Василе Василаке - Пастораль с лебедем

Винцо в нем заиграло, повеселел Скридонаш, оперся локтями о низенькие ворота загона, оглядел свое хозяйство.

«Чудно человек устроен, ей-ей. Нагрянет радость, и ты уж не мужчина, а цветастая тряпка. Хоть соседей зови, чтобы голосили: «Помогите, мош Скридон свихнулся! Жена ему сына родила, а он вопит из сарая: «Пошел ты туда, куда надо! Эй, президент Штатов, кому говорю? Катись колбасой, я тебя за пояс заткну! Да ты у меня за голенищем сидишь, припухаешь, пре… пре… председатель… американский!»

В это время сосед Думитру Пэпушой строгал под навесом погреба какую-то палку — похоже, ладил затычку для новой бочки. Сейчас, в разгар зимних праздников, над чем станет ломать голову крестьянин? Думаете, примется точить жене веретено для прялки? Или зубья для грабель? Очень ему грабли зимой нужны, сугробы ворошить…

«Эхе, попробуем, значит, что за вино вышло у Думитру, это его розовое. Зря он у меня давилку брал? Возьму баклажку, и к нему: выручай, Митраке, тошно сидеть одному в хате, жинка в больнице. На крестины позову, будет у моего Николаши крестный. Закатим пир горой на все село, скажу: давно хотел собрать вас, люди, в своем доме, да причины не нашлось. Порадуйтесь сегодня и вы со мной… И почему так в мире заведено? У других праздник — всё на виду, соберутся, песни горланят, каблуки в пыли стаптывают. А кто мои праздники видел? По пальцам их перечтешь, сидят во мне, как щенки в неразродившейся суке… Теперь-то самая жизнь и начнется! — вздохнул мош Скридон. — Когда малец пищит в люльке, тебе, браток, и жить охота. Я не то, что Пэпушой, хоть он и наплодил пятерых. Носит же земля такого дурачину: радуется, когда отелится корова, а придет срок жене рожать — ругается на чем свет стоит, напивается в стельку».

С крыльца соседнего дома донесся голос жены Пэпушоя:

— Зачем к тете Рарице? Сказала вам, в больнице она, никого нету дома. Зайдите к тете Наде, а от нее прямо к бабушке.

— С этой консервой? Сама ходи, не пойдем ни к какой бабушке! — отрезал старший ее мальчишка.

— А ты шибче тряси, получше колокольцев звенит, — подал голос отец из-под навеса. — Мы же ее вместе сделали, и сказал, что нравится.

Жена выпалила с ходу:

— Молчи уж, хозяин, бесстыжие твои зенки, при живом отце дети сироты! Посылаешь их по селу срамиться, а сам с утра к бочке присосался. Что за колядки с этой ржавой железкой? Прикрутил гвоздик к консервной банке и радуется — звенит!

— Сама ты старая жестянка! Помалкивай, — рявкнул муж. — Откроет рот, спасу нет — бренчит, как заведенная!..

Дед Скридон забеспокоился. Постой, как же так? «У Рарицы никого нет дома». Что ж выходит, он не в счет? Если в загсе не записались, в церкви не венчались, то Рарица и не жена Скридону? Соседских ребятишек не пускают поздравить старика, а он сегодня все равно что именинник! Сказать по совести, в этом селе, которое столько лет смеялось над четой Патику, с него и надо начинать колядки, с моша Кирпидина.

Он быстро вскарабкался на чердак и спустился с полным ситом орехов. «Раз на то пошло, двину сам колядовать. Кто ни встретится по дороге, всем подарков отделю и поздравлю — новый год, хоть и по-старому!»

Где-то в сене была у него припрятана айва, в нежилой горнице с осени развешаны кисти винограда, привядшего на воздухе. К орехам добавить айвы да присыпать сверху черными виноградинками — за таким лакомым угощеньем вся детвора набежит, это вам не городские баранки с бубликами.

Пока Скридон собирал по дому, чем приветить колядующих, маленькие Пэпушои согласились — проклятущая консервная банка кое-как позвякивает, если ее шибче встряхнешь. Гурьбой вышли со двора, и младший захныкал: «Не хочу к бабушке, хочу к тете Наде… что она нам даст?» Спели под окошком, поздравили, получили свою долю подношений, заторопились к воротам.

— Эй, хлопцы-молодцы! — крикнул им вслед Кирпидин. — Далеко ли погнали? Про меня, случаем, не забыли? А ну, заходите к дядьке, — и громыхнул ситом, полным орехов.

Два раза просить не надо, коли сам хозяин зазывает. Повернули как по команде, затянули на разные голоса: «Поздравляем, дядя, чтобы дом ваш добром полнился — две коровы, два быка…»

— Ладно-ладно, где столько быков напасешься. Корова у меня была, ну ее к шутам, да шкура давно на заборе задубела, — поворчал довольный Скридон. — Спасибо, что уважили старика, растите сильные и здоровые! Ну-ка, у кого самые большие карманы?

Зачем карманы, если у каждого на плече сумка? До чего желта айва среди белых сугробов! Сумки разинули свои пасти — дождем посыпались в них яблоки, зацокали орешки, дошла очередь до винограда. Подсох виноград, что правда, то правда — не гроздья, видимость одна. Младший не удержался, схватил большую, красивую кисть, и посыпались черные виноградинки на пушистый снег. Словно порвалась нитка на ожерелье и круглые бусины закапали черными слезинками. Средний братец присел на корточки, торопливо собирает сморщенные ягодки и тут же, пополам со снегом, отправляет в рот. А хозяин не растерялся — вон и копейки зазвенели, разбежались по карманам!

Кирпидин повертел в руках дырявую жестянку с прикрученным на проволоке ключом: вместо колокольчика папаша Пэпушой приспособил старую консервную банку со стершейся этикеткой «Перец фаршированный».

— Дай-ка мне свою штуковину, оставлю на память. А у вас будет колокольчик что надо, настоящий.

Топа-топа, засеменил Кирпидин в загон, поймал овцу, снял у нее с шеи маленький звонкий колокольчик.

— Держите! Завтра принесете обратно, а на тот год я вам снова дам. Договорились? И не забудьте, раз сегодня вспахали у меня двор, ребятки, надо его завтра засеять…

Никогда еще не видели старика Патику таким радушным добряком. Неужели это тот Кирпидин, которого дразнили малыши: «Коротышка-пуп с усами, дядька Клещ!» — и прыскали в разные стороны, прячась по кустам?

На следующее утро мош Скридон отправился в сельсовет выписать метрику на сына. Целый день раздумывал и полночи, решил твердо — назовет Николаем.

Накануне сельсоветскому секретарю, Владимиру Георгиевичу Балеру, передали из больницы записку: «прошу считать недействительной справку, выданную 13 января 1967 года гражданину Патику Спиридону Николаевичу», после чего секретарь имел беседу по телефону с врачом роддома. Сейчас он сидел в своем кабинете и покачивался на стуле. Заметив через окно моша Скридона, схватил карандаш и принялся что-то вычерчивать в огромной, на весь стол, таблице.

Старик зашел в приемную и, не дожидаясь приглашения, сел. А что, прикажете в дверях топтаться, когда секретарь у него в доме свой человек? И в гости заглянет, если охота пропустить стаканчик-другой, и просто, как заядлый холостяк, вечерок скоротает после службы, в доброй компании, с перченой шуткой и горячим ужином на столе.