Александр Сегень - Эолова Арфа

Через несколько дней после Нового года все рванули в «Ударник», на премьеру фильма с Ларионовой в главной роли. Когда лента кончилась и зажегся свет — слезы зависти в глазах у девушек, искры восторга в глазах у ребят, особенно, конечно, у Рыбникова, вот, мол, в какую великую актрису я влюблен! Вызванную на сцену кинотеатра съемочную группу встречали бешенством аплодисментов.

Потом Эол и Ника вышли из кинотеатра на морозный январский воздух и увидели всю их институтскую компанию, замершую в ожидании.

— А что это вы на меня уставились? — удивился Незримов.

— Давай выкладывай! — с вызовом потребовал Рыбников.

— Чего вам выкладывать?

— Твое мнение. Ты же у нас главный эксперт в области современного киноискусства.

— Ах, вот оно что! — Эол с усмешкой глянул на однокурсников. Ларионова стояла между Рыбниковым и Захарченко, держа обоих под руки. Глядя ей прямо в лицо, Незримов собрался с мыслями и заговорил: — Хороша! Удивительно хороша. Невозможно оторвать взор. Какая роль, какое великолепное исполнение!

— То-то же, — хмыкнул Коля.

— Я говорю о птице Феникс, — ехидно продолжил потомок богов. — Потрясающая актриса. И совершенно неизвестная. Кто такая? Алла, ты должна знать.

Ларионову словно кипятком облили.

— Великолепная комбинированная съемка, птица с лицом восточной красавицы в необычном головном уборе. Играть приходится одним лицом. И при этом как сыграно! Самые лучшие кадры во всем фильме. Ал, кто она такая?

— Мне почем знать? Я с ней в одних дублях не снималась, — ни жива ни мертва, ответила Ларионова.

— Слушай, ты, критик румяный! — взвился Рыбников. — А про Любаву?

— Про Любаву?.. — Он оценивающе еще раз пробежал взглядом по лицам однокурсников: будут ли его бить, и если да, то как сильно? Нет, не будут. Девчонки не дадут. Они все обзавидовались Ларионовой, а он может им дать шанс отыграться. — Любава ничего так. Но скучновата. Без драматургии. Смотрит печально своими красивыми глазищами и страдает. Но страдает как-то так, что не особо веришь. Платье неудачно подобрано, подчеркивает отсутствие у Любавы талии и излишнюю полноту. К тому же Любава замужем, а ластится к Садко.

— Чего это она замужем? — пылая гневом, спросила Ларионова.

— У нее две косы, — с видом ученого знатока ответил Незримов. — Испокон века девушки Древней Руси заплетали одну косу, а когда выходили замуж, то две.

— Ты чё, в Древней Руси, что ли, был? — выкрикнула Ларионова.

— Не обязательно. Есть такое изобретение, состоит из множества бумажных прямоугольников, на которые нанесены краской буквы, называется «книга», очень во многом помогает разбираться.

Обстановку совершенно неожиданно разрядил призыв актера Столярова, исполнителя роли Садко:

— Аллочка! Вы едете с нами? Мы вас уже обыскались!

В Ларионовой словно перевернули страницу, с мрачной — на радостную. Она тотчас выдернула руки из-под локтей Рыбникова и Захарченко:

— Ой, ребята, извините! Не могу вас с собой позвать на банкет. Иду-у! — И она ускрипела по морозному снежку на зов своего Садко. И тем спасла Эола от получения по морде.

— Да, братцы купцы новгородские, — воскликнула Меньшикова, — бросила вас Любавушка!

Рылом не вышли, чуть не ляпнул Незримов, но сдержался. И отмечать премьеру все отправились в общагу. В трамвае разговоры продолжились.

— А в целом как тебе кино? — спросил Рыбников, все еще злой, но уже больше на Ларионову, чем на Эола.

— По большому счету не кино это вовсе, — ответил Незримов. — Развлекуха. Для детей сойдет, а зачем это нам смотреть? Я не вижу смысла. Садко весь под слоями грима, и подозреваешь, что под ним мужик лет шестидесяти. Как-то все нарочито. И опять-таки по старинке.

— А тема любви к Родине? — сурово спросил Кулиджанов. — Разве она не спасает?

— Тему любви к Родине нам самим пора спасать. От всякой дешевки и фальши, — ответил Эол.

В один из дней того последнего курса во ВГИКе Герасимов взял его под локоток:

— Дай-ка мне тебя для разговора.

Они медленно побрели по коридору.

— Послушай, Эол, давно хочу кое-что сказать тебе. Видишь ли, я очень ценю в тебе такое качество, как откровенность в высказываниях. Но обязан и предостеречь тебя: не всегда бравируй этим. Кино — искусство коллективное, многое зависит от того, сколько человек затаили на тебя обиду и готовы при случае сделать подножку.

