Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон (рассказы)

— Вчера перед концертом они лопали French fries с ketchup, запивая шампанским. К полному ужасу frogs!

Брижит захохотала. Дуглас, подумав, присоединился к ней.

— Хочешь покурить, Эдди? Sensemilly, a man? Изголодался, наверное? У вас тут гашиш, говорят, хороший, а трава говно.

— Хочу, — согласился я. — Кто же от sensemilly отказывается.

Мы поднялись к ним в комнату. Как после погрома в еврейском местечке, в беспорядке разбросаны были вещи. Брижит извлекла из кучи вещей на полу красную кожаную куртку.

— Дуглас в Берлине купил. Правда, клевая, Эди? — Брижит надела куртку и прошлась передо мной. Рукава были ей коротки, а плечи широки. Я подумал, глядя на нее: почему я вовремя не сменил Дженни на Брижит? Она выглядела очень bizarre, девушка из презираемого ею Бруклина. Очень декадентски. Узкая, худая, рыжая, болезненно-белая.

— Дуг, отдай куртку girl-friend, ей очень к лицу. К волосам, вернее. Пылающая девушка!

— Держи, Эди, — он протянул мне трубку с травой. — В Нью-Йорке такая будет стоить тыщу bucks, да еще и не найдешь. Угадай, Эди, за сколько я ее снял в Берлине?..

Через неопределенное количество времени (может быть, вечность, может быть, полчаса) и большое количество полнометражных фильмов, каковые я просмотрел благодаря сверхкрепкой безсемянной марихуане, Дуглас и Брижит кончили упаковываться и мы спустились вниз. Переход из комнаты в коридор, а из него в elevator и затем в рок-автобус рок-группы «Killers» остались мной незамеченны. Все тот же кубистический мир обрезков глаз Брижит, кусков красной кожи куртки, рыжих волос, белых сдобных боков Дугласа, обнажившихся от напряжения торса: он тащил самую большую суму за плечом, заломив руку… В автобусе, как через камеру «рыбий глаз», на меня выпучились физиономия главного волосатика Би-Би, его girl-friend Марсии, менеджера Ласло Лазича со множеством очков на большом носу… Все вышеназванные личности оказались очень щекастыми, и я уже собирался спросить, не заболели ли все они редкой японской болезнью, когда, не получая от меня звуковых сигналов уже долгое время, Брижит наконец сообразила, что я перекурил.

— Эди, ты high?

— Да, — признался я. — И очень.

— Я тоже, — сообщил доброжелательно Дуглас. — Ты, может быть, больше high, потому что отвык от травы. Тебе нравится рок-автобус?

— Необыкновенно нравится, — сказал я. — Только как мне выбраться на авеню Гранд Арми?

— Мы тебя выведем, не бросим, Эди. — Брижит сжала мою руку у локтя и расхохоталась. — Не бойся.

Мы стояли на улице, и это не была авеню Гранд Арми. Это была узкая улица. Мы объяснялись, все трое, в любви.

— Ты должен вернуться в твою страну, в Америку, Эди, — сказал Дуглас убежденно. — Пожил с frogs — и хватит. Возвращайся! Мы найдем тебе великолепную девочку. Проблем с девочками у нас теперь нет. У «Killers» такие groupies, Эди! О!..

— Дуг прав! — сказала Брижит и обняла меня, как бы сестра. — Ты — американец, Эди, ньюйоркец! Ты принадлежишь Нью-Йорку, а не этому плоскому городу… — Она презрительным взором оглядела улицу.

— Этот плоский город, Эди… и старомодный… Здесь нужно жить после выхода на пенсию…

— Я приеду, — сказал я, тронутый. — Осенью. Клянусь!

— Дуг! Что, бля, происходит?! — Ласло Лазич, менее щекастый, но все еще многоочковый, по физиономии текли ручейки пота, появился из-за спины Брижит. — Все давно сидят в автобусе, все ждут вас! Что можно делать тут так долго? Пошли! Шофер нервничает…

— Пусть нервничает… За это мы ему платим money. Я не видел моего друга целую вечность. Имею я право…

— Дуг, please… — Лазич скорчился и прижал руки к толстой груди. На нем были необъятного размера, очевидно «Made in Brookline», черные брюки, не скрывавшие все же выпуклого брюха и покрывшаяся пятнами пота розовая t-shirt.

— Оставь меня в покое, man! OK? OK? — закричал вдруг Дуглас. Схватившись руками за голову, Лазич побежал от нас куда-то.

— Хуесос! — с ненавистью воскликнула Брижит. — Беременная блядь!

— Ты знаешь, Эди, — Дуглас схватил меня за руку, — он думает, что мы — его собственность. Он считает, что музыканты — недисциплинированная банда детей, понимаешь, что мы — слабоумные пациенты mental hospital… Но это мы делаем ему money, а не наоборот. Мы!

— Если ты не идешь сейчас же! — Лазич выскочил из-за Брижит, похожий на разгневанное огородное пугало.

— И что ты сделаешь? Что? — закричал Дуглас. — Я — член банды, и только банда может меня выставить. Ты будешь работать вместо меня с гитарой, shmuck?

Прохожие стали останавливаться. Не желая служить причиной производственного конфликта, я поспешно поцеловал Дугласа, потом Брижит и побежал на другую сторону улицы.

— До скорой встречи, Эди! До встречи дома, в Штатах!

Пройдя десяток шагов, я обернулся. Зло жестикулируя, все трое удалялись в противоположную сторону.

Движимый все усиливающейся ностальгией (так, может быть, таракан, случайно вывезенный вместе с буфетом в другую часть города, с замиранием сердца однажды решается и бежит домой в обгорелые, неуютные, но родные щели), я прилетел в Нью-Йорк в декабре. По городу мела сухая снежная поземка с пылью.

— Эди! — радостно вскричала Брижит в телефон. — Бери такси и приваливай к нам. У тебя есть адрес? Дугласа нет, но он вот-вот появится.

Я вылез из такси на Уолт-Стрит. Естественным образом вокруг обнаружились, вечные и невредимые, банки и штаб-квартиры больших компаний. Но вот, оказывается, нашлось место и для пары панк-личностей…

Они жили в небоскребе! В старом холле в списке жильцов, рядом с солидными «Radner, Flint & Halperin Corp.» — 32-й этаж «Low office Stigliz & Zurkovich» и прочая, золочеными буквами во много рядов, помещалась впульверизованная в список алая судорога: «Killers!». Старый elevator поднял меня с неровной скоростью на 32-й этаж. Выйдя из элевейтора, я послушно последовал вытатуированному на стене совету — «Follow the blood drops!» [17] Follow the blood drops! (англ.) — Следуй каплям крови! и оказался вскоре в объятиях Брижит.

— Эди!

Новенькая антресоль занимала четверть площади высокой комнаты небоскреба. На антресоль вела свежая лестница. Стены комнаты, однако, свежестью не отличались. У одной стояла сидячая старомодная ванна на ножках. Спиной к высоким окнам помещался новенький телевидеокомбайн, серое сооружение с колоннами на фасаде. На комбайне, я заметил, лежала пачка пятидесятидолларовых банкнот. Повсюду механические monsters и предметы kitch. Воздушные шары в форме мужских и женских sexes плавали под потолком.

После того как она сообщила мне долженствующие меня интересовать последние новости об очередной беременности Дженни («живот выглядит, как груша, Эди!»), а я в ответ на ее запрос о моем существовании ответил, что я «очень ОК», настал мой черед задавать вопросы.

— Как Дуглас?

— Good, — сказала она отвлеченно. — По правде говоря, не очень good.