Каваи Стронг Уошберн - Акулы во дни спасателей

— Ножи, пушки есть? — спрашиваю я.

— Дин… — начинает Хадиджа.

— Что? — спрашивает кто то.

— Иначе вы внутрь не пройдете.

Но у них есть кое-что получше ножей и пушек: ровно за вторым фургоном оказывается машина шерифа, которую я не заметил. Шериф стоит на аккуратно подстриженом газоне, похожий на кеглю для боулинга и фигурой, и даже расцветкой — такой же белый, с красной шеей. Руки сложены на груди, на бедре висит пушка, он стоит, наклонясь вперед, будто член такой тяжелый, что тянет его к низу.

— Не надо усложнять, — говорит он.

Что мне остается делать?

Я ухожу с дороги. Хадиджа подходит к шерифу и что то ему говорит. Грузчики таскают пожитки. Всей командой, как будто это самый обычный день, по своим правилам, сперва крупные вещи, закончить в одной комнате и только потом браться за другую, входят и выходят покряхтывая и перебрасываясь словечками, будто меня тут и нет, шериф же вернулся в машину жевать жевачку.

Я смотрю как выносят крупные вещи, а потом начинаются выкрутасы. Грузчики швыряют одежду кучками на тротуар, прикалываются — изображают как бы бросок в прыжке или делают подачу как в бейсболе, скорее всего потому что видели, как я отступил когда ко мне подошел шериф.

— Лови волну! — выкрикивает один из этих мудаков грузчиков, из дверей подстреленой птицей вылетает футболка Ноа и приземляется в грязь. Я вижу эту футболку, я вижу нас, пляжи и Калихи, себя и моего брата Ноа. Я слышу, как мы говорим по телефону когда меня еще не выгнали из универа.

Я говорил ему, что хочу уйти из этой сраной команды.

Еще не хватало, отвечал он.

Я такой типа, да там снова как в школе. Тренер грозится отправить меня на скамью запасных будто таланты на дороге валяются. Пошел он в жопу со своими запасными, никто не умеет забивать как я.

Кто отличился на турнире? Кто почти вышел в чемпионы? Да я был первым в команде весь чёр…

Вот не думал, перебил Ноа, что ты стал обидчивый как девченка.

Чего-чего, говорю.

Баскетбол, говорит. Ты же всю жизнь охотился за этим как акула.

Я такой типа, чувак, и ты туда же.

Ты можешь сдаться, сказал он. Давай. Через несколько лет о тебе никто и не вспомнит.

Пошел ты, Ноа, я думал, ты мне брат, сказал я.

Ты меня не слушал, сказал он.

Что?

Ты вспоминаешь тех акул? — сказал он.

Вспоминаю, конечно, сказал я. Каждый раз как вижу тебя.

Может когда они вытащили меня из воды, они спасали не только меня, сказал он, понимаешь? Может они спасали всю нашу семью.

Я никогда не чуствовал богов о которых вечно твердит мама, но когда он это сказал, я что то почуствовал и чуствовал еще какое то время. Меня это подбодрило. После нашего разговора я вышел из дома и мир снова был светлым и моим. Заберите наркотики, секс и баскетбол, только дайте мне еще раз испытать это чуство. На следущий день был мой последний удачный матч, я превзошел сам себя будто заново родился.

Вот на что был способен мой брат, никто здесь себе этого даже не представляет.

Ну и вот. Я начинаю таскать вещи с газона обратно в дом.

Хадиджа подходит и заговаривает со мной, наверное думает, что сможет меня переубедить. Даже говорит мол хватит, что ты делаешь сам подумай.

— Ты ничего этим не добьешься, — говорит она. — Давай просто заберем что сможем.

— Хер им, — говорю я.

Грузчики не догоняют, что я делаю. Они швыряют вещи на землю, я подбираю и заношу в дом, Хадиджа замечает что я даже ее не слушаю, пощипывает переносицу и отходит в сторонку. Достает телефон позвонить. Я тащу шмотки и какие то стулья обратно в дом, при том что грузчики по прежнему выносят вещи, и мы встречаемся в дверях. В конце концов я волоку ящики в двух руках, навстречу два чувака выносят футон, и мы сталкиваемся на пороге. Тот который впереди спиной ко мне, оглядывается через плечо, чтобы проверить пройдет ли и видит меня. Мы оба останавливаемся.

— Посторонись, — говорит он, рожа красная от натуги.

— Неа, — говорю я.

Грузчик кивком указывает куда то мне за спину и несмотря на то что тащит тяжесть, силиться улыбнутся.

— Похоже кое-кто считает иначе.

Я оборачиваюсь и вижу шерифа который идет ко мне по дорожке и такой:

— Сынок, подумай хорошенько над тем что делаешь.

Я смотрю поверх него и вижу кое-что такое отчего на лице моем появляется улыбка. Шериф думает, что я смеюсь над ним и говорит:

— Тут нет ничего смешного. Я не шучу.

А я не смеюсь над шерифом, я улыбаюсь тому кто стоит на тротуаре позади него и Хадиджи, кроме шуток, это же Кауи в своей дурацкой толстовке с надписью “Готовы к смерти” и с рюкзаком за плечами.

Один из грузчиков возвращается в дом, проходит мимо нее и она что то ему говорит. Грузчик отвечает ей через плечо. Хадиджа направляется к ним: “Ребят, давайте успокоимся, не надо обострять”, но Кауи уже сбросила рюкзак пробежала мимо Хадиджи и грузчика, потом мимо меня в квартиру и накинулась на чувака который держит футон. Я успеваю заметить как мелькают в воздухе ее кулаки, потом футон шумно падает на пол, а за ним и чувак. У меня в руках по прежнему ящики, уж не помню как я их положил, очнулся я только минут через пять в наручниках на заднем сиденье машины шерифа.

Рядом со мной Кауи. В машине шерифа воняет оружейным маслом и средством для чистки салона. В рации трещат голоса, справа от меня сидит Кауи в наручниках как и я и дышит так тяжело что потеют стекла. Печка выключена и сквозь двери тянет гребаной зимней сыростью.

Я потихоньку припоминаю что случилось, упавший футон сработал как звонок на боксерском поединке, у всех уже руки чесались, мы лупили друг друга пока не вмешался шериф и не надел на нас с Кауи наручники и не затолкал по одному в свою машину. Сейчас Хадиджа разговаривает с ним у входа, вытянулась перед ним в струнку и рассыпается в любезностях, а руки сложила как будто она в церкви, а шериф священник.

Потом грузчики снова принимаются выносить жизнь Ноа из квартиры, швыряют ящики с книгами, так что книги разлетаются по мокрому газону, следом обернутые в пищевую пленку упаковки хорошего саймина, бутылки соевого соуса, рамки с фотографиями — все это летит на землю, трескается, разбивается на траве и асфальте. У одного грузчика нос заткнут туалетной бумагой чтобы остановить кровь от моего удара, у другого раздулась губа после того как Кауи ему врезала, но все равно они продолжают работать. Вскоре все грузчики выходят из квартиры с пустыми руками, толкают и пинают кучи вещей Ноа с газона на тротуар. Наконец из квартиры выходит последний грузчик, смотрит себе под ноги, подбирает с земли носок будто это какая то грязная дохлятина и кидает в кучу на тротуаре. Один из грузчиков с папкой планшетом в руках что то обсуждает с шерифом, потом они садятся в фургоны и уезжают.