— Сергей Аполлинариевич...

— Не перебивай. Режь свою правду только тогда, когда что-то принципиально важное, решающее. И лучше принимать решение, особо не распространяя своих мнений.

— Не вполне понимаю.

— Допустим, тебе не нравится актер или актриса. Просто не бери ее к себе в фильм. Не надо на каждом шагу кричать об их бездарности. Зачем тебе, чтобы мстили? Заметь, что сами актеры очень редко критикуют друг друга. А почему? Потому что возьмут актрису в кино, а она и подружку с собой притянет. А если эта подружка невысокого о ней мнения, то не притянет. Актрисы еще бывают замужем за сильными мира сего. Захотят тебе выделить средства на фильм, а такая жена скажет мужу: «Этому гаду? Да ты что? Ни в коем случае!» Что для тебя важнее? Получить добро на фильм, который ты всем сердцем мечтаешь снять, или позволять себе высказывать нелицеприятные суждения? Выбирай, что главное в жизни. А главное — труд, творчество, возможность самовыражения. Вот ты раскритиковал «Сельского врача». Во многом правильно. А если бы на моем месте был Пырьев? Ты бы, голубок, не только из института вверх тормашками полетел. За тобой бы вообще могли ночью явиться: «Собирайтесь, товарищ. Брать с собой только самое необходимое».

— Спасибо вам, Сергей Аполлинариевич!

— За что? За то, что я не Пырьев? — рассмеялся Папа. — Или вот та же Ларионова. Она сейчас, после «Садко», в фаворе, стала попадать за пиршественные столы, может обзавестись влиятельным покровителем. Ты собрался большой фильм про Финскую войну снимать, а тебе скажут: «Не надо, достаточно. Теперь снимайте кинокомедию о процветающих чукотских казаках». Понимаешь?

— Хорошо, я подумаю над вашими советами.

— Ну и ладно, давай чеши к своей крале. Кстати, может, ее во ВГИК принять? Мне понравилось, как она в «Кукле» сыграла.

— А как же Мордюкова?

— Ах ты сволочь! Катись отсюда, пока цел! — И Герасимов, в шутку возмущаясь, толкнул его в спину.

Главным героем «Разрывной пули» стал доктор Шилов в исполнении никому тогда не известного актера Георгия Жжёнова, лагерника, только что вернувшегося из норильской ссылки.

Незримов настойчиво искал на роль самоотверженного хирурга какого-нибудь удивительного человека, и Герасимов сосватал ему такого. Георгий Степанович — выходец из крестьянской семьи, переселившейся в Ленинград, и он родился на Васильевском острове за два года до революции. Окончив школу с математическим уклоном, пошел в эстрадно-цирковой техникум, но будущего акробата внезапно приметил дракон кино и проглотил без остатка. С семнадцати лет стал сниматься в эпизодах, перешел в техникум сценических искусств, а там-то как раз и преподавал Сергей Аполлинариевич. В его «Комсомольске» Жжёнов тоже сыграл эпизодическую роль, а сам фильм сыграл в судьбе парня роль роковую. В поезде из Ленинграда в Комсомольск-на-Амуре Гоша подружился с американским дипломатом, на него чирикнули донос, далее — арест, пять лет исправительно-трудовых, и — здравствуй, Колыма, что названа черной планетой. Народ сражался с Гитлером, а кто-то, как Гоша, — с тяжелыми каторжными условиями. Когда срок кончился, его легко поставили в известность, что накинули еще два года за просто так. С 1944 года играл в магаданском театре; освободившись за два месяца до победы, продолжал там выступать. По ходатайству Папы его направили на Свердловскую киностудию, но грянуло «ленинградское дело», под которое для массовости подгребали многих, и подгребли заодно и Степаныча. Хорошо, что не на каторгу, а только в ссылку. Четыре года играл в норильском Заполярном драмтеатре, где подружился с другим ссыльным, в отличие от него, героем войны. Иннокентий Смоктунович прошел Курскую дугу, форсировал Днепр, освобождал Киев, попал в плен и бежал из него, освобождал Варшаву, а после войны геройского гвардии сержанта Смоктуновича выслали в Норильск как побывавшего в плену и потому неблагонадежного. Во время борьбы с космополитизмом директор Заполярного театра попросил его сменить фамилию, и герой войны Смоктунович превратился в Смоктуновского. С Жжёновым они вместе сыграли немало ролей, потом судьба их разбросала, Георгий вернулся в родной город, поступил в Ленинградский областной драмтеатр, здесь Герасимов свел его с Незримовым, и Эол сразу так и ахнул: