Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

– Я не об этом, – начал отрицать Эллиот. Он тут же дал задний ход, в чем Портер не сомневалась. Рычать Эллиот умеет, а кусаться – нет. – Просто не мамино амплуа. Прекрасно, что она счастлива, но раньше я никогда ее счастливой не видел, и это просто… Не знаю. Ее будто подменили.

– По-моему, счастливой она была и раньше, – вступил Ники. – Просто ее счастье живет в маленькой табакерке. У него есть свои границы. Лично я – за. Берди ее моложе. Когда кто-то есть рядом, это важно. Когда кто-то о тебе заботится, это важно.

– Ники, она не сиделка, она – ее подруга! – Портер не думала, что придется набрасываться на обоих.

– Знаю, Пуэрто, – мягко произнес Ники. – Но стареть – дело не простое, и те, кто стареет вместе, счастливее и живут дольше. Меня как раз тревожило, что она – одна. Конечно, вы оба здесь, а мне издалека так даже спокойнее.

– Тоже мне, святоша нашелся. – Эллиот отпил из бокала. – Для меня проблема в том, что она всегда была как кремень, вроде и мы на эту модель равнялись, понимаете? Отец умер, у нас осталась только она, и вот она такая жесткая. Такая матушка-утятушка, пасет всех своих утят, эй, ребята, вы не туда потопали, топайте сюда, хотя при этом учила нас уму-разуму.

Ники потянулся через стол и потрепал брата по щеке.

– Ты и сейчас топаешь, как утенок.

– Перестань! Тебе не понять, потому что тебя она любила больше всех. Не только она – все! Она даже не притворялась, будто и нас любит так же. Что гордится нами или что там еще. А ты знаешь, что «Джейк Джордж» – полное фуфло? – Эллиот поднял ладонь, ожидая, что Ники согласно кивнет, что тот и сделал. – Видишь? Сам знаешь. И все это знали. Но Астрид до сих пор ждет, что тебя пригласят получать премию Оскара.

– И Нобеля заодно, – добавила Портер. – Это точно. Ты у нее как был любимчик, так и остался. Сам посуди, мы оба застряли здесь, и она смотрит на нас так, будто мы не оправдали ее надежд, а ты ей даже никогда не звонишь, но у нее на глазах пелена, стоит ей произнести твое имя. Странно, что у нее на холодильнике не торчит твоя фотка!

– Да брось ты. – Ники отхлебнул пива. – Ничего такого нет.

– Еще как есть, – возразил Эллиот. Портер чокнулась с ним своим бокалом с минералкой. Может, он и не всегда ее бесит. Портер на секунду представила будущее, в котором она и Эллиот встречаются не по необходимости, а ради удовольствия. – Родители так себя вести не должны. Я могу считать, что мои пацаны – чудовища, но, по крайней мере чудовища они оба.

– Я вам вот что скажу, – заговорил Ники. – Они вели себя со мной по-другому, потому что сами были другими. Появись у нас с Джульеттой после рождения Сесилии второй ребенок, мы были бы уже другими родителями. У тебя, Эл, были одни родители, согласен, у Портер – другие, а у меня уже третьи. А чисто внешне они выглядели одинаково.

– И что, так и должно быть? Нам надо смириться с тем, что наши родители любили тебя больше, чем нас? – Щеки Эллиота раскраснелись, хотя и не было похоже, что он сердится. Портер знала за ним такое с детства, у него делалось такое же лицо, когда его команда проигрывала, потому что он прошляпил три броска, или на каких-нибудь выборах в классе выбирали не его. Все его переживания всегда были направлены внутрь. – Нет, они должны были врать. Заставить нас верить, что любят нас не меньше.

– Ты в этом не виноват, – подытожила Портер. – Я тоже.

– Прекрасно, – согласился Эллиот. – Я не виноват.

– Ладно вам, – остановил их Ники. – Разве вас кто-то винит?

– Давай спрошу тебя про другое, Эл. – Портер решила, что ледок между ними подтаял, можно топить его дальше. Она выпрямилась, хрустнула костяшками пальцев. – Венди рассказала мне про здание.

– Какое здание? – удивился Ники.

Эллиот вылил в себя остатки пива.

– Что она тебе сказала? Когда? Она тебе звонила?

– Мы с Венди вместе обедали. – Портер повернулась к Ники. – Наш старший братец купил здание на углу развязки. Только это страшная тайна. – Она поднесла палец ко рту.

Сидеть вечером в баре со своими братьями – уже сам этот факт ее опьянял, хотя она сделала всего один глоток из кружки Ники.

– На углу? Где винный магазин? – уточнил Ники, вертя головой между братом и сестрой.

– Когда-то был винный, не так давно. Мейн-стрит, семьдесят два. Рядом с пиццерией Сола. Как это Венди тебе рассказала? – Эллиот вспыхнул. – Просто я не хотел, чтобы поднялся тарарам, чтобы все лезли ко мне с советами, что надо делать, а что не надо. Я взрослый человек, и строительство – это моя работа. – Бокал его был пуст, но он все равно поднес его к губам.

– Но это же классно, Эл! – воскликнул Ники. – И что хочешь там построить? Переведешь туда свою контору? Или станешь сдавать? Построишь что-то новое? Суперновость! Будешь в центре внимания. Астрид знает? Она закатит целое представление. Всем раструбит по электронке, никого не обойдет, и все мы получим по пятьсот писем.

– Господи, – выдохнула Портер. – Будь Берди помоложе, она бы научила маму такие номера не выкидывать.

– Нет, мама не знает. Буду вам признателен, если оставите ее в неведении. Я веду переговоры с потенциальными клиентами, когда все решится, тогда ей и скажу. – Эллиот прокатил бокал по краю стола. – Ведь в любом случае мой выбор будет неправильным, поэтому и не спешу ей рассказывать.

Зазвонил колокольчик. Ники сунул руку в карман и извлек мобильник.

– Джульетта, надо ответить. Обещал ей позвонить, когда приеду, но взял и заснул.

Портер подвинулась и выпустила Ники из-за стола. Он проворно подбежал к тяжелой входной двери, толкнул ее и скрылся на улице.

Портер протянула руку Эллиоту, тот отмахнулся и поднялся на ноги сам. Они вместе прошли к бару и прислонились к сияющей глади деревянной стойки. Перед Эллиотом появился свежий бокал пива, перед Портер – новая порция минералки. Когда она в последний раз так тесно общалась с братом в вечернее время – и не вспомнить. Сейчас, в полутьме, она видела его достаточно четко, знакомый профиль, широко расставленные локти, когда нервничает. Взрослый человек все время меняет кожу, а вот скелет не меняется, сколько себя ни обманывай.

– Почему ты не хочешь ей сказать? – спросила Портер.

Быть членом семьи – это как «День сурка». Что бы ни случилось, завтра утром Эллиот все равно будет ее старшим братом, не важно, принесет ли сегодняшний вечер радость или они вдрызг разругаются, как часто бывало. Ее мама останется ее мамой. Она попробовала просчитать в уме – если у нее, Эллиота и Ники были разные комплекты родителей, эти комплекты так и оставались разными на шкале времени, вплоть до настоящей минуты? Или есть кнопка перезагрузки? Такой кнопкой стала смерть их отца, это известно наверняка. Может быть, тогда Астрид и начала меняться, а они так переживали, что не заметили?