Якуб Малецкий - Дрожь

Он исчерпал арсенал ругательств и перестал колотить по рулю. Украденные номера засунул в канализационную решетку, а машину оставил недалеко от пункта проката. Деньги переложил в рюкзак.

Написал Себастьяну, затем зашел в гастроном и купил самый дорогой алкоголь из тех, что там были.

Из происходившего в последующие дни Себастьян помнил немногое. Съемные апартаменты в отеле «Меркюр», волнистый потолок, гладкая кожа, которую он пытался целовать и с которой слизывал кокаин, рябое лицо сутенера, ждущего на кухне, алкоголь, пропитавший постель, холодные объятия унитаза, мягкое прикосновение ковра к щеке, шелест банкнот, засовываемых в трусы, какой-то шепот над ухом, какие-то голоса, лица, тьма и свет, но больше темноты.

Он попросил будить его ежедневно в семь утра и пешком продирался через город. Люди на остановках, люди у пешеходных переходов, люди в трамваях, автобусах, машинах, стиснутые в давке, везде. Он обходил их с больной головой и мечтал, чтобы они хоть на миг исчезли. Перед появлением на работе клал в рот несколько конфет «Ментос» или мятных жвачек. Включал компьютер и старался не уснуть. Работал медленнее, но работал. Слушал других менее внимательно, но слушал. Его было немного меньше, но он был.

Крики разразились лишь в четверг. Хлопали двери, бледный директор носился по коридору, а Борус висел на телефоне. Двое полицейских провели в его кабинете полчаса. Себастьян выслушал те же угрозы и проклятия, что все остальные коллеги, а потом наблюдал в окно, как Борус исчезает в полицейской машине без опознавательных знаков.

Теперь он работал еще медленнее. Следил лишь за тем, чтобы не опаздывать и не уходить раньше времени. Не подходил к телефону, электронные письма удалял, не читая. Полиция допросила его в пятницу, как и других сотрудников.

– У вас есть доступ к системным паролям господина Шимона Боруса? – спросил высокий функционер с лицом бывшего хулигана.

– Есть.

– Откуда?

– От господина Шимона Боруса. Как у всех.

– Вы пользовались ими в понедельник?

– Пользовался.

– С какой целью?

– С обычной. Открывал кредиты, делал переводы.

– Открывали ли вы кредит на сумму полмиллиона злотых на имя Павел Палиньский?

– Нет.

Несколько раз спрашивали одно и то же, забрасывали неожиданными заявлениями, а потом спрашивали снова, долбили и копали, однако ничего не выдолбили и ничего не выкопали. Под конец полицейский с бандитским лицом положил руки на стол и заявил:

– Не знаю, каких фильмов ты насмотрелся, но невооруженным взглядом видно: врешь, как дышишь. Проблема в том, что нет никаких поводов задержать тебя на двое суток. Но поверь мне, радоваться нечему. Раскрываемость таких дел составляет примерно девяносто процентов, поэтому скорее всего ты и так предстанешь перед судом. А даже если свезет попасть в те десять процентов, наживешь себе лютого врага. И когда-нибудь он выйдет. Три, максимум пять лет. В любом случае невесело, приятель. Так что можешь признаться сейчас или все только усугубишь.

– Это правда не я, – возразил Себастьян, после чего его отпустили.

В тот же вечер от Боруса пришло СМС: «Я знаю, что это ты. Тебя все равно схватят. Если признаешься, получишь условный срок».

Не ответил. В понедельник Гося сказала, что получила идентичное сообщение.

– Господи, как он мог это сделать? – вздохнула она. – Блин, Себастьян, что должно сидеть в человеке, чтобы ему в голову пришло такое? Это же кража, черт побери. Пятьсот тысяч злотых! Ну скажи, кто ворует такие деньги?

Себастьян развел руками. Изначально он планировал украсть миллион, но полномочия руководителя отдела ограничивались пятьюстами тысячами. Каждую транзакцию на бóльшую сумму должен был подтверждать директор филиала.

А он вроде был вполне порядочный.

По ночам его охватывала дрожь. Мучили спазмы. Жираф объяснял это нехваткой магния.

Алкоголь казался все менее вкусным. Наркотики действовали все слабее. Еда вызывала отвращение.

Он не мог пойти в роскошный ресторан и спустить тысячу злотых на ужин. Не мог купить костюм, сшитый на заказ. Не мог тратить деньги на вещи, о которых не имел ни малейшего представления.

Поэтому тратил, как умел.

– Смотри-ка, Жираф, всю жизнь я мечтал о море бабла, и вот оно передо мной, а что с ним делать, не знаю, – признался он однажды вечером, когда ушли проститутки.

Рядом с ним на кровати валялась початая бутылка виски, смятая пачка из-под презервативов, пара журналов и коробка от пиццы.

– Так купи себе что-нибудь, – посоветовал Жираф, включая телевизор.

– Только что?

– Не знаю, квартирку, например.

– И не успею оглянуться, как ко мне придет налоговая.

– Тогда, может, хотя бы дорогущий велосипед. Или сделай татуировку на всю спину, не знаю. О, можешь полететь в путешествие.

– Тоже накроют.

– Из-за нескольких тысяч? У сотрудника банка, наверно, может быть такая сумма.

Себастьян решил, что и правда, пожалуй, может. Кроме того, близился двухнедельный отпуск, запланированный еще в начале года. В субботу он встал в час дня, принял душ и отправился в ближайшую турфирму. Все места, о которых энергичная пухлая женщина за сорок рассказывала с мастерски симулируемым возбуждением, казались ему одинаковыми. Он спросил, какой тур самый дорогой. Эквадор и Галапагос. Шестнадцать тысяч без одного злотого. Внес предоплату и подписал договор. Вернувшись в отель, уже не помнил, куда собрался лететь.

Тем же вечером, впервые с того дня, когда он украл полмиллиона злотых, поехал на съемную квартиру. Смотрел на город, переливающийся за окнами такси, и отказывался верить, что все это происходит на самом деле. Люди, машины, трамваи. Столько биографий, мчащихся в разные стороны. И зачем? Таксист не пытался с ним заговаривать. Себастьян дал ему восемьдесят злотых на чай.

Преодолевая на лифте этаж за этажом, старался не смотреть в грязноватое зеркало.

В папке с загранпаспортом нашел аттестат о среднем образовании и сложенный вчетверо лист в клеточку. Круглые завитушки из туши просвечивали сквозь бумагу. Письмо от дедушки. Он помнил, что мать давно отдала ему этот листок. Развернул его и положил ноги на стол. Пробегал глазами по строчкам, ближе к финалу стал вчитываться.

Если же я не доживу, отдай это письмо нашему мальчику и скажи, что дедушка очень его любит и просит иногда вспоминать. И время от времени приходить на кладбище. И пусть помнит о своем отце, пусть знает, что он был хорошим человеком, и не слушает, что о нем будут говорить другие, ведь они не знают. Напоминай ему об этом и передай, что плохие люди лишили его отца, – возможно, когда-нибудь, когда вырастет, он найдет их, хотя пока это никому не удалось.