Михаил Веллер - Шайка идиотов [litres]

Результат прекрасен. Свободный и поощряемый выход получает зависть ко всем, кто успешнее, богаче, знаменитее тебя. Законное и одобряемое применение находит злоба и ненависть – ко всем, кто много о себе мнит, преуспел, слишком умный. Надо лишь найти, в чем они провинились перед идеей, теорией и практикой мирового социализма и коммунизма. Найди вину, а нет – придумай и припиши! Обвиняй и топчи!

Хамы, неудачники, насильники и бездельники влекутся к социализму: он позволяет им чувствовать свою значимость, свою правоту, дает право на насилие и самоутверждение. И делать ничего не надо: только займи нужную политическую позицию. Кто был ничем – тот станет всем!

И с огромным и сладким облегчением ты можешь издеваться над уродливостью врагов, их физическими недостатками и внешностью, как они ходят и как они говорят, как живут и как пахнут.

При социализме ты можешь написать донос на врага и занять его квартиру или должность.

Но обличители и борцы не могут же бороться и обличать исключительно от собственного имени. Это же склочники и хамы получатся. И социализм – дает им свое имя! И имена своих кумиров! Как индульгенцию. Именем короля! Именем пролетариата! Именем коммунизма! Это как раскрытые корочки в нос арестованному, как удостоверение НКВД, или Гестапо, или Центрального Комитета Мирового Коммунизма.

Ваше слово, товарищ маузер!

Хам, обличитель и ненавистник сам-то по себе сознает собственное ничтожество. Ему нужна компания авторитетных пацанов. Их есть у него. Маркс. Сталин. Жуков. И вот он уже в благородной позе защитника! Он защищает верное, потому что всесильное, учение во благо трудящихся, святую истину защищает! И ссылается на великих, и защищает великих от нападок мелкой своры врагов социализма. Красное знамя авторитетов и мудрецов, святых и героев осеняет его, как крыло боевого ангела. Ой бля.

Можно обвинять врага в неосторожном слове. В том, что затемнил лицо черным тоном. В том, что у него белая кожа. И топтать, топтать, топтать!..

Ну, как вы понимаете, в войне неизбежны жертвы. Здесь жертвами становятся самые мыслящие, самые успешные, самые талантливые и работящие. На войне как? Кто высунулся – тот и громоотвод. Сенцов высунулся из окопа, и комбат покрыл его матом.

Солженицын Александр Исаевич не был совершенством. Скорее он был вместилищем и гнездилищем пороков, не считая мелкие недостатки. Был он необыкновенно эгоистичен, эгоцентричен, высокомерен и спесив, неблагодарен и бездушен к людям, славолюбив и тщеславен до чрезвычайности, и манией величия не страдал, а напротив, упивался. Словно все ему были должны. Мудрость его была плодом его же воображения, умом выдающимся не обладал. Да и литератор, в смысле беллетрист, был не более чем крепкого среднего качества.

Мировоззрение имел скорее депрессивное, во всем отмечал негативные черты, и читать его громоздкие сочинения скорее неприятно.

И все эти скверные качества были соседством и продолжением его несокрушимого упрямства, жизненной выносливости, стойкости, веры в свою звезду, параноидальной преданности главному делу своей жизни в главный период его жизни: сказать миру страшную правду о миллионах замученных и убитых жертв Советской Власти. Это был великий борец за память и справедливость. Были сотни талантливых писателей в Советском Союзе. Было много историков и архивистов, а мемуаристов развелось без числа. Миллионы прошли через тюрьмы и лагеря и выжили: вместе они знали все о тех, кто сгинул.

И нашелся только один, кто вступил в безнадежную борьбу с роком. В тоталитарном подцензурном государстве он поставил немыслимой целью в одиночку создать правдивую историю: как Советская Система уничтожала своих граждан. Где, кого, сколько, начиная с какого времени. Сумасшедший, вообразивший себя титаном, Прометеем таким с огнем правды для людей.

«Архипелаг ГУЛАГ» – эпохальная книга. Сила ее воздействия была ужасающа. Она перепахивала человека. Самиздат и бог весть как протащенные заграничные издания ходили по рукам: давали читать на три дня, два, на сутки. В стоячей безвоздушной атмосфере брежневской эпохи, когда любое мыслие стало инакомыслием, «Гулаг» был экспедицией в преисподнюю: перехватывало горло, расширялись глаза, дрожали пальцы, чтение превращалось в неостановимый мазохизм, и когда оно заканчивалось – ты поднимал глаза и с холодеющим нутром понимал, что ты живешь не в той стране, что до прочтения книги.

Из воображаемого СССР ты переезжал в реальный.

Не знаю, как воспринимали современники Ад Данте, но Ад Солженицына потрясал основы читателя и страны.

«Архипелаг ГУЛАГ» – это портрет Дориана Грея ленинско-сталинской эпохи. Гюльчатай показала личико, и Петруху затрясло.

…Я это только затем тут привел, что среди русских неокоммунистов Солженицына принято оплевывать и помоить. За клевету, антисоветчину(!), русофобию и зоологический антикоммунизм. Причем: не по приказу, не за зарплату, как при советской власти, а – по зову души грязью поливать. Ибо он противоречит коммунистическому мировоззрению, а оно – истинно, верно, всесильно и для счастья человечества.

Во-первых, это еще раз подтверждает, что никакие рациональные аргументы, никакие неопровержимые факты на человека, уверовавшего в некую идею, не действуют. (Не удержаться, чтобы не помянуть гениального «Человека убежденного» Эрика Хоффера.)

Во-вторых. В-главных. Если человек может равнодушно читать эту книгу. Если пытки и расстрелы, муки физические и духовные, намеренное и хладнокровное глумление и уничтожение людей по спискам, и как седели в расстрельных камерах, и как давали восемь лет женам за невинно посаженных и расстрелянных мужей, как выбивали глаза и раздавливали яйца, вгоняли в анус раскаленный шомпол и били молотком по пальцам, как умирали на снегу младенцы «раскулаченных», а лагерные придурки разглядывали голыми прибывших зэчек, выбирая наложниц, – если все это никак не колеблет благополучного «коммунистического» читателя-современника, и он тоном примерного ученика произносит, что конечно, он признает ошибки и «некоторые недопустимые вещи», но, тем не менее, это не отменяет великой цели, свершений и так далее.

У него некий душевный дефект. Отсутствие способности к сочувствию. Чужие страдания и смерти его не волнуют. Он за них не переживает. Он, строго говоря, социопат.

Если он согласен и готов убить миллионы – миллионы! – невинных людей, честных граждан своей страны, чтобы ценой их крови строить счастливое государство под диктатурой пролетариата – ну так успокойтесь и ничего ему не доказывайте: это не человек. Это готовый убийца, палач, конвоир и охранник, пыточных дел мастер. Он согласен. Ради великой цели.