Венсан Равалек - Гимн шпане

— По-моему, он нормальный, как надо…

Все добродушно заулыбались.

— Тогда почему вы прикрыли его руками?

И все рассмеялись; похоже, вы стесняетесь своего тела, я права? Понимаете, пробормотал я, это когда как, зависит от конкретной ситуации; на лестнице послышались громкие голоса, наша ведущая предложила новое упражнение, я оделся, чувствуя некоторый стыд, хотя совершенно напрасно, но они ведь к этому привыкли, а мне-то каково впервой?

Так незаметно мы проваландались до полудня, во рту не было ни крошки — поздравляю, подумал я, полное нарушение режима; женщина с венами пожаловалась, что умирает с голоду, и у меня мелькнула надежда: сейчас инструкторша объявит перерыв, но вместо этого она сообщила, что теперь мы приступим к ребефингу, кто-то спросил, можно ли в туалет, и она разрешила.

Туалет располагался у входной двери; выходя, я услышал разговор соседки по телефону: не хочу, чтобы он возвращался, мама, нам нечего друг другу сказать, эту тему можно считать закрытой.

— Предлагаю всем разбиться на пары и лечь на пол бок к боку.

Поскольку нас было нечетное количество, мне составила пару сама йогиня, я прилег на матрас в одних трусах и уставился в потолок; если и теперь не произойдет ничего радикального, после этого упражнения я отваливаю, и она может вернуться к прежнему регламенту.

Она положила мне руку на низ живота, где солнечное сплетение, дыши, следуя ее указаниям, я закрыл глаза, дыши, мой живот равномерно поднимался и опадал, дыши, всякий раз, как я был готов остановиться, мягкий нажим призывал меня к порядку, дыши, через некоторое время установился четкий ритм, дыши, мне чудилось, что я не вдыхал, а глотал воздух, дыши, кончики моих пальцев будто заледенели, она предупреждала, не волнуйтесь, вначале вы можете почувствовать онемение, но постепенно все пройдет. Мне стало казаться, что дыхание как бы покинуло отведенное ему место и разлилось по всему телу, от ног до головы, виски словно сдавил тяжелый обруч, я вдыхал и выдыхал, но скорее задыхался, глубже, еще глубже, теперь мои руки налились свинцом, и тут со мной что-то произошло: сознание будто бы покинуло тело и вместе с очередным выдохом устремилось наружу и понеслось ввысь, дыши, и в следующее мгновение я распался на части, теперь они жили сами по себе, время от времени она что-то говорила, я все слышал, но словно издалека, внутри была тьма, как ни странно, наполненная светом, мысли возникали по порядку, ясные, оформленные, все важные для меня вещи представали в сознании одна задругой в своем истинном виде, я рассматривал их без осуждения, но и без особого восторга — присущая мне алчность, зло, которое я причинял другим, смерть старухи, все, за чем я гнался — ни в чем не было смысла, и вдруг на глаза навернулись слезы, меня наполнила вселенская грусть, я подумал: у нас с Мари-Пьер ничего не выйдет, все кончится крахом, и вдруг осознал, как сильно люблю ее, — и все время я продолжал вдыхать и выдыхать; потом из глубин сознания всплыла такая картина: громадная черная глыба, гладкая, отполированная до блеска, к ней крепится циферблат солнечных часов с бесчисленными колесиками и шестеренками с обратной стороны, у меня возникла безумная догадка, что сейчас мне приоткрылся механизм глобального мирового порядка, этакие часы Вечности — каждое их деление есть временной отрезок, по направлению к которому нас несет медленное вращение камня, и нет способа изменить его, а если приглядеться внимательней, видно, что поверхность глыбы усеяна миллионами, миллиардами сверкающих микроскопических точек, находящихся в непрерывном беспорядочном и стремительном движении, не подвластном разуму, однако я точно знал: за этим видимым хаосом кроется высший порядок… Тогда на меня снизошел великий покой, а еще — всеохватная нежность и уверенность, что все в мире происходит согласно строгой логике. Я открыл глаза, комната была погружена в темноту, кто-то прикрыл меня одеялом, чтобы я не замерз.

