Анна Хоуп - Ожидание [litres]

– Ты что, шутишь?

– Нет. По крайней мере, Ханна в этом убеждена.

– Черт возьми, – сказал он, снимая кепку и проводя рукой по волосам.

На мгновение он выглядел ошеломленным, а затем неожиданно начал смеяться. Она посмотрела на него в изумлении, а потом вдруг тоже начала смеяться. Они прижимали руки ко рту, словно их могли подслушать, и тряслись от странного возбуждения, пока так же внезапно не остановились. Кейт почувствовала вину, наполняющую ее тело.

– Черт, – сказал Сэм, качая головой. – Бедная Ханна. Вот дерьмо!

Кейт поставила пиво на стол.

– Сэм, – начала она.

– Что?

– Мне очень жаль, что так вышло с Марком.

– Ну, наверное, он это заслужил. Он всегда был таким. Еще в школе.

– Они простят меня?

– Тебе не о них надо беспокоиться, – сказал Сэм. – А обо мне.

Она подошла к мужу и опустилась перед ним на колени.

– Ты простишь меня? – спросила она.

– Это зависит от обстоятельств.

Она поймала руками его ладони.

– Можно я тебя поцелую? – сказала Кейт.

Он ничего не ответил. Она приподнялась и прикоснулась губами к его губам. Он губ не отвел, но и не ответил. Затем решительно отвернулся.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – начал он. – Я сделал тебе предложение, потому что влюбился в тебя. И я здесь не для того, чтобы быть твоим утешительным призом, Кейт. Я хочу, чтобы меня выбрали, а не удовольствовались тем, что есть.

Он выскользнул из ее рук, встал и оставил ее там сидеть на полу.

В новогоднее утро Лисса осталась в постели допоздна. На ней были только футболка и трусики, но одеваться она не торопилась. Ведь он приезжает, чтобы увидеть ее, и надевать что-либо необходимости не было.

Лисса вскочила, услышав стук, но, едва открыв дверь, поняла, что что-то не так.

– Она знает, – ответил Нэйтан на ее вопросительный взгляд.

Она удивленно поднесла руку ко рту.

– Входи, – пригласила она, видя как он колеблется, а потом повторила, решительно протягивая к нему руку: – Входи.

Он переступил через порог и как был, в пальто, прошел на кухню. Она включила свет и увидела, каким бледным было его лицо.

– Я ничего не говорила, – сказала Лисса.

– Я на тебя и не думал.

Они оба молчали, и тишина становилась невыносимой для обоих. Ей хотелось наполнить эту тишину желанием, действием. Она подошла к нему и взяла его за руку. Он посмотрел на ее руку, потом снова в лицо.

– Прости, – сказал он.

– За что? – спросила она, нежно закрывая ему ладонями глаза, как будто защищая их от солнца. Она чувствовала, как дрожат его веки, и выключила свет. Затем осторожно отвела ладони и провела кончиками пальцев по его щеке и шее. Его глаза оставались закрытыми, когда она встала перед ним на колени и начала расстегивать ремень.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Его член уже обрел приличную твердость, когда она обхватила его губами и мгновение подержала его во рту неподвижно. Затем она начала двигаться, а спустя уже несколько движений он поднял ее на ноги, решительно повернул и стянул с нее трусики. Лисса почувствовала, как грубо он входит в нее, и начала задыхаться от боли. Наконец Нэйтан вышел из нее. Он взял себя в руки и отвернулся, подтягивая джинсы.

– Извини, – проговорил он. – Мне очень жаль.

Она повернулась к нему. Он все еще был в пальто. Воистину странное зрелище – он в пальто торопливо застегивает джинсы. Она чуть не рассмеялась.

– Все в порядке, – сказала она снова, натягивая трусики. Но все было не в порядке. Совсем не в порядке. – Все нормально, – повторила она.

Он застегнул ремень и поправил рубашку:

– Я ухожу. Собираюсь уехать на пару недель. Мне нужно немного свободы.

– Тебе нужно немного свободы, – повторила она за ним. Ее голос звучал странно. Ей хотелось заплакать, но она знала, что не имеет на это права. Она чувствовала, как на нее надвигается волна, которая вот-вот ее расплющит. И как потом не останется ничего, и некому будет рассказать, как это было, и что она чувствовала. Да никому и не будет интересна ее версия случившегося.

– Я не буду с тобой связываться, – пообещала она.

Он кивнул.

– Я думаю, так будет лучше.

Он протянул руку, и его ладонь на мгновение легко коснулась ее руки. Сейчас он прикасался к ней, как прикасаются к ребенку.

Лисса видела, что он хочет сделать свое расставание с ней легким, но сама она была в ярости. Он хотел спрятать концы в воду, чтобы пузырьки воздуха поднялись на поверхность и исчезли и водная гладь не выдала даже намека на произошедшее.

– Оно того не стоило, – сказала она.

– О чем ты?

– О сексе.

Она увидела шок на его лице. Он сделал шаг назад. И выражение его лица изменилось. Она задела его самолюбие. Он ждет от нее чего-то – она это видит, несмотря ни на что, он хочет, чтобы она сказала, что было хорошо. Что он был хорош.

Как же это было жалко. До чего же жалкими казались они оба.

– Лисса, – проговорил он, умоляюще протягивая руки.

– Оно того не стоило, – повторила она. – Ничего из того, что было, – произнесла она, показывая рукой на себя, на него, очерчивая вокруг них квадрат боли.

Ей снятся сцены насилия. Лицо Лиссы, испещренное тысячью крошечных порезов. Отрубленная голова Нэйтана, кровь, заливающая ее колени. Сны не спрашивали у Ханны, хочет ли она их видеть. Они просто преследовали ее, и она бежала прочь, понимая, что спрятаться ей негде, она чувствовала, как сжимается на ее горле рука тьмы.

Когда она просыпалась, мир нехотя собирался в рассветном зареве в нечто новое. Она понимала, что это новый мир. Старый разлетелся на куски, а в новом действовали иные законы физики, иные правила.

Ночью во сне, который трудно назвать сном, она путешествует по крышам к дому Лиссы, где та лежит в своей греховной постели. Интересно, как ей спится после всего?

Ханна представляла их вместе – своего мужа и подругу, думала о соприкосновении их тел. Она думала о тайных, любимых местах на его теле, которые привыкла считать только своими. Как он прикасался к ней? Была ли это только страсть или нечто большее?

Возможно, она никогда этого не узнает. И осознание того, что она ничего не узнает о том, что он переживал и чувствовал, казалось ей более жестоким, чем само предательство.

То, что она чувствовала, думая об этом, находилось за пределами боли. Это было близко к бреду, когда в лихорадочном сне цвета кажутся ярче, а звуки – громче. Часто, очень часто она хваталась за телефон, чтобы набрать номер Нэйтана и проклясть его, обвинить его. Но каждый раз откладывала трубку, не зная, какие слова она ему скажет, чтобы описать все это.

Теперь она избегала заходить в парк, не ходила больше и по рынку. Шла лишь до автобусной остановки, а потом обратно, вот и все. Она делала все возможное, чтобы не встретить Лиссу на улице. И все-таки ей часто казалось, что она видит ее высокую фигуру, мелькающую вдали.