Леонид Каганов - Диалоги рептильного мозга

После второй рюмки Вахоткин вдруг обвел присутствующих неожиданно протрезвевшими глазами:

— Господи, как мы все постарели, один вот даже умер! Только я молодой, мне всего тридцать семь.

— Встань и скажи красивое, чтоб меня рядом с тобой зауважали! — пихнула его локтем Галка. — Ты же писатель!

Вахоткин налил рюмку и встал.

— Никогда не любил Генку, — медленно начал Вахоткин, словно пробуя на вкус каждое слово. — Он уже в школе был плохим парнем. Всегда вывернется, подставит другого, проедет за чужой счет. Но это был наш Генка! И сегодня мне горько. Горько, потому что если даже такой умер, не смог вывернуться и подставить другого, то уж мы — мы-то точно все умрем. Какой я вижу выход на нашей Земле? — Вахоткин помолчал и поднял рюмку высоко вверх: — Смотрите, у меня рюмка!

Генерал на том конце стола трижды хлопнул в ладоши. Следом захлопали коллеги.

— Мне бы уметь так красиво говорить, как ты! — всхлипнула Лизавета. — А то не все видят, насколько я убита горем!

Некоторое время ели молча.

— Ну, как говорится в таких случаях… — произнес сослуживец, вставая с рюмкой, — хорошо, что не меня!

Его коллега говорил долго и красиво:

— Ты мог быть хорошим солдатом — жаль, что не было войны. Ты мог быть хорошим другом — жаль, что дружить нам было не о чем. Покойся отныне в земле, Геннадий Иванович, сука ты такая!

Потом встал генерал.

— Но мы, — сказал генерал, — им это так не оставим. Они умоются кровью, и меня представят к ордену. Так что не зря ты погиб, Самохин, а для большой пользы.

Наконец встала Лизавета. Она долго промокала салфеткой глаза. Все ждали.

— Гена, Геночка! — всхлипнула Лизавета. — За что ты со мной так? — она сделала глубокий вдох и с надрывом продолжила: — Как ты мог со мной так поступить?!! Я же всё для тебя делала! Всё, что положено! И хозяйство! И уют! И минет! К кому мне теперь ползти на четвертом десятке?! Ты обещал свозить меня в Японию! Получается, наврал? Обещал, что летом купишь нам яхту в Симферополе! Я всех подруг пригласила на свою яхту! Я была московская светская львица! И кто я теперь?!! — она горько всхлипнула: — Паук черная вдова?!! Я поверила в тебя! Я сделала на тебя ставку! Самую главную ставку жизни! Я сдала тебе в кредит свою молодость! Я-то, дура, думала, ты его будешь возвращать мне всю оставшуюся жизнь! А ты… ты использовал меня! Сорвал вишенку с торта, выжал, бросил и сбежал! Ты обманул меня, Гена! Бросил погибать в нищете! Нормальные люди оставляют любимым бизнес! А твой бизнес висел на твоих погонах! На что мне жить, когда закончатся доллары в сейфе? Коттедж сдавать дачникам?! Вернуться к маме в Джанкой? Я ненавижу тебя!!!

— Очень завидую, какая вы сильная! — уважительно сказала ей Светка. — Дай нам бог, чтоб такое сильное горе случалось только у таких сильных женщин. Потому что я бы не пережила. Но у меня сейчас вариант поинтересней…

Дальше помню отрывками: был слишком пьян.

Помню, что пошел в туалет, а он оказался на первом этаже. Помню, что потом решил выпить кофе и остался на первом, за стойкой бара.

Помню рядом ярко одетую женщину за сорок с надутыми губами, она обратилась ко мне со словами: «Мне надо вдуть, но ты мне не нравишься», — и сразу отвернулась.

Помню, рядом громко беседовали два парня — один показывал фирменные рыбацкие блесны, еще не распакованные.

— Я, — говорил он, широко разводя руками, — офигенно крут.

— Я еще круче! — возражал второй.

— Так я вообще круче всех! Самый ловкий и самый умный. Это не обсуждается!

Я не вслушивался — любые разговоры теперь казались уныло-однотипными.

Помню, женщина с надувными губами еще много раз ко мне обращалась. «Мне надо вдуть, но ты мне не нравишься. Оцени меня и попробуй как-то уговорить, ты мужик или нет?» Или: «Мне надо вдуть, но тут больше некому. Даже такой обсос, как ты, не хочет мне вдуть? Пипееец, старушка, ну ты дожила…» Помню, я попробовал объяснить ей, что нахожусь на похоронах, а на похоронах такое не принято. «Горите вы все в аду, твари! — обиделась она. — Я поехала домой, меня дома ждет Андрюша! — Она вдруг осеклась: — Пипееец я же его забыла зарядить…»

Помню, из туалета вышел совершенно пьяный негр Хамон, увидел меня и плюхнулся рядом за стойку, а я заказал ему кофе, и мы с ним долго говорили. Он рассказывал, как служил во французском легионе, а теперь торговый представитель по медицинскому оборудованию, а я ему — что-то про Дашу и ее театр, а потом про Генку и, кажется, даже про эксперимент.

— Слушай, — сказал я. — На каком языке мы говорим?

— На французском, — ответил Хамон.

— Но я не знаю французского!

— А я русского не знаю. Я здесь всего неделю в командировке. Мне вон, — он кивнул головой наверх, — переводчицу дали.

Тут я окончательно протрезвел и попытался выяснить, что он, представитель по медицине, знает про синдром Клеймера и клиники в Германии, которые его лечат.

— Же не компром па, — растерянно ответил Хамон, тоже окончательно протрезвев. — Парле фронсе.

— Что? — не расслышал я.

— Тие тю? — Хамон удивленно оглядел меня и ушел.

Я дошел из бара прямо до дома — шел по Москве часа три, просто так, без цели. Алкоголь выветрился совершенно, и жизнь казалась невыносимой. Уже дома меня окончательно добил звонок. Позвонил мой доктор — немецкий посредник.

— Лох! — так решительно начал он разговор. — Я хочу, чтобы ты быстрее отдал свои деньги. Я волнуюсь, что дело затянется, ты с кем-то посоветуешься и передумаешь. Очень хочу, чтобы ты передал мне их прямо сегодня! Мне это важно, а то потом билетов в Таиланд может не быть!

Я молча сбросил звонок и заблокировал контакт доктора.

Прав был Генка.

Ну вот и всё, подумал я. Нет никакого доктора, никакой клиники, никакой надежды. Друга нет, денег нет. Таинственной лаборатории нет. Работы больше нет. И не найти другую — я же теперь общаться с людьми не умею. И Даши у меня тоже нет. Через две недели она вернется и… как мы с ней будем говорить? Она откроет рот — и какую правду я услышу? Кто тебя так мерзко постриг? Я отлично провела время, весь наш театр на гастролях так трахается, как тебе и не снилось? А я ей что скажу? Твоя любимая особенная дочь — проблемный урод, я ее ненавижу и никогда не полюблю? Мне на нее плевать, я врал тебе в сообщениях, что слежу за ней, кормлю, вожу в школу, а сам…

Я вдруг похолодел.

Не может быть!!!

Да сколько же времени прошло?! Три дня?! Четыре?!! И все это время Настюшка сидит там одна?! Без еды?! Без школы?!

Через три минуты я уже был в такси и мчался на север города.

Отперев дверь, я влетел в комнату.

— Настюшка! — закричал я с порога. — Настюшка, как ты?

Настюшка вышла из комнаты.

В одной руке у нее был любимый плюшевый медведь, в другой — третий том старой советской энциклопедии.