Юкио Мисима - Жизнь на продажу

При этой мысли Ханио вздрогнул.

А вдруг Рурико в самом деле убил он? С учётом сюрреалистичного характера всей ситуации не мог ли Ханио, поддавшись гипнотической силе странного человека в берете, сам того не ведая, убить девушку? Может, он совершил это в ту ночь, когда якобы спал беспробудно?

Не связано ли его решение выставить свою жизнь на продажу с этим убийством?

Нет, это бред! Он здесь совершенно ни при чём.

Ханио разорвал все нити, связывавшие его с обществом.

Но если дело обстоит так, что насчёт связанных с Рурико сладких воспоминаний, не дающих ему покоя? Каков тогда смысл физической близости с ней, доставившей ему такое удовольствие? Да и существовала ли Рурико на самом деле?

Он решил больше не ломать голову по поводу своего участия в этой истории.

«Чем бы заняться сегодня вечером?» — подумал Ханио. Человек, продавший свою жизнь за сто тысяч, наверняка сумеет её перепродать.

К выпивке Ханио не тянуло — слишком банальное занятие. Неожиданный импульс заставил его взять с буфета мягкого игрушечного мышонка с потешным выражением на мордочке. Его когда-то подарила ему знакомая девчонка, занимавшаяся изготовлением таких игрушек.

У мышонка была острая, как у лисы, мордочка, из кончика носа торчали редкие волосинки. Чёрные глазки-бусинки… В общем, ничего особенного, таких безделушек полно. Единственное — мышонка упаковали в прочную белую смирительную рубашку. Лапки его были спелёнуты так туго, что пошевелить их не было никакой возможности. На груди мышонка красовалась надпись по-английски: «Осторожно: пациент буйный».

В том, что мышонок не может двигаться, виновата исключительно смирительная рубашка, рассуждал Ханио. Результатом его логических умозаключений стал вывод: заурядная внешность мышонка связана с тем, что он ненормальный.

— Ну что, дружок? — обратился к мышонку Ханио, но ответа не услышал. Может, он мизантроп?

Выяснять, к каким грызунам относится мышонок — к деревенским или городским, Ханио не собирался, и всё же было ощущение, что его выманил в Токио из глуши какой-то его пронырливый собрат. Большой город обрушился на мышонка всей своей тяжестью и раздавил. Из-за этого у него, страдающего от одиночества, наверное, и случилось помешательство.

Ханио решил, не торопясь, поужинать с мышонком.

Устроил его на другом конце стола, заткнул салфетку за смирительную рубашку и стал готовить еду. Свихнувшийся мышонок сидел как пай-мальчик и ждал.

Подумав, чем бы таким угостить мышонка, Ханио взял сыр и кусочек стейка и мелко нарезал, чтобы тому было легче работать своими острыми зубками. Положив в тарелку свою порцию, уселся за стол.

— Ну же, дружок! Ешь, не стесняйся, — посоветовал Ханио.

Мышонок не отвечал. Похоже, кроме проблем с головой, у него ещё было несварение желудка.

— Эй! Ты чего не ешь? Я так старался, готовил. Не нравится, что ли?

Ответа, естественно, не последовало.

— Может, ты под музыку есть любишь? Красиво жить не запретишь. Сейчас заведу что-нибудь спокойное, чтобы тебе понравилось.

Он встал из-за стола, включил стерео и поставил «Затонувший собор» Дебюсси.

Мышонок по-прежнему угрюмо молчал.

— Ну ты чудак! Ты же мышь, лапы тебе не нужны, чтобы есть.

Молчание. Ханио вдруг вышел из себя:

— Стряпня моя не нравится? Тогда получай. — Он схватил тарелку с кусочками мяса и ткнул её мышонку прямо в морду.

От толчка тот сразу свалился со стула на пол. Ханио поднял мышонка двумя пальцами:

— Что такое? Никак, сдох? Немного же тебе надо. Не стыдно, а? Эй! На похороны не надейся. И поминать тебя не буду. Мышь — она и есть мышь. Твоё место в какой-нибудь грязной норе. От тебя живого толку ноль. Да и от дохлого тоже.

С этими словами он зашвырнул мёртвого мышонка на буфет. Потом положил в рот кусочек стейка с мышиной тарелки. Мясо оказалось очень вкусным, сладким, как конфета.

Слушая Дебюсси, Ханио погрузился в раздумья:

«Со стороны всё это, верно, выглядит как дурацкая игра, затеянная одиноким человеком, желающим избавиться от одиночества. Но когда одиночество превращается во врага — это страшно. А для меня оно — помощник, союзник. Тут и сомнений быть не может».

В этот момент в дверь кто-то еле слышно постучал.

Ханио открыл дверь. На пороге стояла невзрачная женщина средних лет с пучком на голове.

— Я по объявлению.

— A-а, вот оно что! Проходите. Я ужинаю, подождёте минутку?

— Извините за беспокойство.

Женщина робко вошла, оглядывая комнату.

Вряд ли какое-либо другое действие может быть импозантнее, чем покупка чужой жизни. Почему тогда у человека, явившегося по такому значительному делу, столь непрезентабельный вид?

Заканчивая ужин, Ханио то и дело посматривал на посетительницу. Судя по неуклюже сидевшему кимоно, явно не домохозяйка. Тип старой девы, преподающей английскую литературу в женском двухгодичном колледже. Круг общения у неё ограничен жизнерадостными студентками, а отсутствие на горизонте представителей мужского пола привело её к убеждению, что молодиться нечего, надо оставаться самой собой. Бывает, что такие женщины оказываются гораздо моложе, чем выглядят.

— По правде сказать, я несколько дней кряду тайком подходила к вашей двери. Но на ней висело объявление: «ПРОДАНО». Стала думать: как такое может быть? Ведь если жизнь продана, значит человека не должно быть в живых. Поняла, что на девяносто девять процентов ничего не получится, но решила заглянуть сегодня в последний раз. На всякий случай. И вижу: «Продаётся жизнь». У меня от души отлегло.

Покончив с едой, Ханио принёс из кухни две кружки с кофе — для себя и посетительницы — и спросил:

— Так что вас сюда привело?

— Даже не знаю, как сказать.

— Говорите как есть. Здесь вам не о чем беспокоиться.

— Всё равно… Не знаю даже, как сказать.

Женщина помолчала, потом прямо взглянула на Ханио широко открытыми миндалевидными глазами.

— В этот раз вы вряд ли вернётесь домой живым, если продадите мне свою жизнь. Вас это не смущает?

На её вопрос Ханио и глазом не моргнул, женщину будто покинули силы. Поджав губы, она глотнула кофе и повторила своё предупреждения. На этот раз голос её дрожал:

— Я серьёзно. То есть вы и вправду к этому готовы?

— Готов. Так что вы от меня хотите?

— Я расскажу.

Женщина смущённо запахнула на коленях полы кимоно, будто опасаясь, что в этой комнате на неё может кто-то напасть, хотя Ханио она была совсем неинтересна.

— Я работаю в маленькой библиотеке, выдаю книги. В какой именно — не имеет значения. В Токио библиотек что полицейских участков. Впрочем, это не важно. Я не замужем, времени свободного достаточно. У меня привычка — по пути с работы покупать вечерние газеты. Прихожу домой и погружаюсь в газеты. Читаю полезные советы, разные объявления: о приёме на работу, про обмен вещей и всё такое. Какое-то время была активным участником клуба общения по переписке, даже завела на почте ячейку для писем до востребования. Но я понимала, что личная встреча закончится катастрофой, поэтому через какое-то время обрывала переписку.