Диана Кук - Новые Дебри [litres]

– Он там побывал!

– Это он так сказал?

– Ну, вообще-то он знает людей, которые там побывали. Блядь, да не знаю я, Агнес. Знаю только, что нам надо идти. – В голосе проскальзывала приглушенная истерика.

Агнес скрипнула зубами. По поводу всех нелепых планов. Как могла она, Агнес, настолько отчетливо понимать что-то, если ее мать всем сердцем верила в нечто прямо противоположное? Она постаралась, чтобы голос звучал ровно:

– Понимаю, ты хочешь защитить меня, но Город – именно то место, где мы в конце концов окажемся, если пойдем к Бобу. Мы нужны им как приманка. Для нас нет другой награды, чем здешние места. Частных земель не существует. Он тебе наврал.

– Он бы не стал, – возразила мать, и эта вера выглядела такой простой. Единственным, во что следовало верить. И она, наверное, верила долгое время. Годами оставляла записки в дуплах деревьев, строила планы на то время, когда ей придется искать другой способ спасти Агнес и саму себя. Вероятно, она считала, что выбора у нее нет.

Агнес услышала отклик на сигнал. Подождала, прислушалась. Отклик повторился.

– Ну, что я говорила? Там кто-то из наших. Нам надо снова собраться.

– Ни в коем случае. – Мать снова схватила ее.

Агнес опять вырвалась.

– Я не поеду! – закричала она. – Мой дом здесь.

– Остановись! – Мать с отчаянием встряхнула ее за плечи. – Здесь ничей дом. – Она была так раздражена, словно Агнес не понимала чего-то очень простого о том, как устроен мир. – Не можешь же ты прятаться вечно.

Агнес оттолкнула мать. Брызнули слезы. «Еще как могу – сколько понадобится, столько и буду прятаться», – негодующе думала она. Эту землю она знала гораздо лучше, чем Смотрители. Ее не поймают. И ей казалось оскорбительным то, что мать считала иначе.

– С какой стати мне куда-то ехать с тобой? Ты же меня бросила.

– Опять ты об этом! – в досаде вскипела мать. – Почему бы не вспомнить, сколько было других случаев, когда я находилась рядом? Зачем сводить к одному все наши отношения?

– Потому что ты бросила меня одну.

– Ты была не одна.

– Ты оставила меня в Дебрях.

– Ты же ОБОЖАЕШЬ Дебри.

– Матери так не делают.

– Ну, а я сделала. – Слова вылетели у матери так стремительно, что она чуть не поперхнулась ими. – И что же дальше? Вот я – мать, которая тебя любит. И эта мать уехала. И эта же мать вернулась. И эту мать так и не простили.

– Правильно.

– Сама знаю. Не тебе объяснять мне.

Мать осела на землю, будто вместо ног ее держали рыхлые, разваливающиеся муравейники. Она раскинула колени, а руки сложила вместе, как для наручников, – словно просто взяла и отказалась от будущего, каким бы оно ни было. И Агнес сделала то же самое. Точно так же. Как тень.

– Понимаю, я причинила тебе боль, – заговорила мать. – Но я не хотела. Ни в коем случае. Ни разу за всю мою жизнь. И все-таки причинила. Мне жаль.

– Тебе не следовало этого делать.

– Но я сделала.

– Я хочу, чтобы ты сказала, что тебе не следовало.

– Не могу.

– Но почему?

– Потому что это была бы неправда. Для меня это было важно. И хоть и плохо для нас обеих, но, как мне кажется, пошло на пользу тебе. Привело к нынешнему моменту. И теперь у нас есть шанс. – Она покачала головой. – Я никогда не врала тебе, Агнес, и не собираюсь начинать сейчас.

– Лучше бы врала.

Беа заморгала. Растерялась.

– На самом деле ты так не думаешь.

– Нет, думаю. – Голос Агнес истерически взвился, кулаки сжались.

