Йожеф Дарваш - Город на трясине

Уже весь Будапешт говорил о сепаратном мире, то есть о перемирии, об этом чирикали даже воробьи на проводах, но окончательное решение все не принималось. Политические и военные деятели, склонявшиеся к выходу из войны, проводили совещание за совещанием, беспрестанно анализировали обстановку, которая тем временем ухудшалась с каждым днем. Самый благоприятный момент, связанный с развалом фронта в Румынии, был упущен. Немцы постепенно начали приходить в себя. Они, естественно, знали все о венгерских планах и, поскольку во внешнеполитическом и стратегическом плане выход Венгрии из войны был бы для них роковым, решили предпринять необходимые контрмеры. Основные немецкие части, расположенные в Венгрии, концентрируются за Дунаем, танковые дивизии СС окружают Будапешт. Почти вся венгерская армия в это время находится на фронте. В Будапеште насчитывается всего 40 тысяч венгерских солдат, к тому же без танков и тяжелого вооружения. А немцы уже мобилизуют и свою «пятую колонну»: начинают вооружать замаскированные нилашистские отряды внутри «Боевого союза друзей Восточного фронта», а также членов фольксбунда в селах вокруг Будапешта. Немцы были готовы использовать последнюю козырную карту — готовые на все бандитские легионы Салаши. Об этом, разумеется, были проинформированы и сторонники Хорти. Но вместо того чтобы действовать без промедления, они все больше страшатся принять решение. Хотя министр внутренних дел Бонцош распускает «Боевой союз друзей Восточного фронта», но одновременно, следуя старой традиции, он наносит удар по левым силам — закрывает клуб профсоюза металлистов, который мог стать центром активизации рабочих.

Переговоры, совещания «информационного» характера не прекращаются ни на один день. Дорогое время уходит. Регент встречается с буржуазными политиками из числа руководителей Венгерского фронта, но и эта встреча имеет только «информационные» цели. Никакой политической подготовки, о которой говорил Венгерский фронт двумя неделями раньше, не ведется, хотя только такая подготовка явилась бы главной гарантией усиления антивоенных настроений в обществе и выступлений со стороны народных масс. Тайно, без шума, освобождаются несколько политзаключенных и интернированных, главным образом буржуазных политиков, однако лучшие борцы рабочего движения и движения за независимость все еще томятся в тюрьмах и лагерях; продолжает действовать не только немецкое, но и венгерское гестапо. Военные руководители обещают вооружить рабочих, говорят о необходимом для этого количестве оружия и боеприпасов, а когда заходит речь о том, чтобы посмотреть это оружие, они всячески уклоняются. Рабочие пугают их больше, чем немцы и катастрофа, грозящая стране… Что ж, они верны своей сути!

Руководители Венгерского фронта, прежде всего коммунисты, выдвигают новые и новые предложения. В Будапеште по мере возможности следует сконцентрировать крупные военные силы. Если военные смогут и готовы к отражению сил немцев, то пусть они делают это самостоятельно. Если же имеющихся у них сил недостаточно, то Венгерский фронт вновь и вновь напоминает: рабочие готовы помочь. Дайте только оружие. Уже есть договоренность с отдельными руководителями профсоюзов, можно мобилизовать значительное число людей, началась организация различных партизанских групп. После соответствующей военной и политической подготовки следует объявить о перемирии. Надо призвать солдат на фронте переходить на сторону Красной Армии. Гитлеровцы, видимо, начнут штурмовать город, но Будапешт в любом случае следует удерживать до подхода венгерских и советских частей с фронта.

Однако хортисты даже в тот момент не осмелились приступить к этому плану. Они боялись за Будапешт, за свой Будапешт… Но если бы даже после стольких упущенных часов страна вышла из войны, то тогда наш Будапешт не превратился бы в груду развалин, по всей стране не прокатился бы ураган войны и нация могла бы с большей честью предстать перед судом истории.

6 октября партизанская группа из Обуды организует взрыв памятника Дюле Гембешу. Многие увидели в этом не только выражение протеста и предупреждение, но и сигнал к действию. В городе нарастает волнение, накопившееся в течение последних недель напряжение ждет выхода. Ползут слухи один невероятнее другого: в Анкаре, Стокгольме, Москве уже идут переговоры о перемирии… Затем начинают говорить, что соглашение уже подписано. Роммель с двадцатью пятью свежими танковыми дивизиями приближается к Будапешту. Через несколько недель будет освобождена вся Трансильвания, потому что гитлеровцы-де применят свое чудо-оружие. А русские тем временем подошли к Сегеду.

Газеты полны душераздирающих описаний «большевистских зверств». Милотаи в «Уй мадярорсаг» предлагает нации «лучше честную смерть на поле боя, чем трусливую капитуляцию». Официально распущенный «Боевой союз друзей Восточного фронта» еще более открыто проводит свои организационные мероприятия, еще более вызывающе занимается пропагандой, чем до своего роспуска. Гитлеровские самолеты сбрасывают над городом листовки, призывающие к борьбе, всячески поносящие регента.

Я вспоминаю еще один октябрь, когда дни были так же наполнены невыносимой тревогой и напряжением, — октябрь 1938 года. Он был тоже очень теплый, тоже напоминал август. Его душная предгрозовая атмосфера возвещала о приближавшейся исторической буре. Мы находились накануне Мюнхена, накануне войны.

Каждый вечер люди ложились спать с мучительным чувством, что, наверно, утром прорвутся все плотины и шлюзы и на них обрушится шквал бомб, мин, снарядов. И в то же время все жили иллюзией, надеялись, что человечество не сможет пойти на такое самоубийство, что в конце концов все-таки верх возьмет здравый смысл…

С того времени мы усвоили, что путь разрушения и организованных форм уничтожения — более медленный, изощренный и жестокий, чем это нам представлялось раньше. Мы постигли и то, что гуманизм, победа здравого смысла — фальшивая иллюзия, если оружие попадает в руки организованных варваров, творящих зло из «идейных соображений».

С октября 1938-го по октябрь этого года каждый из нас был свидетелем лжи, видел зарождение многих преступлений и позорный крах многих иллюзий, почти каждый прожитый день служил уроком, однако сколько еще встречается людей, верящих в старые сказки!..

Октябрь дышит на нас жарой, и кажется, что мы ощущаем жар от приближающегося к нам огня войны: город во власти нервной истерии. Тихими прохладными ночами слышны тупые звуки орудийной канонады, доносящиеся с юго-востока. И все-таки никто не хочет верить, что завтра, или, может быть, послезавтра, или в любой другой момент сюда донесутся злобные порывы дикой бури. А в небе кружат утром, в полдень, вечером, ночью немецкие самолеты, разбрасывая листовки. Мы уже ходим по щиколотку в бумажках, смотрим на самолет, почти задевающий крыши… Почему, думаем мы, это происходит здесь, в Будапеште, в Венгрии, где находится резиденция венгерского правительства? Почему молчат зенитные орудия, почему не собьют они эту железную птицу, разбрасывающую пока только бумагу? Но если мы примем то, что написано на этих бумажках, на нас обрушится еще более разрушительный, чем до сих пор, поток снарядов и бомб. «Фронт национального сопротивления», — написано на листовках, но сквозь эти строки зияет оскал черепа — подлинного лица предателей родины. Каждая буква текста — это открытое предательство, каждое слово — кровавая угроза: