Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон (рассказы)

Невзирая на то, что бывшая первая красавица сопроводила ответ улыбкой, погода нашей встречи после моего, очевидно все же бестактного, вопроса испортилась. Рембрандтовские лучи солнца покинули гостиную. Дети и гувернантки ушли с лужайки. Старая красавица сделалась неразговорчивой. Может быть, виски все же действовало на нее сильнее, чем на людей нормального возраста? А может быть, она просто устала от нас? Профессорша собрала книги, прочитанные старухой, и оставила ей взамен две свежепривезенные. Мы прошли по еще более темному, прохладному, хорошо пахнущему канифолью и лаком дому к выходу.

— Не меняйтесь, Лимонов. Будьте такой, как вы есть, — сказала мне старая красавица и дружески дотронулась палкой до моего черного сапога. — Аллочка, Дианочка, заезжайте. Мария возвращается в понедельник, в доме будет теплее и веселее.

Мы уже сидели в автомобиле, когда засовы изнутри защелкнулись.

— Ну, не жалеете, Лимонов, что посетили женщину, вдохновлявшую поэта? — спросила профессорша. Диана повернула ключ зажигания.

Я сказал, что не жалею, что бывшая первая красавица мне понравилась, хотел добавить, что сообщенное старухой открытие, что старится лишь тело, меня ужаснуло, но мотор взревел, и мы сорвались с места: Диана водила автомобиль чудовищно: нервно, порывами.

Женщины беседовали о женском на передних сиденьях, я же, предоставленный самому себе, стал воображать сцену на пляже. Сидящих в шезлонгах трех рослых красавиц и кучку мужчин вокруг граммофона в купальных костюмах 1911 года. Точных сведений о купальных костюмах того времени у меня не было, потому мое воображение нарядило их в полосатые костюмы «Игроков в мяч», такие бегают на известной картине таможенника Руссо. Но моему воображению никак не удавалось переодеть в зебровый купальный костюм Мандельштама. Вопреки моим усилиям, он так и прилег на мокрый песок в котелке и черном сюртуке. Маленький гном, он был похож на юношескую фотографию Франца Кафки. Утрированные, как карикатуры, оба они походили на Шарло. [36] Шарло (франц.) — Чарли Чаплин. Шарло, прилегший на мокрый песок, украдкой с обожанием поглядывал на самую красивую красавицу грузинского царского рода — княжну Саломею. И хохотали, ловя его взгляд, красавицы в шезлонгах. Как и во все времена, жестокие Соломинки, Цирцеи, Серафиты… Жестокие к маленькому Шарло, но не к «блестящим» (от обилия эполет и портупей?) гвардейским офицерам. Блестящие же гвардейские вели себя из рук вон плохо и, добившись любви красавиц, приучив их к члену, как к наркотику, бросали красавиц, били их по щекам, трясли, как кукол, швыряли в грязь. А красавицы, подползая по грязи, тянулись к их брагетам, то есть ширинкам, zipper тогда еще не было…

«Ну, не в грязь, положим», — сказал я себе. Символически швыряли в символическую грязь… Отвлекшись от своих кинематографических видений, я взглянул в окно. Въехав на Кингс-Роад, мы стояли, ожидая зеленого огня. Высокий статный панк с ярко-красной прической a la Ирокез бил по щекам бледную высокую девочку в кожаной куртке и черных трико. У стены аптеки стоял молоденький маленький клерк в полном костюме — жилет и галстук — и взволнованно наблюдал за сценой.

Я уже некоторое время слышал фырканье мотора за собой, равномерное и глубокое. Следуя моему ритму, джип взбирался в гору. Солдат за рулем, офицер один на заднем сиденье. Я понял, что причина их ненормальной скорости — я, но решил не реагировать. Заехав на десяток шагов вперед, джип остановился:

— Эдвард Лимонов! You are under arrest! Сядьте в автомобиль! — Офицер распахнул дверь джипа.

Вот так все и кончается… На пустынной дороге ни одного человека, пропал — и ваших нет. Исчез. Может быть, утонул в море. Любил купаться в скалах и докупался.

Офицер, однако, улыбнулся:

— Я слушал вас на конференции в Лос-Анджелесе. Майор Николас Кук. Вы в школу? Садитесь, подвезу…

Я взобрался в джип.

— Испугались, Лимонов? — Он снял кепи и пригладил короткий, седоватый на висках ежик. Круглая физиономия шатена лет сорока.

— Нет.

— Я хочу угадать, к кому вы идете… — Он перешел на русский. Русский, закутанный в тяжелый акцент, но быстрый и беспроблемный. — Джули Свэнсон?

— В яблочко, — похвалил я. — К инструктору 1-й категории Джули Свэнсон. Верно, товарищ майор. Где вы научились?..

— …так хорошо по-ррьюски? — закончил он за меня и улыбнулся улыбкой колхозника откуда-нибудь из Ставрополья. — Ну конечно здесь, в родной шпионской школе, в горах над родьным Монтерейским заливом. Где еще…

Ультрозвуковые хоры комаров и ударные щелчки снайперов-цикад сопровождали слова майора. Сухой белый камень зиял в разломах холма вдоль дороги. Выгоревшая трава подбегала на вершине холма к нескольким корявым соснам.

— Комплимент вашему второму отделу, или как он у вас называется… Я десять дней в Калифорнии, а вы так блестяще осведомлены…

Майор Кук захохотал.

— Это не второй отдел, Эдвард Лимонов, это сервис ОБС, по-русски говоря, «Одна Баба Сказала». Наши девушки промыли все ваши кости. Ваши и Джулии Свэнсон.

— Это вы предательниц советского народа имеете в виду?

— Exactly.

Джип преодолел шлагбаум, закрывающий вход на территорию шпионской школы. Солдат в будке неэнергично приветствовал майора, приподняв задницу со стула, но тотчас приклеил ее к стулу опять. Джип остановился у здания учебной части, более солидного, чем бараки сооружения. Если бараки были изготовлены из бревен и глины, как украинские хаты, то учебная часть имела по меньшей мере каменный фундамент.

— Спасибо, major Кук, — сказал я, — за доставку.

— Я на вашей стороне, Лимонов. Русский литература старомоден. Такой, как вы, нужен русский литература.

Пожав мне руку, он вбежал по ступеням на террасу учебной части. Я пошел через выгоревшие монтерейские травы к русским корпусам. Мимо нескольких арабских. Ясно было, с кем они собираются воевать. На четыре сотни профессоров и преподавателей две с лишним сотни русских. Из полсотни корпусов-бараков больше половины — Russian language. Монтерейская годичная военная школа готовила военных переводчиков самого низшего класса для трех родов войск: Army, Navy, Airforce. Мимо пыльных акаций и каких-то неизвестного мне происхождения деревьев (смесь сосны с березой?) я прошел к корпусу номер 23, поднялся на молочно-серые доски террасы и прошел по ней, заглядывая в открытые окна классов. Хорошо оболваненные машинкой головы студентов и студенток в униформах наклонены над столами. Ровное, скучное бормотание преподавателей. Моя подружка Джулия Свэнссн в очень приличной нейлоновой кофточке — большие груди прилично упакованы лифчиком — стояла у доски.