Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

– Это от него?

– Нет, не торопись. Еще рано.

И, вот, наконец, через несколько недель, чудо свершилось. Письмо пришло. И в письме, помимо прочего материала, было сказано и обо мне.

Толстой, сам Лев Николаевич Толстой, написал:

«Относительно присланных стихов скажу: оставьте мальчика в покое. Пусть учится.»

Неописуема та гордость, которой исполнился я, узнав, что великий писатель заботится о моем покое. Я ясно понял, что подобная забота связывает его и меня тесными узами, и дает мне право на некоторое место в русской литературе.

A затем вспомнился мне и другой случай, уже позже, когда я был в четвертом классе гимназии. У нас, в нашем городке, средне-учебных заведений еще не было, и потому учился я в соседнем Кутаисе, откуда ездил в отпуск домой. Родители поместили меня у своих знакомых – генерала в отставке и его жены; жил я у них, днем ходил в гимназию, после обеда готовил уроки, а по вечерам отдавался литературному творчеству. Но творчество это приняло теперь несколько иной характер. Так как мой духовный отец Толстой писал прозой, то я перестал увлекаться стихами и тоже перешел на этот более солидный жанр. Кроме того, прежнее мое увлечение Пушкиным прошло, и мне теперь больше нравился Гоголь. Особенно увлекался я его «Вечерами на хуторе близ Диканьки» и «Миргородом». И, вот, однажды возник у меня грандиозный план: написать целый том таких же точно рассказов под общим заглавием «Вечера в Конаковском переулке близ Кутаиса».

Материалом для первой повести этого сборника послужили мои собственные новые опекуны: генерал и генеральша. Жили они, действительно, очень патриархально, слегка по-гоголевски. Он увлекался разведением кур, целыми днями ходил по двору с ведром кукурузы и кричал: «цип-цип-ципашечки». Она же, его супруга, кур не любила, но зато обожала собачек, особенно несчастных – слепых и хромых. Очень часто к нам приезжал навещать этих собачек ветеринар, причем, если какая-нибудь из них серьезно заболевала, во всей квартире устанавливался строгий больничный режим; громко разговаривать было нельзя, шуметь – тоже; на окнах опускались шторы, ветеринар приезжал почти каждый день, а по вечерам за чаем генеральша устно сообщала нам бюллетень о ходе болезни.

Все это я с беспощадным мощным сарказмом описал в первой своей повести под заглавием «Старосветские помещики на новый лад». Написал, переписал начисто, черновик легкомысленно оставил на своем письменном столе и уехал на рождественские праздники домой.

А через неделю отец получил из Кутаиса от генерала письмо. В начале письма приводилось содержание моей повести с опровержениями по всем пунктам сатиры, а в конце говорилось:

«Пришлите кого-нибудь к нам за его вещами. Мы этого подлого мальчишку не желаем больше видеть у себя.»

И, так как в Кутаисе не было других знакомых, у которых я мог бы жить, родители спешно перевели меня в Тифлис и отдали в пансион.

Вот, вспомнив про весь этот литературный стаж своей ранней молодости, я и отправился в редакцию «Бессарабской жизни» испытать силы.

В те времена русская провинциальная печать представляла собой довольно грустное зрелище. По цензурным условиям, на политические темы газеты должны были писать осторожно, особым «эзоповским» языком, причем с таким расчетом, чтобы скрытой мысли автора статьи не угадал цензор, но в то же время угадали читатели. Этот эзоповский стиль дошел до того, что некоторые передовицы и фельетоны стали походить на ребусы или загадочные картинки, на которых среди невинного пейзажа надо было отыскать фигуру ненавистного министра или голову свирепого градоначальника.

В силу этой трудности положения, мелкие провинциальные газеты принуждены были заниматься главным образом вопросами местной жизни. Писалось о санитарных мероприятиях, об устройстве базаров, о судебных делах. А веселые фельетонисты, чтобы развлечь жаждавшего конституции читателя, издевались над тещами или негодовали на погоду, с намеками на несовершенства государственного строя России.

Самым же любимым занятием провинциальных журналистов было – подвергать беспощадной критике правых членов городских дум и управ, на которых они направляли весь свой политический пыл. Можно смело сказать, что несчастные правые городские деятели несли ответственность перед местной печатью не только за то, что они сами делали в области городского благоустройства, но и за все правительственные распоряжения, за действия министров, губернаторов, и даже за Святейший Синод. Эти бедняги не могли заслужить похвалы либеральных газет даже в том случае, если бы кто-либо из них спас утопающего, или с опасностью для жизни вынес невинного младенца из горящего дома. И если бы у кого-нибудь из них на дому произошла кража, газеты и здесь нашли бы предлог для борьбы, напечатав:

«Вчера с членом городской управы X. произошла какая-то темная история. Не то у него что-то украли, не то он сам что-то присвоил».

Из кого же комплектовались редакционные кадры этих мелких провинциальных изданий? Большей частью это были неудачники в образовательном или в профессиональном отношении. Уволенные семинаристы, аптекарские ученики, не окончившие курса гимназисты, реалисты, вечные студенты, актеры, или бывшие мелкие чиновники, не сделавшие в своих ведомствах особой карьеры. Писали они не всегда грамотно, но всегда с большим чувством собственного достоинства, переходившим нередко в сознание неоспоримого величия. И, чтобы подчеркнуть особое значение, которое им надлежит иметь в истории литературы, придумывали они себе пышные псевдонимы: Вергилий 47 47 Публий Вергилий Марон (Publius Vergilius Maro; 70 до н.э. – 19 до н.э.) – римский поэт. Автор «Энеиды». , Марк Аврелий 48 48 Марк Аврелий Антонин (Marcus Aurelius Antonius; 121-180) – римский император из династии Антонинов, философ. Представитель позднего стоицизма. , Сенека 49 49 Луций Анней Сенека (Lucius Annaeus Seneca; 4 до н.э. – 65) – римский философ-стоик, поэт, государственный деятель. Воспитатель императора Нерона. , Ювенал 50 50 Децим Юний Ювенал (Decimus Iunius Iuvenalis; 60-127) – римский поэт-сатирик. , Демосфен 51 51 Демосфен (Demosthenes; 384 – 322 до н.э.) – греческий оратор. , Боккаччо 52 52 Джованни Боккаччо (Giovanni Boccacio; 1313-1375) – итальянский писатель и поэт эпохи Раннего Возрождения. Автор «Декамерона». , Лоэнгрин, Фауст, дон Базилио 53 53 Учитель музыки из оперы «Севильский цирюльник» Д. Россини. ; а иногда среди этих имен апокалиптически торжественно звучали Альфы, Омеги…

И, вот, зная, что вся эта печать считается одной из великих держав, я с замиранием сердца вошел в помещение «Бессарабской жизни». В скромной передней находилась высокая решетчатая загородка, за которой сидела лохматая барышня. Около загородки стоял пожилой человек с большим животом и большой добродушной головой, просматривавший какие-то деловые бумаги.