматизм) – нам врут миры в нашей голове. Мы бродим по ним и ищем трактовки тому, что видим глазами, слышим ушами, нюхаем носами, трогаем руками и пробуем на вкус.

Но в этом-то и самая главная наша сила и наша сверхспособность. Потому что периферия у всех одинаковая, а вот уникальные миры в голове создаем мы сами, каждый индивидуально, когда учимся, мечтаем, воображаем, когда любим и сочиняем стихи, когда читаем книги и поем песни.

Как объяснил бы происходящее любой здравомыслящий человек? Очень просто – наши хитроумные, но очень впечатлительные мозги с утра зарядились бельгийским сюрреализмом и сами начали подсовывать нам информацию, которую мы в них запрограммировали.

Мы же, напротив, чувствовали, что таинственное поле мистификации начало сгущаться. Магритт затеял с нами эту игру и глумится над нами.

– В Инстаграм? – растерянно предложила я Яковине.

– В Инстаграм, – твердо сказала она.

Мы шли дальше по улице и размышляли, что же должно случиться еще, чтобы этот день точно выпал из реальности насовсем. Может, пойдем в магазин, купим зеленое яблоко? Найдем туриста с трубкой (которая, конечно, в отличие от магриттовской трубки, будет настоящей). Да, черт возьми, мы все – сон, приснившийся Магритту. Надо поставить какую-то четкую точку в этой игре.

Четкая точка не заставила себя ждать. Из-за угла выехала карета, запряженная белой лошадкой. На козлах сидел кучер в черном пальто и черном котелке. Человек в черном пальто и в черном котелке появляется на картинах Магритта более двадцати раз. Сын человеческий, господин Посредственность, самый узнаваемый образ.

Этого просто не могло быть. Этого не могло быть никогда! Мы стояли, глядели на него и не верили своим глазам. Я застыла и боялась пошевелиться. Обычно у меня нервы как у Эйфелевой башни – бетон и стальные канаты, но тут меня просто парализовало. У Яковины выпала изо рта сигарета. Когда карета уже почти совсем проехала мимо нас, она спохватилась и закричала:

– Блин, сфотографировать не успела. В Инстаграм…

И тут человек в котелке придержал лошадь, повернулся к нам и на русском языке с характерным одесским выговором сказал:

– Зачем вы беспокоитесь? Вы фотографируйте, таки я подожду, зачем мы будем нарушать ваше счастье?

Как мы хохотали! Весь таинственный туман сюрреализма вокруг немедленно рассеялся, и остались только мы, средневековая улочка и обычный туристический аттракцион.

Я вот о чем подумала. Я, конечно же, по-прежнему не верю в приметы и суеверия, в морок и сверхъестественные подоплеки. Но и за этот день, прожитый в загадочной дымке поэтических магриттовских образов, мне тоже не стыдно. Приятно же хотя бы один день побыть совсем другим человеком, поверить во что-то такое, во что поверить невозможно, прожить день какой-то чужой жизни.

В конце концов, разве не за этим мы уезжаем из дома в путешествие?

Мы с главным редактором «National Geographic Traveler» Ольгой Яковиной поехали в Антверпен исключительно для удовольствия. Антверпен – один из моих любимых городов, поэтому я запросто написала бы статью про Рубенса, Заху Хадид, музей современного искусства MAS, про фестивали, про еду, про моду, про добычу алмазов. Да про что угодно. Про Антверпен-то? Да даже ехать никуда не надо, и так все исхожено вдоль и поперек.

Так я думала до нашего путешествия. Поэтому мы поехали просто погулять по любимому городу еще раз, без какой-то особой цели.

Вот Яковина считает, что любимые города – они как мужчины: с одними у тебя начинается любовь с первого взгляда, с другими – крепкая дружба, с третьими – наоборот, необъяснимая антипатия, а с четвертыми вообще все сложно. А уже знакомые города – они, стало быть, как бывшие мужчины. Уютные старые приятели.

Я, конечно, считаю совершенно иначе. От бывших мужчин ждешь, что они растолстели, спились и живут с мамой в горьком отчаянии и сожалениях. Тогда как от любимых городов ждешь, что они за время твоего отсутствия стали только прекраснее, обнимут, накормят, и обойдется без всяких сюрпризов.

В Антверпене живет художник Ян Фабр, который постоянно скандализирует косный истеблишмент. Делать это, без всяких сомнений, не только можно, но и обязательно нужно. А я, конечно, ассоциирую себя с косным истеблишментом, поэтому очень скандализируюсь. Ян Фабр рисует картины собственной кровью, делает скульптуры из панцирей тропических жуков, раскрашивает стены королевского дворца синими ручками Bic. Он же поставил в Собор Богоматери Антверпена золотую фигуру с крестом, похожую на Элвиса Пресли. И несмотря на то, что мне все-таки ближе благопристойные буржуазно-обывательские ценности, сама идея ставить объекты современного искусства в католические соборы и королевские дворцы мне кажется очень симпатичной и правильной. Это обеспечивает непрерывность творческой мысли, диалог прошлого с настоящим, позволяет городу не мумифицироваться и, говоря экспертным языком, актуализирует традиционный контекст.

Наверное, именно поэтому Антверпен такой живой, такой наполненный творчеством город. Лавки самых ультрамодных дизайнеров прекрасно вписываются в архитектуру барокко, старинная каменная мостовая вдруг превращается в одеяло, укрывающее современную скульптуру спящего мальчика-сироты Нелло с собакой Патрашем. В ресторанах высокой кухни можно встретить пару бывших панков, которые когда-то очень здорово зажигали вдвоем, прожили вместе сорок лет, но так и не состарились. В этом же ресторане на салфетках написано: «Tomorrow is so far away» («Завтра еще так далеко»). В доме Рубенса выставляется картина Тинторетто, принадлежавшая Дэвиду Боуи, а в музее современного искусства каждый желающий может повесить объявление «Dine with me» («Поужинай со мной») и пригласить любых незнакомцев к себе домой поужинать.

Я думала, что в этот приезд в Антверпен удивлять меня будет только Ян Фабр или какие-нибудь новомодные фрики. Мои планы нарушил Кристоф Плантен. В его музее мы оказались случайно и проходили там совершенно зачарованные полдня. Проходили бы и дольше, да музей уже закрывался, и нас уже начали выгонять. Я зашла в сувенирный магазин и сняла с полки его толстенную биографию, открыла на случайной странице и прочла о Плантене один факт, который разрушил несколько моих самых главных стереотипов о любви, психологии семейной жизни, человеческой природе и фламандской истории.