Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

По Шопенгауэру все объекты познания – представления субъекта. Единственная мировая реальность – воля – есть не только сознательное желание, но и бессознательное влечение, даже в неорганической природе. Но хотения никогда не получают истинного удовлетворения, приводят только к страданию. И единственный выход из этого – умерщвление воли, как главного начала жизни. Буддийский окончательный абсолютный покой, то есть нирвана.

Точно так же у Гартмана – в его учении о «Бессознательном» неразумная воля создала бытие. Это создание неразумной воли – бессмысленно и приводит к страданию. Таким образом, мир в своей сущности дурен, небытие лучше его. И высшая мудрость – стараться, чтобы воля и представления вернулись в первичное состояние небытия. Ничего не чувствовать лучше, чем чувствовать что-нибудь.

О нападках Ницше на христианство с его любовью к ближним и с состраданием к слабым мы уже говорили. Штирнер, Кьеркегор, Ницше постепенно со своими последователями привели западное сознание к беспринципному индивидуализму, к эгоцентризму, к конечному экзистенциализму, отрицающему все святыни морали и веры.

А подобно философии постепенно отдалялась от религии и западная художественная литература. В противоположность литературе русской, она вообще не отличалась близостью к вопросам религии и к богоискательству. У Запада прошлого века не могли появиться писатели с такой религиозной проникновенностью, как Гоголь или Достоевский: формалистический католицизм и выхолощенный протестантизм не способствовали слиянию религии с художественным творчеством. И если вначале, в эпоху романтизма, западная литература еще поддерживала христианские моральные ценности, то в реализме, а тем более в натурализме, и этот элемент стал исчезать. Атеизму научному, демократическому и социалистическому художественная литература не противопоставляла ничего. Наоборот. К нашему времени она охотно примкнула к общему хору модернистов, воспевающих жизнь вне Бога вне добра и даже, вне красоты.

Конечно, были раньше, появляются и теперь отдельные представители науки, философии и литературы, далекие от атеистического материализма. Таковыми были, например, Вундт, Бергсон, Фламмарион. Физик Крукс, если не очень верил в Бога, то верил хотя бы в спиритизм. Д’Арсонваль тоже. Профессор Рише приобрел немало сторонников своими работами по метапсихике, что до сих пор среди материалистов-ученых считается научным занятием плохого тона.

Но в общем мироощущении европейских масс материалистический атеизм прогрессирует. И не в силу какой-либо пропаганды, а сам собой, отвечая настроению общества. Современному внешне-культурному человеку Бог просто неинтересен, и напоминания о Нем вызывают зевоту. Та сторона души, которая раньше откликалась на все возвышенное, проявляла мистическое удивление и благоговение перед тайнами бытия, теперь заполнена цивилизованным самодовольством. Чувствуя себя действительным хозяином на земле в силу небывалых завоеваний техники, цивилизованный обыватель все реже и реже находит повод вспоминать о том неприятном обстоятельстве, что над ним есть высший Хозяин, которому иногда поневоле приходится подчиняться. И эту психологическую основу отталкивания от Бога, помимо науки, техники и социалистических приманок земного рая, в большой мере поддерживает крайний демократический строй современной социальной жизни.

В самом деле, демократизм, создающий из каждого обывателя, независимо от его индивидуальных качеств и его личных достоинств, священный атом общественного коллектива, развивает в человеке ощущение своей значительности, своего возвышенного положения в земном окружении. Демократическое мировоззрение, полезное для чутких и нравственно развитых душ, губительно для психики неразвитого и морально-примитивного обывателя, наполняя его незаслуженным самоудовлетворением и самомнением. Примитивный демократ, составляющий главную массу современного общества, ощущает себя, на основах свободы и равенства, распорядителем земных судеб человеческих; а от этого величия ограниченному уму недалеко и до отрицания всякой неограниченной власти над собой, даже божественной. Между тем, современная демократия, обнаруживая все больше и больше пренебрежения к христианству, проявляет к нему, не сознавая того, полную неблагодарность: ведь именно христианство со времен реформации дало европейскому обществу высокие принципы свободы, равенства, братства, которые вошли в основу демократизма. Только по существу и свобода, и равенство и братство являются действительным благом лишь при условии нравственной жизни во Христе; иначе свобода превращается в своеволие, равенство – в стадность, а братство – в партийное соучастие без моральной основы.

Именно эту картину мы и наблюдаем сейчас при общем угасании на Западе религиозного чувства. Научно-технический позитивизм, космологический, психологический и экономический материализм и оторванный от христианства демократизм – все ведут цивилизацию к безбожью.

А так как чувство мистического преклонения свойственно человеческой природе, то цивилизованный человек перенес Бога на землю, обожествил самого себя в своем коллективе, в углублениях своей теоретической мысли, в чудесах практических изобретений, и стал сам себе поклоняться.

Обожествляется сейчас не разум даже, а рассудок, с всеми его завоеваниями в области изучения вселенной, в машинном прогрессе и в технике. Божеством становится также построенная по типу атомных соединений человеческая коллективная воля, верховная, как Мойра, как Рок древности, не подлежащий никакой апелляции. Обожествляется наконец, красивая жизнь, с комфортом, с удобствами, не нуждающаяся ни в каких видах высших красот.

Всего этого достигло в наше время европейское сознание при своем отрыве от религиозных начал. И ни католицизм, ни протестантизм не нашли в себе духовных сил противостоять этому.

Между тем, трагический процесс постепенной атеизации Запада уже с начала прошлого столетия был объектом пристального внимания со стороны наших русских мыслителей, пытавшихся определить историософическую роль России среди других культурных народов. Все эти мыслители – не только западники, но и славянофилы, и почвенники – не были принципиальными врагами Запада. Наоборот, даже те, которые приписывали России исключительное мессианское значение для всего человечества, как Гоголь или Достоевский, относились к Европе с любовью и с уважением к ценностям ее великой прошлой культуры. И какие горестные слова мы слышим от них относительно вырождения западного миросознания!

Уже в сороковых годах Одоевский писал, что на Западе «религиозное чувство погибает». Рассматривая европейскую культуру, Гоголь, видит ее «неправду» в отходе от Церкви, ибо одна только Церковь в состоянии разрешить все недоумения и высшие вопросы культурной жизни. Для Запада только ум – святыня. «Во всем усумнится он – в сердце человека, в правде, в Боге, но не усумнится в своем уме».