— Ну, как вы? — спросила инструкторша. Она мирно пила кофе, ожидая, пока проснутся остальные. Отлично, ответил я, еще чувствую некоторую одеревенелость, но это скоро пройдет; закрывая за собой дверь в туалет, я снова услышал крики, доносящиеся из соседней квартиры, но на сей раз женщина; говорила не по телефону, а с каким-то мужиком. Нет уж, Сандрин, так не пойдет, голубушка, сама понимаешь… а девица ему в ответ: слушай, не перестанешь приставать, позвоню в полицию, мне это надоело. Во вновь обретенном безмятежном состоянии духа я машинально анализировал информацию — надо же, у шлюхи разборки с сутенером, а сам тем временем мочился, рассматривая себя в зеркало, в котором отражалось лицо молодого человека с чертами напряженными и в тоже время расслабленными, взгляд был проницательным и трезвым.

Скандал у соседей набирал обороты: ты совсем охренел, потом раздался звонкий шлепок, пощечина, на крик собрались почти все «возрожденцы», помогите, завопила девица, помогите, здесь сумасшедший, у двери стояло несколько человек, но никто не решался войти, и это пришлось сделать мне; мужик оказался почти карликом, с лысиной, ни за что не скажешь, что сутенер, я спросил, в чем дело, что за шум, он посмотрел на меня, увидел позади толпу, почти все в нижнем белье, было очевидно, что он не врубается — уж больно странное сборище, я двинулся на него, и, отпрянув назад, он случайно задел рукой стеклянную вазу, стоявшую на маленьком столике, она упала и разлетелась вдребезги, вызвав в квартире эффект, схожий с тем, когда перед грозой после долгого ожидания грохочет гром; пристально глядя в глаза мужику, я спокойно посоветовал ему убраться: вали отсюда, или я сделаю тебе бо-бо, он пробурчал что-то вроде «мы с тобой еще встретимся», но все это уже нажимая кнопку лифта; когда двери кабины открылись, он опрометью бросился внутрь.

— Браво, — воскликнула инструкторша, — вы герой!

Все йоги захлопали; нет, вы видели, как он струхнул, ну прям как в кино, видать, наш красавчик не из храбрецов. Шлюшка разрыдалась, ничего страшного, сказал кто-то, это реакция организма, какая-то женщина подошла к ней сзади и стала массировать плечи, теперь все будет хорошо, а я видел всю эту комедию в истинном свете — дурацкая чепуховая разборка. Пока остальные толкались вокруг девицы, я пошел одеться, а ребефинг в комнате продолжался, пфф-пффф, как будто ничего не случилось; приведя себя в порядок, я отправился к потерпевшей: идемте, посажу вас в такси, поезжайте к себе, отдохните, сегодня был тяжелый день. Все меня поддержали, инструкторша подмигнула: а нам, пожалуй, можно и продолжить; пока они возвращались в зал, я запихнул девицу в лифт, и мы спустились вниз, прижавшись почти вплотную в тесной кабинке, ее лицо было в нескольких сантиметрах от моего, я даже чувствовал аромат ее духов — такими иногда душилась Мари-Пьер, — и почему-то подумал: эта женщина очень устала; она будто попала в замкнутый круг; когда мы вышли на улицу, она произнесла именно эти слова: у меня ощущение, что я хожу по замкнутому кругу, я помогала ему много лет, сплошные задержания, обыски, аресты, теперь он оказался на обочине, а я больше не могу… чисто машинально я положил руку ей на плечо: вы прекрасно знаете, что все не так страшно, сейчас не важно, что будет с ним, вы должны подумать о себе, она согласилась, да-да, вы правы, тут подъехало такси, она села — спасибо за все, если бы не вы, не знаю, чем бы это кончилось, — я смотрел вслед удалявшейся машине, дождь прекратился, и дорога была в мелких лужицах. Я не видел причин возвращаться назад, на марафон, мне хотелось прогуляться, просто побродить и подумать; все, что я делал до сегодняшнего дня, имело одну-единственную цель — богатство, и теперь я спрашивал себя, а правильный ли это выбор, может, стоило заняться чем-то другим, но в таком случае, чем, ведь я не мог стать вдруг профессором литературы или специалистом по электронному оборудованию, и потом, все равно это было не то, дело-то не в конкретном занятии, правильно я сказал той девице — причина не во внешних событиях, а внутри, во мне самом, я был совершенно спокоен, расслаблен, словно отдохнул, словно меня выскребли изнутри, и в то же время абсолютно не понимал, как следует оценивать все то, что меня окружает.