– Мне не следовало этого делать, – поспешно произнесла мать, стараясь выполнить желание Агнес. – Не следовало оставлять тебя. Это была ошибка. Я все испортила.

Конечно, мать и раньше врала ей – и обе знали об этом, – и все же насчет этой лжи оказалась права. Эта ложь упала к ногам Агнес, как мертвое животное. Ей стало тошно при мысли, что все это было напрасно. Хоть по лицу матери она и видела, что где-то в глубине души она тоже хотела бы никогда не оставлять ее, это не имело значения. Она ее оставила. И в конечном итоге все сложилось прекрасно. Никто не умер. Эта мать уехала. Эта мать вернулась. Эта мать любила ее. А Агнес не знала, как ее простить. И хотя от лжи становилось тошно, от истины было еще хуже. Не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда пройдет время.

– Я правда люблю тебя, мама, – прошептала она.

Мать всхлипнула. Ее лицо исказилось, будто она исторгала из себя все чувства, какие когда-либо испытывала.

Придвинувшись, она прижалась к Агнес, целовала ее в лицо и голову, тыкалась носом в шею, как делала, когда Агнес была маленькой.

– Неужели я ошиблась? И не надо мне было привозить тебя сюда? – Теперь мать плакала.

– Нет, мама, мое место здесь.

– Вот и я об этом. – Она всхлипнула. – Когда мы уедем, как же ты будешь жить?

– Но я никуда не уезжаю, – возразила Агнес.

– Остаться тебе нельзя. – Раздражение проступало сквозь всхлипы.

– Я не поеду.

– Только в этом и есть смысл. – В матери закипал гнев.

– Никуда я не поеду. – Агнес повысила голос и яростно сжала кулаки.

– Это самоубийство.

– Мама, я не еду с тобой.

Глаза матери свирепо задергались.

– Нет, едешь.

Беа схватила Агнес за руку, словно когтями. Издала жуткий вопль.

Но Агнес толкнула ее и схватила за горло. Мать поперхнулась, но пальцы не разжала. И тогда Агнес ударила ее кулаком в глаз, и все лицо матери исказилось от невыразимого изумления. Глаз покраснел и сразу вспух, она зашипела, разбрызгивая слюну, а Агнес нанесла еще удар, и мать ее отпустила.

– О нет, – выговорила она, не в силах дышать. Потом широко разинула рот и затряслась в приступе безумного, задыхающегося смеха.

Агнес отпустила ее горло.

Мать схватила ртом воздух, не сводя с Агнес потрясенных и сияющих глаз.

– О нет, – повторила она, и у нее изо рта вылетел пронзительный смех, какой Агнес слышала только от своей бабы.

Она вскочила.

– О нет, – еще раз сказала мать, и сквозь смех прорвались рыдания. Откуда-то снизу, словно из глубины живота. – О нет, нет, о нет.

Агнес отвернулась.

– Моя детка, – всхлипывала мать, разбрызгивая слезы и сопли. – О моя детка. Девочка моя, – она с силой заломила руки. – Надеюсь, ты все же останешься.

Агнес стала углубляться в лес, прочь от нагромождения камней. Прочь от матери.

– Какое же ты чудо, – послышались слова матери, обращенные не к ней, а к воздуху, к земле внизу, к небу, к лесу, к самой себе. – Видишь? Только посмотри на нее, – продолжала она, словно доверялась другу. – Взгляни на это чудо . Я все же была хорошей матерью.

«Неужели она пустила в ход последний довод? Нет. Что-то другое звучало в ее голосе. Может, таким способом она прощалась. А может, – думала Агнес, – только сейчас ее осенило, что это правда».

Агнес украдкой оглянулась. Ее мать согнулась пополам, скорчилась, как зверь, вцепилась скрюченными пальцами себе в грудь, глядя ей вслед. Всхлипывала. И улыбалась. Не просто улыбалась. Сияла.