Александр Сегень - Эолова Арфа

— Вот он!

Жжёнов хоть и носил на челе печать пережитых страданий, но оставался жизнерадостным, веселым и даже озорным парнем, хотя ему было уже под сорок. Именно то, что нужно для роли Шилова, которого Ньегес и Незримов конечно же списывали с Григория Шипова, пытаясь передать удивительный характер выдающегося хирурга, о котором говорили, что в операционной он творит чудеса. Оперируя несметное число раненных во время Финской кампании, Григорий Терентьевич в ледяных, обдуваемых ветрами палатках застудил себе все, что можно, приобрел целый набор нешуточных болезней, но не терял оптимизма и живучести.

И даже внешнее необыкновенное сходство: Жжёнов такой же невысокий и подвижный, губастый и ясноглазый, с частоколом зубов в постоянной улыбке. Познакомившись с Шиповым, Георгий Степанович сразу почувствовал сходство с ним и быстро вписался в роль.

Шилов получает повестку и отправляется якобы на сборы, а на самом деле — на Финскую войну. Глядя на испуганное черно-белое лицо жены Шилова Иры, Марта Валерьевна сердито усмехнулась:

— Неужели с этой Нинелькой у тебя ничего не было?

На роль Иры Эол еще на премьере «Садко» присмотрел Ильмень-царевну — выпускницу «Щуки», генеральскую дочку Нинель Мышкову, актрису очень красивую, при этом способную сыграть холодную и даже злую красоту, — именно то, что нужно для роли Ирины.

Шилов пытается успокоить жену, — мол, это всего лишь военные сборы, а в следующем кадре он уже в форме военврача.

А что, хорошее было бы название: «Всего лишь военные сборы». Этакая горькая ирония: ехали на сборы, а прибыли на войну, причем страшную. Но Эол понимал, что первый фильм должен выстрелить и взорваться, а потому назвал по-другому: «Разрывная пуля».

Давно знакомое Марте Валерьевне действие фильма продолжало развиваться по всем законам экспозиции, завязки, усложнения, перипетий и так далее. Прибывшего на сборы Шилова муштровал замкомдива по строевой части Фартышев, солдафон и придурок, превосходно сыгранный Николаем Сморчковым, он кричал, что научит всех любить и уважать советскую Родину, а заодно и ее доблестную армию.

Марта Валерьевна продолжала смотреть первый полнометражный фильм мужа, поражаясь тому, как он не боялся вставлять в речь отрицательного персонажа слова, полные патриотизма. Ведь за это могли не погладить по головке, а проломить светлую Эолову голову.

А раньше она этого не замечала. Все пятьдесят последних лет «Пуля» ее только бесила, она не могла видеть на экране эту мерзкую Нику Новак.

Герасимов возмущался, когда Незримов и Ньегес принесли ему сценарий:

— Да вы соображаете башками своими?

— Соображаем, но здесь как раз такая задумка... Простите, такой замысел. Ведь подлецы особенно любят патриотическую риторику, а когда приходит время проявить свой истинный патриотизм, по кустам разбегаются. Настоящий герой чужд пафоса.

— Поэтому у вас и Шилов немного смешон?

— Вот именно. Зато потом жертвует собой. Кладет себя на алтарь Отечества, не произнося при этом пафосных речей.

— Эх, ребятушки, я-то понимаю, а ведь сколько идиотов, которые не поймут, станут придираться. Идеи ваши, конечно, правильные, и ставите вы их правильно. Но слишком смело. И откуда вы взяли таких Фартышевых?

— Нам доктор Шипов рассказывал.

— Григорий Терентьевич? Блистательный хирург. Самоотверженный человек. Настоящий сибирский характер.

— Не только сибирский, наш поволжский не хуже.

— А наш испанский еще лучше.

— Гляньте на него! — смеялся над Ньегесом Герасимов. — Что-то я в составе СССР не припомню Испанской Советской Социалистической Республики.

На покровительство со стороны Аполлинариевича стоило рассчитывать. Когда ему поручили снимать фильм «Последнее прощание», о похоронах Сталина, стало ясно, кто у нас в стране киношник номер один. Хотя мудрый Глеб Комаровский сомневался:

— Это еще не факт. Как бы его следом за Сталиным не похоронили. Через полгодика.

Сомнение небезосновательное. Вон на что уж Жукова провозглашали лучшим полководцем войны, а и то года не прошло после Победы, как его осудили и задвинули командовать всего лишь Одесским округом.

Смерть Вождя Народов переживали все. Эол тоже, но морщился, когда говорили: «Как дальше? Кто будет? Что будет со страной?»

Внутренний голос подсказывал ему: кто бы ни был, а в кино что-то сдвинется с окаменелой точки, не надо разделять герасимовских опасений, наступает время смелых.

Институт он окончил с красным дипломом и принес его, как гоголевские черевички, своей невесте:

— Ну что, Ника-земляника, получай. Теперь не открутишься от загса.

Свадьбу на сей раз пришлось праздновать трижды. Сначала в Горьком с его родителями, потом в Новокузнецке с ее, и, наконец, в Москве, где в их съемную квартиру набилось народу как в плохой сценарий персонажей — переизбыток. Но всем находилось место не только где присесть, притулиться, выпить, закусить, поорать, но даже и потанцевать. Впрочем, время стояло полноценно летнее, и танцевать выходили под окна, а захмелев, перебегали через дорогу и танцевали вокруг «Рабочего и колхозницы», малюсенькие по сравнению с шедевром Мухиной. Кавтарадзе и Кулиджанов даже вздумали полезть на постамент: кто долезет — пригласит на танец колхозницу. но бригадмиловцы, как тогда назывались дружинники, вовремя пресекли идоломахию.

Из бывших близких и друзей не пришла, естественно, Лида, а также Рыбников и Ларионова. Коля после премьеры «Садко» говорил:

— Нечего мне с этим умником якшаться. Я для него не шибко умен.

Алку после окончания института бросил Захарченко, она сильно переживала, но ею увлекались звезды кино, она увлекалась ими и кружилась, вращалась, витала. Что ей какие-то там бывшие однокурсники? Захотят, будут в ногах у нее ползать: «Снимись у нас!» Вскоре «Садко» получил Серебряного льва на Венецианском кинофестивале, теперь так и посыплются предложения не только от наших режиков, но и от иностранных.

Незримов наслаждался жизнью. Выпускник с красным дипломом, он получил на «Мосфильме» тарификацию второго режиссера с небольшой, но стабильной зарплатой, ее хватало на оплату квартиры, Ника устроилась медсестрой в ближайшую поликлинику, а если еще какие-то приработки, то вполне можно жить.

Обычно выпускник ВГИКа лишь через три-четыре года получал возможность снимать свой полнометражный фильм. Для Эола, благодаря содействию Герасимова и Твардовского, сделали исключение. Весной 1955 года намечалось не только десятилетие победы над фашистской Германией, но и пятнадцатилетие победы над Финляндией. Фильм «Разрывная пуля» утвердили. С началом 1954 года в подмосковных полях и лесах стали снимать события на Карельском перешейке, благо ни там, ни там нет пальм и кипарисов.