Филипп Поццо ди Борго - Второй шанс (ЛП)

Встречи с дочерью малийской принцессы и шведского моряка прерывали мои бессонные ночи. Даже она удивилась моим запросам.

Врывалась высокая неугомонная валькирия и предлагала мне кокаин, безмерно расслаблявший ее. Она вечно предавалась пьяному разгулу, раскачиваясь подобно шаткой лодке, гонимой течением, пока не сворачивалась клубком и не засыпала.

И наконец, была Клара. Она познакомилась с Беатрис в Лармор-Пляж, когда я лежал в больнице в Бретани. Однажды она навестила меня в Париже, когда я был в отчаянии. Клара осталась на ночь, затем на пару недель, потом наведывалась периодически в течение двух лет. Ее простодушие напомнило мне обо всем, во что я верил, пока моя душа не сбилась с пути. Она заставила меня забыть о грубых потребностях. Я все время беседовал с ней. Она вся обращалась в слух, впитывая каждое мое слово, и затем прерывала меня поцелуем. Ее внимание опьяняло.

Она была одинока, и моя самозабвенность покорила ее. Она вспомнила свои юношеские мечты, годы предательства улетучились, у нее снова появилась надежда. Клара приспособилась к недостаткам моего состояния. Ее откровенность возбуждала меня, а чистосердечная реакция на мое разбитое тело пробуждало во мне грустное безмятежное чувство благодарности. Вскоре ее тихое дыхание сделало мои ночи спокойными и гармоничными.

Я смотрел на нее, одетую в костюм ярко-синего цвета, находясь на грани изнеможения, и у меня возникали любовные мечты. Я видел, как она гуляла со мной по аллее парка. Она не знала, с какой стороны от меня встать. Я поднимал голову и смотрел на нее, а она целовала меня, закрыв глаза.

Ночью образы появлялись в такт крови, пульсировавшей в моей шее. Я ощущал наши спокойные игры. Медленно возникающее желание замедляло наши тела. Клара распускалась подобно облаку. Она неспешно ласкала рукой тяжелую грудь. Мы встречались где-то на полпути между ее движением и моим осторожным участием, ее сдержанность походила на мой паралич, неуловимое колебание, пока в ее глазах не запечатлевался вздох. Прильнув ко мне, она, наконец, утоляла свое желание, ее губы размыкались, она улыбалась мне, чтобы я не расплакался и не стал бормотать ей нежности. Она принимала мои судороги как доказательство страсти. Мое вывороченное с корнем тело придумало новую систему сигналов для нашей любви.

Но когда она уходила, я никак не реагировал. Я признавался в собственном бессилии и снова ждал. Я не насыщал свой духовный мир, меня раздражала моя бессмысленность.

– Хорошо, – решил я, – нужно написать ей.

Клара,

я лежу в постели. Я боюсь, что ты замолчала навеки; думаю, твоя красота начинает приобретать для меня другое значение, оно связано скорее не с желанием, а с приятным родством наших редких встреч. Это то самое безмятежное постоянство, которого я жажду.

Давай придумаем возможное будущее. Ты будешь лежать рядом, наши тела порознь, невозмутимый партнер, едва уловимое присутствие. Когда эта незначительная пропасть станет невыносимой, ты приблизишься и положишь голову мне на плечо и, может быть, ляжешь поверх моей бесчувственной плоти. Ты закроешь глаза на эти равнодушные объятия и снова убаюкаешь себя переживаниями.

Как я могу просить тебя отправиться в это умозрительное путешествие?

Как печально воображение.

Направь меня по новому пути. Я буду послушен.

На переднем крае просветительства

Абдель не хотел быть никому ни за что обязанным, в то время как я, по необходимости, стремился располагать к себе других людей, я зависел от них.

– Не будь высокомерным, – говорил я ему, – Не все можно поделить на черное и белое, Абдель. Умение чувствовать тонкости необходимо, чтобы понимать жизнь.

Он любил выводить людей из себя. Например, он сказал моему брату, специалисту по вычислительным системам, что в программе, которую тот написал, была ошибка. Абдель даже не смог бы включить компьютер! Этого смутьяна интересовала реакция моего брата.

Перед аудиторией людей с ограниченными возможностями он выбрал одно особенно пострадавшее существо, тело которого было сильно искривлено, и заявил: «Проще инвалиду найти работу, чем арабу».

Мертвая тишина.

– Шучу, конечно!

Вся комната взрывается от хохота.

Основные принципы философии Абделя: все дурят друг друга; смерть неизбежна; все остальное – просто комедия. И самое главное, не участвуй ни в каких политических акциях. «Это пустая трата времени, они все продажные».

– Как насчет молодых мусульман, убивающих себя во имя свободы и справедливости?

– Ладно, но для них это значит совсем другое: в мире, где я живу, все воруют, дома поджигают, стариков оставляют умирать в одиночестве, кругом секс, – для них все такие. Так что я стараюсь получить максимум от всего, я делаю свое дело, и если это раздражает других людей, тем хуже для них.

Ставок больше нет!

– Месье Поццо, почему бы нам не начать свое дело?

– В моем состоянии? Я отошел от дел. И вряд ли захочу чем-то заниматься.

– Мой друг – владелец автомастерской, он гребет бабки лопатой. Когда людям нужно починить тачку, с них можно брать деньги за что угодно.

– Это не бизнес, Абдель, а мошенничество. Чтобы преуспеть, нужно найти новое направление. А поскольку мы с тобой не автомеханики, надо подумать о тех услугах, которые мы можем предложить.

– Видите, – улыбнулся Абдель. – Вы все еще в теме.

Наконец я кое-что придумал во время бессонных ночей. Исключительное долгосрочное предприятие, которое устроит меня и будет по вкусу Абделю. Его знания механики ограничивались бесконечными авариями, в которые он попадал. Однако он в течение года занимался доставкой пиццы. Как насчет компании по прокату автомобилей, которая будет доставлять машины к дому клиентов?

Абделю понравилась идея.

– С доставкой не будет проблем. Надо будет охватывать весь Париж, круглосуточно, семь дней в неделю. У меня как раз есть ребята для такой работы.

– Абдель, смена должна длиться восемь часов.

– Нет, мои ребята так не работают.

Я попросил познакомить меня с командой: двадцатилетний добродушный гигант по имени Ясин; Юсуф – чернокожий парень того же возраста, родом из Алжирской пустыни; Джебар – самый старший из всех и неразговорчивый; и наконец Альберто – двадцатипятилетний итальянец марокканского происхождения. И не забудем об их трех питбулях.

– Они похожи на маньяков, – заявил я после их ухода. – Где ты их нашел?

– Мы вместе сидели.

Команда распространила десять тысяч листовок. Абдель, назначивший себя директором-распорядителем, раздавал команды направо и налево. Когда я выразил сомнения, он ответил, что в его стране с работниками обращаются именно так. Подчиненные, казалось, и бровью не повели. Ничего удивительного, они боялись физической силы своего начальника и склонности применять ее, чтобы достучаться до них.