Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

И все эти учения распределились по своим местам в западноевропейском обществе: утилитаризм создал этику среднего буржуазного класса; экономический материализм освятил озлобление и зависть среди рабочего класса: эгоцентрический модернизм узаконил самомнение и презрение к нравственным ценностям среди утонченных представителей духовной культуры – поэтов, художников, эстетов – жрецов современного культа прекрасного.

Недаром эмансипированный от христианства западноевропейский обыватель уже в прошлом веке вызывал среди наших русских мыслителей чувство тревоги и страха. И. Аксаков говорил, что на Западе «душа убывает», что европейское просвещение обнаруживает какое-то «пустодушие». Герцен увидел в наступлении «самодержавия толпы» восход всеобщего «мещанства». Константин Леонтьев нашел здесь «уродливое сочетание умственной гордости перед Богом и нравственного смирения перед идеалом однородного серого рабочего». Страхов 321 321 Николай Николаевич Страхов (1828–1896) – философ, публицист, литературный критик. утверждал, что европейская образованность ведет к нигилизму, что Европа потеряла дорогу. Достоевский ужасался при виде западного «глубочайшего аморализма».

И с таким нравственным багажом утилитаризма, экономического материализма и модернистского эгоцентризма цивилизованный европеец перебрался в XX век, щедро делясь этими сокровищами с отсталыми народами Востока и Юга, главным образом, конечно, с «недоразвитою» Россией.

Экзистенциальная нравственность нашего времени построена уже не на принципе общей пользы, а на категорическом императиве личной выгоды. Эта личная выгода, дающая неисчислимое количество благ цивилизованной жизни, руководит нравственным поведением во всем: и в отношении к ближним, и в отношении к своему коллективу, и в отношениях к чужим народам. Хотя современное общество, по мнению нашего философа Бердяева, «не знает, во имя чего оно живет», однако каждый член этого общества хорошо знает свое собственное имя; и своего имени ему достаточно, чтобы осмыслить жизнь.

Нынешний цивилизованный человек, действующий по принципам утилитаризма или экономического материализма, в общем миролюбивое существо; но волнуется и негодует он не тогда, когда сам затронет чужие интересы, а когда кто-либо посягнет на интересы его собственные. И мир он любит не потому, что мир есть нравственное общее благо, а потому, что мирная жизнь приносит более верный доход, равномерно насыщает желудок и дает максимум комфорта и развлечений. Такой утилитаристический обыватель по-своему и ближнего любит, но любит не как себя самого, а так, как тот любит его. Любовное отношение к ближнему вообще гораздо удобнее, чем враждебное, ибо легче приводит к кооперации и в предприятиях чистых или нечистых, создает благоприятные условия для совершения сделок. И любовь к обществу также проявляется у современного обывателя, особенно когда нужно массовыми выступлениями защитить свои профессиональные материальные требования. Разве в прежние времена проявлялась такая мистическая соборность душ, как в нынешних синдикатах? Совсем своего рода Церковь… И сейчас эту благостность единодушия можно встретить даже в среде европейских профессоров, организующих забастовки вместе с рабочими, подчеркивающих общность ныне идеалов.

И в этом смысле Аксаков был бы в настоящее время, пожалуй, неправ, говоря, что у цивилизованного европейца наблюдается «пустодушие». Пустоты в современном обществе сейчас нет, душа у него переполнена; но, увы, переполнена не теми потусторонними элементами, какие нужны были отжившей христианской морали.

Справедливость, разумеется, требует упомянуть, что в общей массе модернизованных обывателей встречаются и теперь отдельные люди и даже групповые оазисы, носящие в своей душе не только страх атомной бомбы, но и страх Божий. Немало на Западе таких, которые и внутри их Церкви и вне ее несут с собой свет Христов в разной мере – от колеблющегося огня скромной свечи до яркого пламени веры. Христианская инерция неистребима в тайниках даже тех некоторых душ, кои под раскрашенной маской утилитаризма и простого неверия сохраняют подобие Божье.

Но из-под общей пелены цивилизованного чада с трудом прорываются эти огни. Впереди на переднем плане всего человечества – многочисленный, безразличный к высшим призывам души, самодовольный, уверенный в своей силе и мощи – средний Обыватель, истинный хозяин земли, царь и бог, правитель, судья и палач. Его решения – закон, его суждения – истина, его действия – правда. Вокруг этого мещанина на троне вращается все. В качестве центра цивилизованной координатной системы он как будто бы математический нуль. Но от этого нуля отсчитывается все во все стороны, с плюсом и минусом. На него обращаются подобострастные взгляды придворных льстецов и угодливых подданных. Это он возвеличивает одних, повергает в ничтожество других. Техники ублажают жизнь его материальным прогрессом, одевают в нейлон, освещают неоном, надевают на плечи в виде царственной мантии непромокаемые пальто, охраняют ночной покой пробковыми стенами, бреют электрическими бритвами, с головокружительной скоростью переносят с места на место по земле, по воде, по воздуху, внушая мысль, что всегда движут его вперед.

Художники пишут для него замысловатые картины, чтобы он думал, что все понимает; для возбуждения в нем интереса к высшим идеям, показывают фокусы красок и линий. Многочисленные люди пера, ставшие людьми пишущей машинки, выстукивают для него бульварные романы, захватывающие повести о половых извращениях. Композиторы ублажают слух его диссонансами, чтобы он, усталый от повседневных забот, не уснул под баюкающие законы гармонии…

Гордый своей численностью на земле, величаво проходит Обыватель жизненный путь сменой работы, питания, сна, развлечения, продолжения рода. И непоколебимо уверен, что живет именно так, как надо, что существует ради того, ради чего призван существовать истинный Человекобог.

А наряду с ростом материализма и утилитаризма на Западе совсем другую картину представляла собой русская общественная мысль на протяжении века вплоть до первой Всемирной Войны.

Что касается области науки и техники, никакой обособленности между нами и Западом не было. Русская наука дружно сотрудничала с западноевропейской, чутко следила за ее завоеваниями; сама, в свою очередь, обогащала общую сокровищницу своими открытиями и теориями в лице Лобачевского, Менделеева, Мечникова, Бредихина 322 322 Федор Александрович Бредихин (1831-1904) – астроном. Профессор и декан физико-математического факультета Московского университета. Директор обсерватории Московского университета и Пулковской обсерватории. , Яблочкова 323 323 Павел Николаевич Яблочков (1847-1894) – электротехник, военный инженер, изобретатель, предприниматель. Разработал дуговую лампу («свеча Яблочкова»). , Попова, Павлова и многих других. Вместе с Западом пережила наша научная мысль и эпоху расцвета, и последний период сомнений и ломки старых устоев.