Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

Марсель объяснил, что Пикассо, склоняясь к коммунистическому мировоззрению, начал массовое производство керамики в городке Валлорис на Лазурном Берегу, чтобы его творениями могли наслаждаться и простые люди.

– Коммунизм – это практическое христианство, – сказал Марсель.

– Да, пожалуй, – согласился отец Гвидо, более или менее готовый принять любую ересь. – За коммунизм!

Он снова чокнулся с Марселем и выпил еще отменного испанского вина.

Марсель показал ему фотографии керамической брони и объяснил, что ее дизайн основан на змеиной чешуе.

Отец Гвидо задумался, почему именно змею сделали эмблемой вечного зла. Ведь змеи тоже твари Божии.

– За змей! – воскликнул он.

После этого тоста он больше ничего не помнил.

Проснулся отец Гвидо в совершеннейшей растерянности. Он так редко покидал монастырь, что абсолютно не мог представить себя где-то еще. Уже стемнело, но за окнами разливалось зеленое мерцание и призрачный громкий голос медленно отсчитывал по-немецки: «Funf… Sechs… Sieben… Acht» [31] «Пять… Шесть… Семь… Восемь» ( нем .). .

На миг отцу Гвидо почудилось, что к нему обращается кардинал Лагерфельд, отсчитывая секунды перед взрывом или еще какой-нибудь ужасной карой, которая вот-вот обрушится на него и на остальных гостей. Потом он вспомнил, что приехал на юг Франции, в гости к синьору Стерлингу, и на него внезапно нахлынул стыд. Воспоминания о том, что случилось после обеда, были смутными, но пронзительными, будто клинки, сверкавшие в тумане. Неужели синьорина Надия действительно уговорила его после наивкуснейшего обеда пойти в спа на массаж? Сердце отца Гвидо сжалось при невнятном воспоминании о процедуре при свечах, о напряженных мышцах, которые синьорина Надия умело разминала сильными ладонями, и о теплых слезах, струившихся из глаз и скатывавшихся по носу сквозь отверстие в массажном столе на лепестки лотоса в оловянной чаше. После того как отец Гвидо оделся, синьорина Надия стала объяснять, как избавиться от проблем с осанкой, расправила ему согбенные плечи и осторожно притронулась к его пояснице и макушке, отчего ему показалось, что он становится выше, хотя на самом деле он был невысокого роста. В тот миг все его сокровенные помыслы превратились в ощущения, будто его тело было канатом, протянутым из центра Земли в бесконечность космоса, по которому разум без малейшего усилия возносится в небеса.

А дальше в памяти отца Гвидо зиял провал. Наверное, он как-то вернулся к себе в спальню и отключился. Он по-прежнему был одет и, очевидно, пропускал какую-то важную лекцию, устроенную радушным хозяином особняка. Ох, как неприлично! Надо как можно скорее присоединиться к остальным гостям. Он торопливо вышел из спальни и по широкой дуге лестницы спустился в холл. Отец Гвидо остро ощущал свою вину, а вдобавок ему очень хотелось пить, но, к счастью, у подножья лестницы стояли два официанта: один с подносом шампанского, которое отец Гвидо пить не собирался, а второй – с бокалами холодного лимонада. Аббат улыбнулся официанту, взял бокал холодной желтой жидкости и жадно опустошил.

– Простите, жажда замучила, – сказал он, возвращая пустой бокал на поднос.

– Возьмите еще, – предложил официант.

– Спасибо, с удовольствием. Очень освежает, – сказал отец Гвидо, взял второй бокал и направился к двойной лестнице, ведущей в сад с веранды в дальнем конце холла.

Он приблизился к расходящимся ступеням; музыка стала громче, в сотне метров от особняка показался огромный экран, на котором сияли вихляющие зеленые цифры. На фоне экрана вырисовывались четыре силуэта: люди в черных костюмах, перечеркнутых полосами света, стояли за резко очерченными пультами и аккуратными, легкими движениями управляли какими-то невидимыми инструментами. Отец Гвидо, будто зачарованный, спустился по ступеням, не понимая, попал он на концерт или на какую-то научную презентацию о робототехнологическом будущем, подготовленную синьором Стерлингом и его коллегами для ничего не подозревающих гостей. Внезапно на экране появилось слово «COMPUTERWORLD» [32] Компьютерный мир ( англ .). . Наверное, название товара. Затем потянулась цепочка огромных букв, и пророческий получеловеческий, полусинтезированный голос начал складывать их в слова: «ИНТЕРПОЛ – ДОЙЧЕ БАНК – ФБР – СКОТЛАНД-ЯРД – ЦРУ – КГБ – КОНТРОЛЬНЫЕ ДАННЫЕ – ПАМЯТЬ – КОММУНИКАЦИЯ – ВРЕМЯ – МЕДИЦИНА – РАЗВЛЕЧЕНИЯ». Очевидно, товар предназначался для влиятельных потребителей и обладал широкой сферой применения, но отца Гвидо больше поразило яркое многоцветье беспорядочных узоров, плясавших по экрану в такт то фоновому ритму музыки, то долгим вздохам и печальному эху, протяжно трепещущему над лихорадочными басами. Отец Гвидо осушил второй бокал лимонада и с изумлением уставился на экран. Зрелище напоминало постоянно меняющуюся картинку, складывающуюся из витражных стекляшек в калейдоскопе, который мама подарила ему в день, когда ему исполнилось шесть лет.

– Дьявольская какофония! – выкрикнул ему на ухо знакомый голос сэра Уильяма Мурхеда. – Уж в этом-то вы со мной согласитесь.

– Похоже на витражи, – зачарованно произнес аббат. – Разумеется, осовремененные, для нынешней молодежи.

– Эти фрицы уже почти полвека прикидываются роботами. Не современность, а ретро-футуризм, – презрительно заявил Мурхед. – На их творчество больше повлияли советские плакаты, медицинская аппаратура и музыкальный визуализатор, чем розеточное окно Амьенского собора.

Отец Гвидо не понимал, что не нравится Мурхеду, но распознал тон человека, который привык доказывать, что во всем прав. Хотя его преосвященство хотел предать Мурхеда анафеме, отец Гвидо в глубине души считал, что эти два догматичных, желчных человека на самом деле духовные близнецы. По правде говоря, сейчас ему было все равно, что именно думает каждый из них; он просто наслаждался праздником и радовался, что принимает в нем участие. Телевизор он смотрел только на Пасху, когда передавали благословение папы, а еще, поддавшись уговорам монахов помоложе, чемпионат мира по футболу 2006 года, когда Италия вышла в финал. Сейчас он изумленно глядел, как на экране белый космический корабль приближается к заснеженному полю перед большим административным зданием. Когда корабль приземлился, музыка смолкла и зазвучали аплодисменты, свист и одобрительные восклицания. Сцена погрузилась вo мрак, но вскоре многообещающая темнота снова породила мелодию. Гости восторженно завопили, и на сцене вспыхнул свет.

Внезапно перед двумя стариками появилась синьорина Джейд в коротком красном платье; ее длинные черные волосы, собранные в высокий пучок, скрепляла прелестная палочка из слоновой кости, украшенная красными и черными пиктограммами.