Филипп Поццо ди Борго - Второй шанс (ЛП)

*

Мне было интересно, смогу ли я любить кого-нибудь, не погружаясь в прежнюю суматоху. Смогу ли я выжить в этой безжизненной пустыне, где похоронено столько кочевников. Казалось, что многие люди, как и я смотрели вверх на эту чистейшую голубизну неба. Я дрожал под палящим солнцем, редкие журавли прокладывали свой путь по небу, было еще не слишком поздно.

*

Пышные кусты бугенвиллеи[78], алый водопад из вьющихся роз, шепот облицованного мозаикой фонтана, дрожащие оливковые деревья – не это ли волшебство я видел ежедневно? Наконец я мог прекратить борьбу.

Хотя мысль уже была сформулирована, я ненавидел себя за ее беспечность. Как я мог размышлять о поверхностных вещах? Я должен искать противоречия. Я должен улучшить мир. Я должен быть более сострадательным, идти в трущобы, чтобы поднять на ноги умирающих, дать приют сиротам, остановить волну революций. Я дремал среди затихающих звуков. На рассвете вмешивались незнакомцы - тормошили меня и видели, что я начеку. Каждый день я изучал палитру несовершенства и выбирал ничтожные действия, которые должны успокоить меня.

*

И все же я до сих пор искал любовь. Стремление к непознанному отвлекало меня от грусти. Каждое утро мимо моей пальмы проходила, не глядя на меня, красивая женщина с упругой грудью. Если бы только она взглянула. Однажды я встретился взглядом с берберкой и напряженно смотрел в ее зеленые глаза, пока запрет и обычай не разорвал эту связь. В другой раз я сказал что-то неразборчиво грустной рыжеволосой женщине, с улыбкой, отошедшей от меня. Магия женщин приносила мне облегчение.

*

Однажды утром я проснулся с легким сердцем и отправился на прогулку, чувствуя себя обновленным. Прекрасная мечеть Кутубия [79] возвышалась над городом. Клубы пыли поднимались в воздух. Печаль ослабила свою хватку. Я присоединился к молитве имама. Верующие высыпали из мечети и преклонили колени на дороге. Нищие припали к земле и протянули руки, каждый повторял свой напев. Я смотрел, как чистильщик обуви рекламировал свои услуги, выбивая дробь по ящику. Морщинистый сказитель с белой бородой притягивал толпу. Время от времени кто-нибудь обращался к нему и поднимал руку с банкнотой между пальцев, и поскольку этот ритуал предвкушения возникал вновь и вновь, толпа росла. Дюжина слепых стариков пели в унисон с вопросительными интонациями, их глаза закатились и смотрели в небеса.

В глубоком трансе народ гнауа[80] был истинно свободен, кисточки на их колпаках судорожно колыхались, словно флаги восстания, и заклинатели змей играли в такт с ними.

Воробьи и голуби кружились в пыли и дыме от грилей. Продавцы воды выливали сверкающие струйки, пока колокольчики на их широких красных шляпах бились от колебаний воздуха. Я хорошо себя чувствовал в этой анонимной толпе. Я был частью этого танца и не чувствовал сожалений. Я понимал, как запечатлеть себя в этом моменте, чтобы я смог стать частью структурированного хаоса. Я присоединился к анонимной игре взглядов, позволил себе плыть, невесомо, по этой зыби, откликающейся на каждую мелочь. Нужно разбить время на еще более мелкие промежутки, покинуть одну секунду, чтобы погрузиться в другую, без сожалений или ожиданий, просто с ощущением чуда от самого факта повторения. Наконец-то я чувствовал, что существую в своей неподвижности, подхваченный новым ритмом. Я стер все воспоминания: я никогда не существовал, я никогда не буду существовать, я просто существую в этот момент времени.

Нефертити, богиня несбыточного, плыла над сквером; женщины закрыли лица вуалью, мужчины рыдали.

*

Впервые в моей пустой памяти, за моими веками возник луч света. Я долго смотрел на барханы и жаркое марево. Я погрузился в этот новый вид летаргии и увидел... увидел ее. Не тебя.

*

Клара,

твое письмо в красивом конверте уже прибыло. Не сердись на меня больше.

Лалла Хадиджа

Я увидел ее в толпе, которая разбежалась в поисках укрытия от внезапного ливня. Она проплыла через площадь между покинутыми телегами и ржущими в испуге лошадьми. Аллея пальм кланялась ее беззаботной походке. Казалось, она скользит, хрупкая фигурка, не обращающая внимания на бурю. Флаги королевского дворца хлопали на ветру. Луч света пронзил облака, выбрав ее. Ребенок протянул к ней руки, а потом они оба исчезли.

Несколько людей отважились выйти на площадь, слепой возобновил свои жалобы. Продавец воды проклинал дождь. Должно быть, в тот неправдоподобный момент я видел сон. Вспышка благодати осветила привычный ход событий. С этого момента я стал ждать ее возвращения.

*

Лихорадка и жжение отделили меня от всего. Обеспокоенная моим затворническим молчанием, одна знакомая пригласила меня в свой рияд. Я лежал возле фонтана в патио. Длинные и прохладные пальцы ласкали мое лицо, мелодия унесла меня прочь. Когда я огляделся, красавица с ребенком проходила по аллее, ступая между норовистыми лошадьми. В конце концов, она открыла свою улыбку и сказала, что ее зовут Хадиджа. У нее были темные глаза. Рука ее маленькой дочери Сабах лежала на моих пальцах.

– Привет, – улыбнулся я ей, – я твой крестный отец.

Дочь Египта и Судана, она унаследовала свой крутой профиль у античного барельефа. Она нашла Сабах на берегу реки. Своими длинными руками она ткала сабри, шелк из кактуса, растущего в пустыне, когда ее похитил король из династии Алморавидов, умерший в стенах Марракеша.

С тех пор красавица пустыни и ребенок реки каждый день были у моей постели. Я рассказывал истории этим невероятно темным глазам. Сабах не понимала меня, но все равно улыбалась, ее мать это поощряла. Я попросил ее спеть мне. Иногда я узнавал напев французской детской песенки и подпевал ей, бормоча те кусочки, которые помнил. Сабах смеялась. Когда она вернулась из школы, она показала мне свою тетрадь с каллиграфическим арабским письмом и латинскими буквами. Я поздравил ее, она хорошо потрудилась. Однажды она спросила меня, когда мне станет лучше. «На это нужно время. Но ты можешь помочь мне».

Хадиджа села за стол, чтобы сделать несколько рисунков, а потом взяла меня за руку. Поначалу она ничего не сказала, а потом мягко опустила свою голову на мое ноющее плечо. Ее рука мягко коснулась моей щеки. Я поцеловал ее в лоб и закрыл глаза, вдыхая ее лимонный запах. Она заснула. Я наблюдал за ней, тронутый такой доверчивостью. Луч солнечного света открыл ей глаза, она улыбнулась и прижалась плотнее. Мы остались в той же позе, хрупкие и полные надежды. Она нежно меня поцеловала.

Мы уехали к берегам озера Лалла Такеркуст [81]. Вокруг лежали вечные снега. Сабах купалась, мы плыли по течению; рыбацкие лодки лежали без дела вдали, несколько чаек лениво парили над нашими головами. Бог зачах. Я вычеркнул Клару. Беатрис была ослепительна. Хадиджа твердо направляла меня к прохладным водам.